Аноним: В книге «Старец Силуан» архимандрит Софроний (Сахаров) пишет о том, что новый или старый стиль – это явление космическое; и не стоит нам из-за земного и несущественного, нарушать главное – любовь?
О.Серафим: Не знаю кому принадлежат эти слова, и по какой причине они точно сказаны. Действительно стиль в церкви – это обрядовая сторона, а обряды в церкви всегда могли изменяться, если была на то нужда в жизни Церкви. Ибо обряд, каноны и правила, носящие временный характер, менялись и всегда могут быть изменяемы, если есть на то нужда в жизни Церкви. Но причины по которым это происходит могут быть разные.
И если речь идет о любви, то по любви и надо поступать. Ты, например, понимаешь, что стиль это не существенное; а ближний не понимает, соблазняется и отпадает от Церкви. То прояви любовь, поставь ее выше земного, космического: отвергни тот стиль, который соблазняет брата твоего. Сам первый покажи, что стиль это чисто земное, несущественное; а главное – это любовь.
А в жизни получается всё совсем наоборот: новостильники прилепились сами к новому стилю и отвергли любовь. И таким образом показали себя обрядоверами-новостильниками. Если стиль это земное, то зачем тогда нужно было его менять? Если это действительно нужда в жизни Церкви и по этой причине решили поменять, — то делать это надо по любви, но не заставлять насильно. Ввели новый стиль: кто хочет, принимает, а кто не хочет, пусть остается на старом. А потом постепенно это людям и разъяснять. Вот это и будет в духе любви. Но когда ввели новый стиль, то люди стали смущаться, так как стали заставлять насильно, начались расколы. Устроили гонения.
Если бы для тех, кто ввел новый стиль, главное было любовь, а стиль всё равно какой, то они и поступили бы по любви, — ради немощных в вере или сами остались бы на старом стиле, или других не заставляли насильно. А если стиль это ерунда и мелочь, то зачем его надо было менять!? Жили так всегда, – и дальше бы прожили.
В Церкви реформы делаются и вводятся по нужде, для удобнейшего спасения душ. При чем меняться может все то, что есть не главное, не существенное, носящее временный характер, в жизни Церкви.
Но зачем вводятся такие реформы, в которых нет абсолютно никакой нужды, но только смущение и расколы? Не следовало ли церковным властям, видя в этом вред для Церкви, приостановить эту реформу? Но нет, не остановили!
В России, в период реформы церковного языка (после собора 1918 г .), стали вводить в богослужение адаптированный и русифицированный язык, то делали это по любви – добровольно. Кто хотел – служил на славянском; а кто хотел – служил на русском или украинском, адаптированном языке. И в процессе все это могло совершенствоваться. И впоследствии, можно было постепенно людям объяснять, чтобы люди понимали правильно и не смущались. И по желанию, – не насилуя свободы воли человека, – кто хочет, мог бы добровольно, постепенно переходить на русифицированный или украинизированный язык, или еще какие-либо народные языки. Таким образом, реформа проходила бы постепенно, естественно, без расколов, без вреда для спасения душ. Но приход советской власти остановил все эти процессы, так как встали другие вопросы, — начались гонения на веру в Бога.
В Греции, новый стиль ввели насильно, а кто не хочет, — тем гонения, притеснения устраивают и дышат на них лютой ненавистью, но говорят, что это любовь. Тьму называют светом. От Патриарха Тихона советская власть тоже требовала ввести новый стиль. Новосвящмуч. Иларион Троицкий говорил, что новый стиль – это не страшно, это обрядовая сторона. Да действительно это так; и когда есть нужда в жизни Церкви, то можно и менять. Но он ошибался на тот момент времени, при тех жизненных обстоятельствах. Так как церковной нужды в этом не было, а происходило это по почину Советской власти, которая, вынуждая принять новый стиль, преследовала цель раскола в Церкви. Архиеп. Илларион это понял, и смирился с мнением народа. И так как народ не захотел принять новый стиль и отверг его, то и Патриарх Тихон сразу же отказался от него, сославшись на то, что народ не хочет.
Да и вообще все требования совковой безбожной власти были неспроста. Нужды в переходе на новый стиль никакой не было, – старый стиль никому не мешал. Но власть требует, – говорит, что надо. Зачем это надо? Какой смысл? Да потому, что это в Греции: первый шаг – к экуменизму, к объединению с Католическою Церковью, к объединению всех церквей. Поэтому, принятие нового стиля становится уже вопросом вероисповедным, а не просто вопросом обрядовым. А в России, – советская власть требовала это для того, чтобы в Церкви посеять вражду, ненависть, раздоры и расколы. И так как в этом не было церковной нужды, а новый стиль вводился насильно, под давлением властей, то это уже – против любви. Новый стиль, при этом, служит только лишь внешним прикрытием настоящих планов, мировых сил зла, по объединению с врагами Церкви и Христа.
То есть новый стиль, обрядовый вопрос, может быть как вопросом обрядовым. так и вопросом вероисповедным, в зависимости от обстоятельств. Так и любой обрядовый вопрос может быть вопросом обрядовым, а может — вероисповедным. И зависит это от обстоятельств, цели и намерения, с которыми это делается. Ниже приводятся этому примеры:
Четырнадцать святых мучеников, в 11-м веке, а также трое мучеников Литовских, в 14-м веке, – все они отказались вкушать мясо, во время поста, которое заставляли их есть под страхом мучений и смерти. Так они и были замучены, но к мясу не прикоснулись.
А вот, как бы, противоположный случай приводит свт. Игнатий Брянчанинов: «Церковная история сохранила нам следующее событие первых времен христианства. На острове Кипре, был великой святости епископ Спиридон Тримифунтский, живший в конце третьего и начале четвертого столетия, присутствовавший на первом Никейском Соборе, муж, совершивший великие знамения. В Четьих Минеях есть житие его (см. первые числа Декабря) .
На первой неделе Великого Поста, в пятницу, пришел к нему странник, христианин. При епископе жила дочь его. Епископ говорит дочери: «Нет ли у нас чем угостить странника?» Дочь ответила: «Отец мой! Ты не вкушаешь ничего в эту неделю, и я стараюсь подражать тебе: поэтому у нас нет никакой пищи приготовленной; а есть от мясоеда остаток свиного мяса». Епископ говорит: «Поставь это мясо на стол и приготовь нам трапезу». Дочь исполнила приказание отца; Угодник Божий пригласил к столу своего гостя и сам сел с ним, чтобы вкушать. Странник сказал: «Я – христианин, – и не ем мясного в Великий пост». Епископ отвечал ему: «Потому-то, что ты Христианин, – а не жид, – и должен ты есть: мы воздерживаемся от мяса не потому, чтобы оно было нечисто, или чтобы в этом была какая-то добродетель, как воздерживаются от него жиды, но чтобы телеса наши не отягчались объедением и пьянством» («Письма к родным и друзьям», «К сестре Елизавете Александровне»; Избранные письма, п.402; Полное собрание писем, п.528).
Как это всё понимать? Мученики пошли на смерть, но только бы не есть мясо, во время поста; а свт.Спиридон добровольно наелся мяса, и притом на 1-ой строгой неделе Великого поста. И в том, и в другом случае был пост. Но по преданию и учению св. Церкви: святые мученики исполнили заповедь Божию и святой Спиридон исполнил ее так же.
Вот пример обрядового вопроса, который в зависимости от обстоятельств — в одном случае становится вопросом вероисповедным, а в другом чисто обрядовым, который можно изменять.
Чтобы правильно понять, нужно разобрать причины, знать обстоятельства того и другого случая. Святых мучеников заставляли есть мясо ради того, чтобы они этим засвидетельствовали отречение от веры. Есть или не есть мясо: это был для них вопрос – отказаться или не отказаться от веры. Вопрос вероисповедного характера. Вкушение же мяса в пост, при этом, — это чисто внешнее средство, через посредство которого должно было быть совершено отречение от веры. То есть преследуется цель не просто мясо поесть во время поста, и таким образом просто нарушить обряд; а целью является отречение от правой веры, которое должно быть засвидетельствовано внешним поступком,- вкушением мяса в пост. Поэтому мученики и отказались это делать, вплоть до мученической смерти.
В случае со свт.Спиридоном Тримифунтским дело обстояло совсем по-другому. Странник пришел с утомительной дороги, после нескольких дней строгого поста, весь ослабленный, уставший, и впереди, – нелегкая дорога. По заповеди Божией: святитель не мог его отпустить так, – не накормивши, не подкрепивши в дорогу. Так как у него больше ничего не оказалось, кроме мяса, то он и накормил его мясом. Словом и делом святитель показывает нам правильное отношение к посту: чтобы мы соблюдали его не как жиды, не как законники и фарисеи, а ради добродетели: «мы воздерживаемся от мяса не потому, чтобы оно было нечисто, или чтобы в этом была какая-то добродетель, как воздерживаются от него жиды, но чтобы телеса наши не отягчались объедением и пьянством». Для поддержания телесных сил, утомившегося и ослабленного путника, на дальнейшую дорогу, свт.Спиридон и накормил его, от всей души, тем, что у него было.
Итак, внешнее действие судится обязательно с учетом цели и намерения, — что за нужда, что за случай, и каковы обстоятельства данного дела, – к месту и ко времени ли оно.
В случае с мучениками, причина — вероисповедная. А вкушение мяса в пост, – это внешнее свидетельство отречения от веры.
В случае же со свт.Спиридоном, причина – исполнение заповеди Божией о любви к ближнему. А нарушение поста – это нарушение обрядовой, несущественной стороны в жизни Церкви, которая может быть изменяема, в зависимости от жизненных обстоятельств, если это требуется заповедью о любви к ближнему, если это необходимо для спасения душ ближних.
По установленным правилам монахам запрещено было есть мясо, но преп. Пахомий Великий истощенных от болезни монахов накормил мясом. Он нарушил букву закона, обрядовый вопрос, так как целью было исполнение заповеди о любви к ближнему, — поддержать физически ослабевших, чтобы они не впали в дух уныния и отчаяния, и так как это угрожало их здоровью и жизни. Ибо пост, сам по себе, не является самоцелью и не спасает человека, он лишь только как внешнее средство, которым пользоваться нужно благоразумно, а не безумно. И если пост вредит здоровью человека больного, то и нет смысла его соблюдать.
Вот точно так же нужно судить и о календарном вопросе, новом стиле. Сам по себе новый стиль это вопрос обрядовый, но в зависимости от цели, намерения и обстоятельств, он может быть как вопросом обрядовым, так и становиться вопросом вероисповедным.
В принятии нового стиля не было нужды в жизни Церкви. Но так как во всех государствах правительства стали подпадать под власть глобалистов, талмудических иудаистов, а у тех основная цель — все религии объединить в одну, которая примет их машаха, антихриста. Вот поэтому вопрос принятия нового стиля проводился под давлением правительства, но при этом говорили, что стиль это ерунда, а главное – любовь. Но это совсем не любовь! В наше время под предлогом такой любви проповедуют любовь к сексуальным меньшинствам. «Главное, любовь!», – говорят они. – И получается любовь к нечестию, к злу. Но совсем не о такой любви говорится в Св.Писании. Им наплевать на то, что в церкви из-за этого происходят расколы. Поэтому тут нет никакой любви. А ссылки на любовь применяются как благовидные предлоги для прикрытия зла.
Нужно ли было вводить новый стиль, если в этом не было церковной нужды, и в Церкви начались расколы? Конечно нет. Но всё равно вводили, потому что потребовала власть, которая преследовала цель, – вести к объединению всех религий. Противостоящие, на тот момент времени, новому стилю, противостояли не обряду, а отступлению от веры, на пути к экуменизму.
В России, хотя не сразу всё обозначилось, но власть была явно безбожная, и идти с ней на соглашательство и на поводу у нее, в конечном итоге, было нельзя, ибо это явно ложилось бременем на совесть всех. Но это не сразу было ясно и понятно, и поэтому, надеялись на отделение Церкви от государства и независимое от него существование. Но впоследствии, постепенно все выяснилось. И Патриарх Тихон шел на уступки советской власти, только лишь до пределов границ христианской совести. Но когда заставили всю Церковь – через декларацию 1927г, митр. Сергия (Страгородского), – переступить за пределы границ христианской совести, вот тогда и произошел раскол на Московскую Патриархию и Катакомбную Церковь или ИПЦ, в котором не сразу всё было ясно, но постепенно всё обозначилось и стало на свои места.
В Греции ситуация иная, но и там не сразу всё было ясно. Поэтому нельзя считать, что сразу отпали от Церкви, в то время, все принявшие новый стиль. Пока всё обозначилось и выяснилось потребовалось время, – это процесс. Кто-то за это время вразумился и вернулся в Истину, а кто-то, ища самооправданий, – остался в отступлении.
Хотя новый стиль не ересь, — вопрос не вероисповедный, а обрядовый, — но по положению вещей, на тот момент времени, принятие нового стиля было отступничеством от пути Правды, Истины. Поэтому и РПЦЗ стала воздерживаться от общения с новостильниками.
Некоторые, используя все возможности, пытались вернуть в церкви старый стиль, но не смогли и ушли к старостильникам. Так в 1935г. (через десять лет после введения нового стиля) три митрополита – Хризостом Флоринский, Герман Дмитриадский и Герман Кикладский – присоединились к старостильникам и возглавили Истинно Православную Церковь и Священную борьбу в Греции.
Но жизнь в мире меняется, и в результате этого может изменяться и отношение истинной Церкви к новому стилю, который сам по себе является вопросом обрядовым. Это в частности, в свое время, показал еще свт.Иоанн Шанхайский, когда он присоединил к РПЦЗ епархию румын-новостильников, оставивши их при этом на новом стиле. Этим он засвидетельствовал свое отношение к новому стилю как к вопросу обрядовому, а не вероисповедному. То есть, ради чего принимался новый стиль – ради экуменизма, это румыны-новостильники отвергли, ушли с этого пути отступления, выйдя из Румынской новостильной Церкви. А присоединились к Русской Зарубежной Церкви (РПЦЗ), которая на тот момент времени не стояла на этом пути отступления. Но внешняя обрядовая сторона, которая не существенна в жизни Церкви, была им оставлена та же самая, т.е. им оставили новый стиль. Чтобы, таким образом, можно было и других новостильников, — которые не разбираются в вопросах стилей, или уже родились и выросли в этом, и считают этот вопрос чисто обрядовым, – привлекать к истинной Церкви, которая не стоит на пути вероисповедного отступления, на пути экуменизма. Выводя, таким образом, их из лжецерквей, которые встали на путь вероисповедных отступлений, на путь экуменизма.
Итак, новый стиль это обряд. И одно дело – это присоединение к новостильной церковной организации, которая участвует в экуменизме, и стоит на пути вероотступничества и слияния с властью по духу антихристовой. — Это вопрос вероисповедный, и сохранение старого стиля или принятие нового здесь уже не имеет никакого значения.
И другое дело, — это сохранение нового стиля и присоединение к церковной организации, которая не участвует в экуменизме, и не стоит на пути вероотступничества и слияния с духом антихристовым. — В таком случае сохранение нового стиля, у присоединившихся, это уже обрядовый вопрос, — икономия, снисхождение в несущественном обрядовом вопросе.
В первом случае, это погибельно, так как это вопрос вероисповедный; а во втором случае спасительно, и новый стиль это всего лишь обрядовый вопрос.
Итак мы видим, что обрядовая сторона в жизни Церкви может изменяться как по причине обрядовой, так и по причине вероисповедной.
Когда обрядовая сторона изменяется не по нужде в жизни Церкви, — не ради спасения душ, а с целью отступления от веры, от истины, – тогда изменение обряда принимает вероисповедный характер. И тогда это уже не просто изменение обряда, а отступления от духа Христова, ради слияния с властью по духу антихристовой.
Такое случается тогда, когда определенные круги, гражданская власть, или церковная иерархия, идя на поводу у мировых антихристовых сил зла, идет на соглашательство, чтобы церковь повести по пути отступления от пути правды, истины, и слияния с мировыми силами зла. Идти на такое нельзя.
Главное в Церкви – это спасение душ в жизнь вечную. И совершается это через посредство стояния на пути правды и истины, и правильно-проходимой борьбы со страстями, направленной на воспитание истинных добродетелей, плодов духа. Ибо только это и понадобится человеку для спасения, в день смерти и в день Страшного Суда. Обряды, обрядовая внешняя сторона, являются только лишь средствами, которыми надо пользоваться благоразумно, а не безумно.
Поэтому, когда возникает нужда в жизни Церкви в изменении какой-либо обрядовой стороны, то она должна изменяться. Эта нужда может исходить только из духа Христова, ради удобнейшего спасения душ человеческих, по причине изменившихся жизненных обстоятельств и времен. То есть, когда сохранение каких-либо обрядовых сторон в жизни Церкви содействует погибели душ человеческих, — по причине изменившейся эпохи и жизненных обстоятельств, — в таком случае, все кто противится изменению этих обрядовых вопросов, противятся духу Христову. И происходит это по той причине, что противящиеся утратили дух Христов и заразились духом фарисейским и законническим, духом антихристовым. Это происходит по причине исчезновения правильно-проходимой борьбы со страстями и воспитания истинных добродетелей. В таком случае отношение к обрядам становится чисто магическим, обрядоверческим. И спасение начинает восприниматься как сохранение обрядовой традиции и внешних законоположений, которые используются как средство для духа самоутверждения.
Итак, обряды могут изменяться по двум противоположным причинам:
1-я (спасительная): По причине нужды в жизни Церкви, для удобнейшего спасения душ человеческих, по причине изменившейся эпохи и жизненных обстоятельств. Но такое изменение делается не насильно, вынуждая всех несогласных помимо их воли, а добровольно, по любви.
2-я (погибельная): По причине нужды властей, гражданских или церковных, которые идут по пути отступления и слияния с властью по духу антихристовой, ради сохранения власти и материальных благ, ради телесного и душевного сладострастия, — по причине одержимости духом антихристовым, от которого они отступать не хотят. – Это духовная прелесть. В таком случае, изменение какой-либо обрядовой стороны для них является средством ради удобнейшего достижения своих целей, – отступничества, на пути слияния с мировыми силами зла. Естественно, что проводят это они насильно, прикрывая это всякими благовидными предлогами.
Общий принцип в Церкви таков, что внешние обрядовые действия – несущественны; главное, чтобы они были благочестивы и выражали какую-либо христианскую идею.
Вот как об этом писал свт. Феофан Затворник: «Некоторыми разностями в церковных порядках нечего смущаться. Они всегда были позволительны, и по существу дела таковы. Грех только неблагоговеинство, а сами чины могут быть изменяемы все, кроме существеннаго в св. Таинствах» (Собрание писем, п. 214) .
Да и Христос, укоряя законников и фарисеев, про обряды, каноны и правила, носящие временный характер, говорил, что: «суббота для человека, а не человек для субботы» (Мк 2, 27). И желая научить всех, на все века и времена, – что наибольшее в законе есть спасение души человека, – Господь Сам нарушал обрядовый закон, субботу. То есть нарушал ветхозаветные каноны и правила, внешнее предание ветхозаветной Церкви. И за это был гоним.
Главный смысл и цель существования Церкви на земле – это спасение душ в жизнь вечную. Поэтому в Церкви могут быть изменяемы обряды, по причине нужды: когда это необходимо, для устроения удобнейшего спасения душ человеческих в жизнь вечную. Ибо внешняя церковная обрядовость должна этому вспомоществовать, а не препятствовать.
И если действительно есть такая нужда, то надо менять, — но при этом обращать внимание на немощных в вере, чтобы никого не вынуждать насильно. Потому что главное – не обряд изменить, а приводить души к Богу, к спасению, через посредство правильной борьбы со страстями и воспитания истинных добродетелей. Тем, кто не понимает чего-то, по причине слабости веры: объяснять, просвещать в этом вопросе, но ни в коем случае не вынуждать насильно. Всё это должно совершаться добровольно – по любви.
Аноним: По поводу нового стиля уже высказывались Соборы . Было согласное мнение о недопустимости его введения в православной Церкви.
О.Серафим: Речь не о введении нового стиля в Церкви, а о допустимости икономии, в вопросах несущественных, при сохранении правой вероисповедной позиции. Что и делал в свое время свт.Иоанн Шанхайский.
Иначе, если происходит догматизация обрядовой стороны в жизни Церкви, то это, в итоге, приводит к обрядоверию, фарисейству и законничеству. Тогда изменение внешней обрядовой стороны воспринимается как отступление от веры. Это тоже самое ветхозаветное фарисейство и законничество. И тогда получается скрытое идолопоклонство – обрядоверие, магическая вера.
Другое дело, это то, что внешняя обрядовая сторона, каноны и правила, носящие временный характер, могут быть изменяемы, но только по причине нужды в жизни Церкви. Ибо цель не та, чтобы просто содержать внешнюю обрядовую сторону, и хранить мертвую букву закона, а цель – спасение душ в жизнь вечную. Вот к этому и должны применяться: внешняя обрядовая сторона в жизни Церкви, а также каноны и правила, носящие временный характер. Все это должно быть основано на правом чувстве веры, на удовлетворяемой совести и стремлении к приобретению чистоты чувств.
Здесь происходит подмена в цели: спасение души подменяется сохранением буквы закона, носящей временный характер. Почему так происходит? Причина, — в неправильном внутреннем делании, которое основывается на духе самости и гордыни, в котором отсутствует правильная борьба со страстями, на основании духа сокрушенного и смиренного перед Богом.
Аноним: Однако церковный календарь – никак не обряд и уж вовсе не «стиль» (совершенно постороннее и в корне неверное слово), но Св. Собором в Никее установленная и им освященная система церковной, т.е. богослужебной, жизни, не правда ли
О.Серафим: А что же церковный календарь – это догмат что ли?
А как же препп.Павел Фивейский, Мария Египетская и множество других пустынников, отшельников, не имевших ни церковных календарей, ни праздников, ни нового ни старого стиля, как они без всего этого внешнего спаслись?
А как мученики, новомученики в тюрьмах, концлагерях, подчас не имеющие ни церковных календарей, ни праздников, ни старого стиля, как они без всего этого спаслись?
А разбойник покаявшийся на кресте и христиане первых веков, когда все еще было не устроено. Ведь они не имели ни церковных календарей, не имели старого стиля и множества праздников, которые уже были введены намного позже, не имели современных молитвенников, ни богослужения в том виде как оно сейчас. Как они все спаслись?
Не имея, подчас, внешней обрядовой стороны они спасались. Значит спасение не зависит от этого.
При таком вашем вероисповедании мы приходим к магии. У вас церковный календарь – обрядовый вопрос, становится самоцелью, новым догматом. А я говорю о том, что это лишь – средство, обряд. Но это самая натуральная обрядоверческая ересь, которая образуется из духа фарисейского и законнического.
И если мы доживем до таких времен, что будем жить по лунному еврейскому календарю, во всем мире, то люди, которые родятся, уже при этом лунном календаре, что они не могут спастись, так что ли? Или им сначала надо будет проповедовать старый календарь, а потом уже только можно и спасаться, так что ли?
По моим понятиям такое вероисповедание – это обрядоверие, которое в итоге приводит к магии. Я не удивлюсь если кто-то потом, при таком исповедании, еще и чудеса начнет творить, по старому стилю, при помощи силы бесовской. Это не православие и не христианство, это самая настоящая магия в обертке православия, — новые фарисеи и законники.
Только не надо ссылаться на постановления Соборов, ибо это, как писал митр.Антоний Храповицкий, относилось лишь к тому времени. Еще раз повторяю, что речь идет не о введении нового стиля, а об икономии в вопросах обрядовых, несущественных в жизни Церкви.
Необходимо учитывать времена, эпоху и жизненные обстоятельства, ибо когда это не берется во внимание, тогда каноны и правила применяются не к месту и не ко времени. И в итоге получается, наложение бремен неудобоносимых и убийство душ человеческих, что есть в сущности фарисейство и законничество, против которого восставал Христос, и от которых Он и пострадал.
Свт.Игнатий Брянчанинов писал: «Надо понимать дух времени и не увлекаться прежними понятиями и впечатлениями, которых в настоящее время осуществить невозможно». Вся беда в том, что люди читая жития подвижников, творения Св.Отцов, каноны и правила, выходят из состояния реальности. И действуют так, как будто бы мы живем в том же веке, и при таких же исторических обстоятельствах, и в ту же эпоху, в которую жили подвижники и Св.Отцы. Но не поймут того, что на дворе 21-й век, а не 4-й и не 15-й, и совсем иная эпоха, жизненые и исторические обстоятельства. И потому надо не просто внешне подражать подвижникам и внешне следовать наставлениям, букве закона, а надо постигать дух, стоящий за этими изречениями, канонами и правилами, дух жизни подвижников. И исходя уже из современных жизненных обстоятельств и новой эпохи, стараться вводить этот дух в свою жизнь, но только в других внешних формах. Кто будет жить в этом духе, видеть и постигать его, тот не будет обращать внимания на меняющуюся внешнюю форму, когда в этом есть нужда в жизни Церкви, ради удобнейшего спасения душ человеческих.
Когда отсутствует правильно-проходимая борьба со страстями и воспитание истинных добродетелей, тогда исчезает жизнь в духе Христовом. И тогда изменения внешней формы и обрядов, по причине нужды в жизни Церкви, воспринимается обрядоверами, фарисеями и законниками как отступление от веры; ибо им не за что зацепиться и не на чем основать свое спасение. Для них сохранение внешней обрядовой стороны и форм является средством для духа самоутверждения, в этом заключается и состоит их вера. И когда их этого лишают, тогда им кажется, что у них отбирают веру. — Это происходит по той причине, что у них нет христианства как духа и жизни, потому что у них нет правильно-проходимой борьбы со страстями и воспитания истинных добродетелей в повседневной жизни, в ежедневных искушениях, — у них нет жизни по заповедям Божиим. В этом и заключается причина непонимания всех этих вопросов. — Отсюда заражение духом обрядоверия, фарисейства и законничества, внешней праведности, сидящей на духе самости и гордыни, на ощущении своей правильности и праведности, на духе самоутверждения. Этот дух фарисейства и законничества неизбежно возникает там, где исчезает правильно-проходимая борьба со страстями и воспитание истинных добродетелей, истинных плодов духа. – Это духовный закон.