Дамаскин /Цедрик/, еп. Глуховский (1877 г.р.) — новомученик и исповедник. Под благотворным воздействием митр. Антония /Храповицкого/ молодой агроном Димитрий Цедрик, перешел на курсы восточных языков при Казанской Духовной академии и, окончив их, принял монашество. В 1923 г. архим. Дамаскин оказался в Москве, и здесь Святейший Патриарх Тихон лично хиротонисал его в сан епископа города Глухова. Много раз его арестовывали; сидел в тюрьмах и отбывал далёкие ссылки. Декларация митр. Сергия /Страгородского/ от 1927 г. произвела страшное впечатление на еп. Дамаскина. Он сразу понял, что ею Русской Церкви нанесен самый тяжкий из всех ударов. По поводу этой декларации вл. Дамаскин написал свыше 150-ти писем и посланий. В них он обличал митр. Сергия и его сторонников:
—…с высоты последнего прибежища отвергнутой миром правды, с высоты амвона зазвучат слова лицемерия, человекоугодничества и клеветы… и там, где мерцал светом невечерним Образ воплощённой Истины, смеётся в отвратительной гримасе личина отца лжи… всё ложь, ложь каждое слово, каждая молитва, каждое таинство…
Выйдя на свободу, он создаёт тайную Катакомбную Церковь. —…христианство на Руси вынуждено будет уйти в подполье, — пишет владыка. — Влиять на широкие слои народа потеряна всякая возможность… время борьбы за церковную правду уже миновало. Осталось одно: уйти в молитву и умозрительную духовную жизнь.
Он ездит по городам России и Украины, окормляя своих духовных чад. К нему в г. Стародуб приезжают катакомбные священники и монахи. Опять аресты и ссылки. В 1935 г. в Казахстане владыку арестовали и отправили в Сибирь. В очередном этапе везли на далекий север. Где-то на берегу великой сибирской реки глубокой осенью ждали паром. В последнюю минуту привели еще одного священника, одетого в легкий подрясник. Он дрожал от холода. Еп. Дамаскин снял с себя верхнюю рясу и со словами: у кого две одежды, дай неимущему, закутал в неё священника. Но надорванное здоровье не выдержало стужи, он тут же на пароме, на котором этап должен был ехать несколько дней, умер. Тело его опустили на дно реки. Подробнее о нем см. на нашем сайте: «Новосвященомученик Дамаскин, епископ Глуховский«
Оглавление:
Киевское послание. Разбор декларации митр. Сергия /Страгородского/.
Послание епископа Дамаскина Глуховского митрополиту Сергию /Страгородскому/.
Пора готовиться (1929г.)
Пасхальное послание, 1929г.
Послание к архиепископу Серафиму (Самойловичу), о благодатности сергианства.
Рождественское послание епископа Дамаскина, 1935г.
Киевское послание. (1)
Разбор декларации митр. Сергия /Страгородского/.
Шестого августа (по старому стилю) этого года (1927—Ред.) в жизни Русской Церкви совершилось большое событие.
Заместитель Патриаршего Местоблюстителя, митр. Сергий, вместе с, так называемым, «Временным Патриаршим Синодом», опубликовал «Обращение ко всем чадам Русской Церкви».
За последние 10лет не было документа, который бы рассчитывал иметь такое значение в церковной жизни, на какое претендует сие «Обращение».
При первом знакомстве с этим документом, возникает мысль сопоставить его с обращениями к народу ныне покойного Патр. Тихона. Однако, эти последние не претендовали на то значение, на которое претендует обращение. Надо сказать, что послания Патриарха, хотя и были обращены к народу, но всегда носили личный характер. В них Святейший говорил о своих ошибках, о своих взглядах, о своих намерениях. Он один нёс ответственность за свои слова. Не предполагалось, что кто-нибудь другой будет вынужден этими актами к составлению подобных же актов, к каким-либо действиям.
Совсем иначе обстоит дело с декларацией митр. Сергия. Как видно из неё, она неразрывно связана с, так называемой, «легализацией», она является только первым актом, сделанным в центре, которым неизбежно должны последовать соответственные действия на местах—во всех уголках Русской Церкви.
«Мы надеемся,—говорится в декларации,—что легализация постепенно распространится и на низшее наше церковное управление—епархиальное, уездное ит.д.».
Итак, митр. Сергий начал со своими помощниками дело, которое должно вызвать активность всех клеточек церковного организма. Он легализировался, конечно, на условиях издания своей декларации. С роковой необходимостью отсюда следует вывод: все клеточки церковного организма, если только они хотят быть в единстве с центральным органом церковной власти, должны тоже легализироваться и, конечно, на тех же условиях.
Значит, своим деянием митр. Сергий принимает на себя обязательство за всех членов Русской Церкви, ставит нас в необходимость не только прослушать его послание, как слушали мы прежде послания Патриарха, но он вынуждает нас или решительно встать на тот путь, которым идёт он сам — путь легализации и декларации, или же встать на путь разделения с ним, со всеми вытекающими отсюда церковными и политическими последствиями. Вот какую важность, какое значение имеет декларация.
Когда мы видим перед собою документ, принимающий на себя обязательство за целую организацию, первый вопрос, возникающий в нашем сознании, это вопрос о том, уполномочены ли нравственно и юридически лица, подписавшие документ—говорить от имени всей организации?
При нормальных условиях, Русскую Поместную Церковь возглавляет Патриарх. Однако, по смыслу церковных законоположений о Патриаршестве, установленных Московским Собором 1918г., и Патриарх не является единодержавным правителем Церкви и полномочным выразителем Её голоса. Он действует в неразрывном союзе с выборными Собором органами—Священным Синодом и Высшим Церковным Советом. По существеннейшим же вопросам он может принимать решения только совместно с Собором. Ясно, словом, что Патриарх обязан решать важнейшие вопросы церковной жизни, считаясь с общецерковным мнением, а прежде всего со всем епископатом Русской Церкви. Так обстояло бы дело, если бы во главе Русской Церкви стоял всенародно выбранный Патриарх.
Но кто такой митр. Сергий?
Митр. Сергий—заместитель Местоблюстителя Патриарха, который, хотя и отделён от нас тысячами вёрст и стеною своего заточения, однако, благодарение Богу, ещё жив, является ответственным за Русскую Церковь перед Богом святителем и поминается во всех храмах Русской Церкви.
Говорят, ещё недавно, полушутя, митр.Сергий говорил о себе, что он—только «сторож» в Русской Церкви. Принадлежат ли эти слова митр. Сергию или нет, но они хорошо характеризуют то положение, которое ему по праву должно принадлежать в церковном строительстве.
Раз Местоблюститель жив, то естественно, его заместитель не может без соглашения с ним предпринимать никаких существенных решений, а должен только охранять и поддерживать существующий церковный порядок от всяких опасных опытов и уклонений от твёрдо намеченного пути.
Митр.Сергий, «сторож» Русской Церкви, не имеет права без санкции митр. Петра и сонма русских иерархов, и находящихся на свободе, и разбросанных по местам ссылок, декларировать и предпринимать ответственные решения, которые должны в дальнейшем определить жизнь церковного организма в каждой его клеточке.
Наличие при митр. Сергии, так называемого, Временного Синода не изменяет положения. Синод митр. Сергия организован совершенно не так, как предполагают постановления Московского Собора 1918г.. Он не избран соборно, не уполномочен епископами, и потому не может считаться представительством епископата при митр. Сергии. Он составлен самим митрополитом и является, собственно говоря, как бы его личной канцелярией, частным совещанием при нём. Кстати сказать, ведь даже и самая конституция Синода приписывает ему исключительно личный характер: с прекращением почему-либо полномочий митр.Сергия, автоматически падают и полномочия Синода.
Всё это говорит за то, что поскольку заместитель Местоблюстителя декларирует от лица всей Церкви и предпринимает ответственнейшие решения без согласия Местоблюстителя и сонма епископов,—он явно выходит из пределов своих полномочий.
Переговоры с митр. Петром и со всем русским епископатом несомненно должны были быть выдвинуты митр. Сергием, как предварительные условия возможности для него всяких ответственных выступлений.
Но дело обстоит еще хуже. Митр.Сергий действует не только без согласия епископата, но явно вопреки его воле. Кто в курсе трагической русской церковной жизни последних лет и кто внимательно вчитается в текст декларации, тот, конечно, увидит, что темы, о которых говорит декларация, вовсе не новы. Перед нами «пресловутые вопросы», по поводу которых в течение последних лет предлагали высказываться представители власти и ответственным руководителям церковной жизни, и рядовым работникам на ниве церковной, как единолично, так и коллективно.
Это четыре вопроса: об отношении к Советской власти, об отношении к заграничному духовенству, главное, об отношении к ссыльным и «нелегальным» епископам и, наконец, вопрос о форме церковного высшего управления в связи с автокефалией. Они именно и трактуются в декларации.
Множество епископов, а также и других церковных деятелей, определённо высказывались по поводу этих вопросов и вовсе не в духе декларации митр.Сергия. Митр. Сергий не может не знать об этом. Перед его глазами декларация Соловецких узников, которую можно считать наиболее полным и обоснованным выражением тех точек зрения, на которых стоит епископат и лучшая часть духовенства Русской Церкви.
Правда, отдельными группами духовенства, в отдельных епархиях делались попытки издания деклараций, приближающихся по духу к тому, что мы видим в «Обращении». Но эти попытки вызывали всегда наружное негодование и в среде епископата, и в среде влиятельнейшего духовенства. Они считались равносильными переходу в обновленчество и быстро ликвидировались с позором для тех, кто их предпринимал.
Митр. Сергий не может, следовательно, ссылаться на незнание воли епископата, на то, что трудно услышать его голос. Нет, голос этот звучал неоднократно и громко, и кто не считается с ним, тот делает это, конечно, не потому, что не знает, а потому, что не хочет. Митр.Сергий не хочет считаться с убеждениями своих собратьев-епископов, томящихся за эти убеждения в тяжёлых изгнаниях.
Декларация говорит о самых больных и самых страшных вопросах нашего церковного бытия.
Откуда тот ужас, тот кошмар, в котором мы изнемогаем вот уже столько лет? Где причина того, что Церковь, официально признанная законодательством имеющей право на свободное существование, находится в положении совершенного бесправия, в состоянии «нелегальности»?
Кто виноват в том, что наши святители умирают в холоде тундр и в сыпучих песках пустынь? Лучшие представители духовенства большее время проводят в тюрьме, чем у себя дома. Наши обители уничтожаются, останки святых оскорбляются, и мы не имеем возможности совершать молитвословий, так как наши храмы переданы отступникам. Где причина этого?
Декларация дает на это определенный ответ. Митрополит говорит о принятой им на себя трудной задаче—поставить Церковь на путь легального существования. И по его словам, мешать осуществлению этой задачи «может лишь то, что мешало и в первые годы Советской власти устроению церковной жизни на началах лояльности. Это—недостаточное сознание всей серьезности совершившегося в нашей стране». «Настроение известных церковных кругов,—читаем мы дальше,—выражавшееся, конечно, и в словах, и в делах, и навлекавшее подозрение Советской власти, тормозило и усилия Святейшего Патриарха установить мирное отношение Церкви с Советским правительством».
Всюду декларация противопоставляет это нелояльное прошлое—лояльному будущему, которое будет выражено в делах.
Так вот истинная причина наших неописуемых церковных бедствий. Она в нас самих,—в нашей нелояльности. Это причина единственная, которую подчёркивает митр. Сергий.
Но, указание митр. Сергия не ново. Мы не раз слышали его и от представителей власти, и от наших церковных врагов—обновленцев всех видов, которые обвиняли нас в нелояльности и преступности.
Но мы называли это обвинение клеветой. Мы говорили, что оно не может быть подтверждено фактами. Мы указывали на то, что за все эти годы среди фигурировавших на судах политических преступников против Советской власти—не было видно представителей духовенства.
Мы обращали внимание на то, что за все эти годы все нарушения закона об отделении Церкви от государства, все отобрания храмов, все кощунственные осквернения святынь, все оскорбления и глумления духовенство встречало гробовым молчанием.
Где «слова и дела» наши, где наше реальное преступление? Так говорили мы нашим обвинителям.
Но что скажем мы, когда управляющий нами святитель сам произносит нам страшный приговор, сам говорит о «словах и делах»? Не ставят ли эти слова чёрный крест над всеми невыразимыми страданиями, пережитыми Церковью за последние годы, над всей Её героической борьбой за самосохранение? Не объявляет ли он весь подвиг Церкви—преступлением?
И как прочитают эти слова те, кто изнемогает теперь в далеком изгнании? Что почувствуют они, увидев обвинителя в лице своего ответственнейшего собрата, и не сорвется ли страшное слово «клевета» у них в ответ ему? Не покажется ли им, что даже покой усопших тревожит этот приговор, подписавших декларацию, епископов?
В своей декларации митр. Сергий говорит не только о прошлом, но также о настоящем и будущем: не только о том, что было, но и о том, что должно быть. Нелояльности прошлого противопоставляет он лояльнось настоящего и будущего. По его словам, теперь «наша Патриархия решительно и бесповоротно становится на путь лояльности». Он указывает, что теперь «нужно не на словах, а на деле показать», что мы можем быть «верными гражданами Советского Союза, лояльными к Советской власти». Но, каково же должно быть это «дело»?
Указания, на этот счет, декларации—противоречивы. С одной стороны, декларация как-будто бы требует того, на что духовенство и церковные люди с чистой совестью соглашались в течение всех этих лет—полной аполитичности, решительного отграничения храмовой и церковной жизни от политической работы и политических симпатий.
Говоря о людях, настроенных политически оппозиционно к существующему порядку, митрополит предлагает им, «оставив свои политические симпатии дома, приносить в Церковь только веру и работать с нами только во имя веры». Такое требование, которое представляется по существу законным, тем не менее оказывается односторонним, потому что оно обращается не ко всем вообще членам Православной Церкви, а только к людям определённых политических настроений.
Но, этого мало. Наряду с требованием отказа от одних политических настроений, декларация определённо предлагает нам запастись другими. Наш долг оказывается не только в том, чтобы отказаться от оппозиционных настроений к власти во время нашей церковной работы, «наш долг в том, чтобы обнаружить солидарность с этой властью…» «Мы должны, —говорит декларация,— показать, что мы… с нашим правительством».
Испытывать определённые политические настроения—наш долг. «Мы должны сознавать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой—наши радости, а неудачи—наши неудачи. Всякий удар, направленный в Союз: будь то война, бойкот, какое-нибудь общественное бедствие, или просто убийство из-за угла, подобное Варшавскому, сознается нами, как удар, направленный в нас». Здесь декларация вводит нас в водоворот определённых политических оценок. Только и здесь наблюдается робкая недоговорённость. Всё должно иметь определённую логику— политика, так политика.
Отождествление себя с правительственным аппаратом с логической неизбежностью должно быть доведено до конца. Раз в вопросах внешней политики (из области которой берёт митрополит свои примеры), мы должны занять определённую позицию, то не та же ли позиция, не то же ли отождествление себя с властью («показать, что мы с нашим правительством»)—обязательны для нас и в вопросах политики внутренней?
Не становится ли, таким образом, «сторож Русской Церкви»—сторожем Советского аппарата и не превращается ли сонм служителей Церкви в послушную и безответную армию «явных и тайных» сотрудников власти?
И как тогда должны будут реагировать церковные люди на такие факты внутренней советской политики,—как поругание святынь, отобрание храмов, разрушение обителей?
Об этом ничего не говорит митр. Сергий со своими собратьями.
Он настроен чрезвычайно оптимистически по отношению к переживаемому моменту. По поводу предполагающейся легализации он предлагает выразить «всенародно нашу благодарность Советскому правительству за такое внимание к нуждам православного населения…».
В чём же «внимание» правительства и за что ему наша благодарность? Пока мы знаем один факт: митр.Сергий и члены Синода имеют возможность заседать в Москве и составлять декларацию.
Они в Москве…
Но, Первосвятитель Русской Православной Церкви—митр. Петр, вот уже не первый год без суда обречён на страшное томительное заключение!
Они в Москве…
Но, митр.Кирилл, потерявший счёт годам своего изгнания, на которое он был обречён без суда, находится ныне, если он еще жив, на много сот верст за пределами полярного круга!
Митр.Арсений, поименованный среди членов Синода, не может приехать в Москву и в пустынях Туркестана, по его словам, готовится к вечному покою.
И многочисленный сонм Русских святителей совершает свой страдальческий путь между жизнью и смертью в условиях невероятного ужаса.
За что благодарить?
За эти неисчислимые страдания последних лет? За храмы, попираемые отступниками? За то, что погасла лампада преп. Сергия? За то, что драгоценные для миллионов верующих останки преп. Серафима, а ещё раньше, останки святителей: Феодосия, Митрофана, Тихона, Иоасафа—подверглись неимоверному кощунству? За то, что замолчали колокола Кремля, и закрылась дорога к Московским святителям? За то, что Печерские угодники и Лавра Печерская в руках у нечестивых? За то, что северная наша обитель (Соловки) стала местом непрекращающихся страданий? За эти мучения? За кровь митр.Вениамина и других убиенных святителей?
За что?
Однако, важно, одно нужно знать: верит ли митр. Сергий, верят ли все те, кто с ним, тому, что они говорят и пишут? Ещё недавно он говорил и писал совсем иначе. Ещё в прошлом (1926) году он разослал всем пастырям и чадам Церкви проект декларации, совсем иной, где политическая лояльность декларировалась рядом с определённо подчёркнутой противоположностью основных принципов мировоззрения.
Когда же был искренен митр. Сергий?
Что случилось за этот год, и почему изменились тон и содержание его обращений?
Вступительная статья, предваряющая в «Известиях» декларацию, говорит о вынужденном «перекрашивании» долго упорствовавших «тихоновцев» в «советские цвета». Она противополагает им «дальновидную часть духовенства», ещё в 1922г. вступившую на этот путь, т.е.—обновленцев и живоцерковников. Статья эта, таким образом, определённо считает путь митр.Сергия проторённой дорогой обновленчества.
Для нас же важен один вопрос: мог ли бы митр. Сергий перед Крестом и Евангелием присягнуть, что то, что он пишет в декларации, включительно до «благодарности», есть действительно голос его убеждений, свидетельство его неустрашённой и чистой пастырской совести?
Мы убеждены и утверждаем, что митр.Сергий и его собратия не могли бы сделать этого без клятвопреступления.
А может ли кто-нибудь от лица Церкви, с высоты церковного амвона возвещать то, в чём он не мог бы присягнуть, как совершенной истине?
Великий русский писатель Достоевский говорил когда-то об иноках русских: «Образ Христов хранят пока в уединении своём благолепно и неискажённо, в чистоте Правды Божией от древнейших отцов, апостолов и мучеников, и когда надо будет—явят Его поколебавшейся правде мира. Сия мысль великая. От востока звезда сия воссияет».
Правда мира поколебалась.
Ложь стала законом и основанием человеческой жизни.
Слово человеческое утратило всякую связь с Истиной, с Предвечным Словом, потеряло всякое право на доверие и уважение. Люди потеряли веру друг в друга и потонули в океане неискренности, лицемерия и фальши. Но среди этой стихии всеобщего растления, ограждённая скалой мученичества и исповедничества, стояла Церковь, как Столп и Утверждение Истины.
Изолгавшиеся и истомившиеся в своей лжи люди знали, что есть место, куда не могут захлестнуть мутные волны неправды, есть Престол, на котором Сама Истина утверждает своё Царство, и где слова звучат не как фальшивая, не имеющая ценности медяшка, но как чистое золото.
Не от того ли потянулось к Церкви за последние годы столько охваченных трепетом веры, сердец, которые до этого были отделены от Неё долгими годами равнодушия и неверия?
Что же скажут они? Что они почувствуют, когда и оттуда, с высоты последнего прибежища отвергнутой миром правды, с высоты амвона зазвучат слова лицемерия, человекоугодничества и клеветы?
Не покажется ли им, что ложь торжествует свою конечную победу над миром, и что там, где мерцал для них светом невечерним Образ воплощённой Истины, смеётся в отвратительной гримасе личина отца лжи?
Одно из двух:или, действительно, Церковь Непорочная и Чистая Невеста Христова—есть Царство Истины, и тогда Истина—это воздух, без которого мы не можем дышать, или же Она, как и весь лежащий во зле мир, живёт во лжи и ложью, и тогда—всё ложь, ложь каждое слово, каждая молитва, каждое таинство.
«Кабинетными мечтателями» называет митр.Сергий тех, кто не хочет строить церковного дела по непосредственной указке ненавидящих всем сердцем веру людей, потому что ведь иначе нельзя понимать его неудобовразумительные слова—«закрывшись от власти».
Нет, мы—не мечтатели. Не на мечте, а на непоколебимом Камне воплощенной Истины, в дыхании Божественной Свободы хотим мы создать твердыню Церкви.
Мы—не мечтатели. Вместе с тем мы и не бунтовщики. Совершенно искренно мы отмежёвываемся от всякого политиканства и до конца честно можем декларировать свою лояльность. Но мы не думаем, что лояльность непременно предполагает клевету и ложь. Мы считаем, напротив, что политическая лояльность есть тоже, прежде всего, добросовестность и честность. Вот эту-то честную, построенную на аполитичности, лояльность можем мы предложить правительству и думаем, что она должна расцениваться дороже, чем явное, похожее на издевательство, лицемерие.
И кажется нам, что не мы, а митр.Сергий и иже с ним пленены страшной мечтой, что можно строить Церковь на человекоугодничестве и неправде.
Мы же утверждаем, что ложь рождает только ложь, и не может она быть фундаментом Церкви.
У нас перед глазами позорный путь «церкви лукавнующих»—обновленчества; и этот же позор постепенного погружения в засасывающее болото всё более страшных компромиссов и отступничества, этот ужас полного нравственного растления неизбежно ждёт церковное общество, если оно пойдёт по пути, намеченному деяниями Синода.
Нам кажется, что митр. Сергий поколебался в уверенности во всемогущество Всепреодолевающей Истины, во Всемогущество Божие, в роковой миг, когда он подписывал декларацию.
И это колебание, как страшный толчок, передастся Телу Церкви и заставит его содрогнуться. Не одно человеческое сердце, услыхав слова декларации в стенах храма, дрогнет в своей вере и в своей любви, и, может быть, раненое в самой сокровенной святыне, оторвётся от обманувшей его Церкви и останется за стенами храма.
И не только в сердце интеллигенции вызовет декларация мучительный соблазн.
Тысячеустная молва пронесёт страшное слово в самую толщу народа, новой раной поразит многострадальную душу народную, и во все концы земли пойдёт слух о том, что Царство Христа стало царством зверя.
Неисчислимы эти бесконечно тягостные внутренние последствия декларации, этой продажи первородства Истины за чечевичную похлёбку лживых и неосуществимых благ.
Но кроме этих внутренних последствий, конечно, будет иметь она и другие последствия, более очевидные и осязаемые.
Уже несутся из отдалённейших ссылок голоса протеста, голоса скорби и негодования. К этим голосам присоединится всё наиболее стойкое и непоколебимое в церковных недрах.
Немало найдётся тех, для кого лучше умереть в Истине, чем жить во лжи, тех, кто не переменит своего знамени.
Над Церковью навис грозный призрак нового раскола (2)!
С одной стороны будут они—«неуставшие» от своих изгнаний, тюрем и ссылок, обречённые на новые, ещё более страшные испытания. К ним присоединится всё наиболее стойкое и непоколебимое в церковных недрах. А с другой стороны —станут полчища «уставших» от постоянного колебания и переходов, «покаяний» и непрекращающейся неустойчивости. Они, эти «неуставшие», будут, вероятно, в меньшинстве среди духовенства, но, ведь Церковная Истина не всегда там, где большинство! И не всегда Она там, где административный церковный аппарат. Об этом свидетельствует история великих святых: Афанасия, Иоанна Златоуста и Феодора Студита.
Но к ним прильнёт и пойдёт за ними, ищущая правды, душа народа.
А большинство духовенства?..
—Жалкой будет судьба его.
Оторванные от живого общения со всем, подлинно творческим и непоколебимым в Церкви, тщетно стараясь заглушить голоса обличений, несущиеся из глубины ссылок и тюрем, закрывая глаза, чтобы отвратить от себя грозящий призрак страдания исповедников, будут они, эти «уставшие», лепетать заплетающимися языками слова оправданий и нанизывать дрожащими руками на цепь лжи и компромиссов всё новые и новые звенья, втаптывая в грязь честь белоснежной Ризы Христовой.
Там впереди, маячат новые призраки: повторение легализации на местах, отрешение от кафедр епископов-исповедников, незаконные и недопустимые епархиальные съезды без ссыльных епископов, и незаконный Собор без первосвятителя и других изгнанников, и позорное примирение с обновленцами (3), о котором уже говорят «легализировавшиеся» епископы и, наконец, отказ от Патриаршества. Ведь декларация определенно ставит Патриаршество под вопрос. Говоря о задачах будущего Собора, она указывает не выборы Патриарха, а «избрание Высшего Церковного Управления» (4).
Какое жалкое и недостойное существование!
Воистину лучше умереть, чем так жить!
Там, в обителях небесных, плачут о нашей земле святители русские, стоятели за Церковь прошлых веков и мученики, и исповедники недавнего прошлого.
Там, в преисподней, тёмные силы ада готовятся торжествовать новую и решительную победу.
Черная туча нависла над Церковью.
Остановитесь же, пока ещё не поздно!
Остановитесьже,покаещёнедоконцапоздно!
Остановитесь же, хотя бы ценою жертвы своим положением и благополучием!
Господи! Сжалься над Твоею Церковью! Ведь Она всё же Твоя Невеста!..
Епископ Дамаскин.
Послание епископа Дамаскина Глуховского митрополиту Сергию /Страгородскому/. 1
Предметом моего письма будет, конечно, Ваша декларация и взятый Вами на основе её курс церковной политики. По всей вероятности, перед Вашим Высокопреосвященством уже вполне определилось отрицательное отношение к принятому Вами курсу со стороны почти всех ссыльных иерархов, а также массы верующих и пастырей. Поэтому Вам может показаться, что мне убогому, уже нечего будет сказать Вам по сему вопросу. Однако, в моём новом положении оказалось такое преимущество по сравнению с положением большинства ссыльных иерархов, именно то, что я на дороге из далёкой ссылки к месту новой, и более близких к родине краях — получил неожиданную возможность (благодаря заболеванию в дороге) быть в Москве и лично беседовать с Вашим Высокопреосвященством 11дек. 1928г..
Положение большинства ссыльных иерархов таково, что лишает их возможности быть своевременно в курсе церковных событий, а также получать точную информацию о положении. Многие даже до этих пор не имеют полного представления о создавшемся в Церкви положении.
Вы же, воссевши на Первосвятительской кафедре, ничего не предприняли со своей стороны, чтобы посвятить хотя бы виднейших из них в свои планы или хотя бы своевременно поставить их в известность о предпринятых уже Вами решениях. Приходилось довольствоваться небеспристрастными газетными сведениями, да сообщениями частных лиц, коим иногда мы опасались даже давать полную веру.
Всё же принятый Вами новый курс постепенно уяснялся нами из доступных источников, и больно ранилось наше сердце, особенно когда возмутившая наши души измена Ваша определившемуся уже курсу церковной жизни ещё сопровождалась неправедными обвинениями нас — ссыльных и несогласных с Вами иерархов — обвинениями, на кои в своё время также не скупились обновленцы.
Не хотелось верить возможности такой перемены в Вас. Все мы предпочитали взять под сомнение не только частные сообщения, но и газетные известия. В конце концов, печальная правда подтвердилась, но нам всё думалось, что за столь соблазнительными положениями Вашей декларации скрывалась действительность неповреждённых церковных отношений и твёрдого стояния в истинном исповедании Евангельской Правды.
Скорбно, тяжко было узнавать об отходе от Вашего Высокопреосвященства группы достойных и маститых иерархов, читать массу писем от возмущённых Вашей декларацией пастырей и мирян. Доходили до нас сведения о посыпавшихся на почве такого расхождения с Вами прещениях и увольнениях. Печальная правда предстала перед нами во всей своей наготе, а мы всё продолжали лелеять в душе своей корешок сомнения — что, может быть, нам не всё известно, что, может быть, есть обстоятельства, нам неизвестные, коими оправдывается многое в Ваших поступках. Слишком мы доверяли Вашей мудрости, слишком глубоко были проникнуты прежним уважением к Вам, точно сговорившись, продолжали издали сдерживать наиболее нетерпеливых из паствы нашей, чтобы предупредить, очевидно назревший раскол. Страшно было думать о возможности раскола, и сейчас эта мысль ужасает нас.
Но вот я веду беседу лично с Вашим Высокопреосвященством. Вы уверили меня, что стали на путь своей декларации совершенно сознательно и добровольно, что Вы «осуществили лишь то, к чему неудачные попытки делали и почивший Патриарх и митр. Петр, только те делали шаг вперед, а два назад, Вы же разрубили узел… Ваши преемники вынуждены будут считаться с уже совершившимся фактом…» На мои два вопроса: 1 ) Считаете ли Вы, Ваше Высокопреосвященство, что решение Ваше является голосом соборного иерархического сознания Российской Церкви?;
2 ) Имеете ли Вы основания считать Ваш личный авторитет достаточным, чтобы противопоставить его сонму маститых иерархов, совершенно не разделяющих Вашу точку зрения? — Вы, Ваше Высокопреосвященство, не дали мне ответа, чем привели меня тогда в крайнее смущение.
— Я считаю это полезным для Церкви… Мы теперь получили возможность свободно молиться, мы легализованы, мы управляем, — говорили Вы мне.
Пишу настоящее письмо уже после четырёхмесячного соприкосновения с глубинной жизнью церковных масс и в условиях относительной свободы, и скажу, что если бы Вы, Ваше Высокопреосвященство, взяли на себя труд, ближе присмотреться к широкой церковной жизни, вдуматься в содержание направляемых Вам, со стороны массы мирян и рядовых пастырей, протестов — Вы ужаснулись бы последствий принятого Вами курса и отказались бы любоваться делом рук своих.
Если Вы будете судить о положении в Церкви лишь по тому, что Московские храмы переполнены, что повсюду по епархиям ютятся кое-как назначенные Вами (большей частью на место иерархов, томящихся в заточении и ссылках) епископы, которые имеют ещё по несколько храмов (в Харькове, например, только один) где служить; если благополучие Вашего управления будете усматривать в том, что Вы собрали «при себе» Синод, мало кем признаваемый, а посылаемые Ваши епископы восстанавливают в мизерной дозе прежние условия епархиальных управлений: кого-то назначают, кого-то переводят, по чьему-то требованию составляют отчёты на основе навязанных совне и весьма подозрительных по содержанию (далеко не в интересах Церкви) анкет от «легализованных» общин и пастырей, — то Вы очень далеко будете от понимания истинного положения в Церкви.
В живом теле Церкви — массе верующих — сейчас происходит глубокий процесс духовной дифференциации (расслоения, разделения — ред. «Параклит») по отношению главной спасительной идеи Церкви. Именно Ваша декларация вызвала этот процесс.
Появление Живой Церкви, обновленчества, самосвятов и проч., представляются мне, как необходимое явление, как сточные ямы, куда направляются всякие нечистоты. Туда и влилась вся накопившаяся за прошлый период Церкви гниль и духовно омертвевшая часть, главным образом, духовенства. Масс же верующих эти течения мало коснулись, так как большинство мирян там очутились больше по недоразумению. Ваш «курс» всколыхнул именно массу верующих, отношение же к нему иерархов как бы заранее определялось тем, что их почти всех арестовали предварительно, иначе Вам и не пришлось бы проводить «своего» курса.
Что касается рядовых пастырей, то наиболее сознательные из них, понимая, что они не могут действовать самостоятельно без епископов, занимают выжидательную позицию, кое-как мирясь с подчинением епископам Вашей ориентации, и лишь отдельные из них резко противятся проведению такими епископами в жизнь Вашего курса.
Главное разрешение вопроса Вашего — в массе верующих.
Смею думать, что не будь в Церкви нашей печального наследия синодального периода церковной жизни — почти поголовной церковной невоспитанности масс — не было бы места, в жизни нашей, многим несчастным явлениям пройденной четверти ХХ-го века. Именно эта невоспитанность оттолкнула одних, безрассудно, в обновленческое болото, других — в самосвятскую клоаку, третьих — в объятия безбожников. Эта же церковная невоспитанность удерживает и поныне многих в состоянии полной инертности по отношению к самому глубокому и тонкому соблазну, который лукаво и с большим напором проводится врагами Церкви через посредство Вашей декларации.
…Я подхожу к оценке Вашей декларации с совершенно иной точки зрения — со стороны того соблазна, который она породила в массах, все последствия коего трудно даже предугадать. Итак, возвращаюсь к настроению масс.
Над слоем массы, хотя и достаточно инертной, но все же отгородившейся от обновленческого болота и прочих клоак, возвышается масса довольно жизнедеятельных верующих, хотя и не могущих ясно разобраться в сложном церковном вопросе. Они больше живут чувством привязанности к храмовым службам, только в церкви чувствуют некоторую для себя отраду и умиротворение среди надвинувшегося мрака и холода жизни. Они привыкли полагаться на своих пастырей. Поэтому, внутренне возмущаясь Вашей декларацией и дальнейшими, на основании её проводимыми Вами мероприятиями, они, держась своих пастырей, не порывают общения с Вами, являются невольными соучастниками Вашего греха, но с упованием взирают и ждут, кто бы их вывел из затруднительного положения.
Наконец, над этим слоем возвышается ещё слой ревнителей благочестия, крепко задумывающихся над смыслом современных мировых событий, ищущих в Православной вере и Церкви опоры себе среди разразившихся уже и ещё ожидающихся катаклизмов жизни. Такие верующие, возмущённые в глубине души своей изменой Вашей заветам Христа и правде Православия, отвернулись от Вас и от всех тех, кто с Вами; они предпочитают не ходить в храмы, где возносится Ваше имя, не говеть вот уже два года из боязни сделаться причастными греху Вашему. Они с упованием и страхом ждут голоса ссыльной Церкви.
Пусть таковых будет незначительное меньшинство, но кто решится презрительно отмахнуться от них, отнести их к разряду «кликуш», «необразованных монахов» или «тёмных крестьян», когда именно эти кликуши, необразованные, тёмные, в начале появления Живой Церкви и прочих раздирателей Церкви, не только сами не обманулись относительно этих выплывших из мрака «обновителей» Церкви, но во многих случаях удержали от этого болота и просвещённых пастырей своих.
Очень опасно пренебрегать настроением этой, вовсе не незначительной группы, к которой в буквальном смысле приложимы слова Апостола: …Ибо они среди великого испытания скорбями преизобилуют радостями, и глубокая нищета их преизбыточествует в богатстве их радушия, ибо они доброхотны по силам и сверх силы (я свидетель); они весьма убедительно просили нас принять дар и участие их в служении святым. И не только то, чего мы надеялись, но они отдали самих себя, во-первых, Господу, потом и нам по воле Божией (2Кор.8,2).
Стоит ли чего вся ученость человеческая перед лицом такого искреннего горения верой, такой искренней готовности на любой подвиг исповедания, постоянных жертв не только материальных на пользу святого дела Церкви, но и ревности жизнь свою отдать за правду Христову со стороны этих «кликуш», «тёмных» и «необразованных»?! А разве в этом лагере мы видим только серую массу? Разве мало среди них высокообразованных и просвёщенных духовно мирян, а также достойных пастырей?
И Вы, и Ваши единомышленники, успокаиваете себя и парируете нападки на Вас тем, что, будто бы, декларация Ваша не противоречит канонам и даже находит себе оправдание в Слове Божием.
Если бы даже в действительности так было, то всё же пастырская мудрость должна бы побудить Вас далеко отшвырнуть от себя декларацию, раз она вызвала уже такие разделения. С одной стороны, ею нарушено то единство верующих, о котором молился Христос, накануне Голгофы, а с другой — произведено как раз не то разделение, о котором говорил Христос: Не мир пришёл Я дать земле, но разделение. Уже одного этого достаточно, чтобы пастырская совесть Ваша не оставалась спокойной, чтобы поспешить Вам исправить совершённую ошибку.
Но правда ли, что в своей декларации Вы не нарушили правил церковных? В упомянутых рукописях дано достаточное количество возражений на такое Ваше утверждение. Грустно думать о том, что мудрость Ваша попустила Вам настолько переоценить себя и свои полномочия, что Вы решаетесь действовать вопреки такому основному иерархическому принципу Церкви, который выражен в 24-ом правиле св. Апостолов.
Но ещё больше грех Ваш против внутренней правды Церковной, против Евангельского завета — безбоязненно исповедывать Истину, как предстоятелю Церкви непрерывно стоять на страже Её. Вы же отказались от одной из главнейших сущностей Церкви — Её свободы, поступились Её достоинством. И всё это из-за убогих человеческих соображений, из-за призрачных льгот от врагов Церкви и то лишь для сторонников навязанной Вам и весьма подозрительной по существу «легализации».
Грех Ваш ещё — внутренняя неправда самой декларации, основанной на боязливости. Ведь только в таком освещении становится понятным 8-й ст. 21-й гл.«Откровения», где «боязливые» поставляются наряду с неверными, убийцами и любодейцами.
Наиболее очевидный грех Вашего Высокопреосвященства — это принижение авторитета церковной иерархии в сознании верующих, произведённое Вашей декларацией. Подумайте над тем, Ваше Высокопреосвященство, как высоко вознесён был авторитет наших архипастырей, когда они, уверенно отметая всякие сделки с предателями — обновленцами и с их внешними покровителями, спокойно шли на испытания и безропотно переносили узы и суровые сделки. Как шёл в горы тогда духовный подъём верующих масс, чувствовавших себе духовную опору в своих архипастырях! Чувствовалось тогда, что мы уже почти победили и страданиями своими завоюем свободу своего церковного бытия, даже среди советской культуры.
А теперь… Страшно подумать, как пошатнули, подорвали Вы Вашей декларацией авторитет церковной иерархии, какую обильную жатву собирают на этой почве наши враги, как много верующих, не видя для себя доброго примера в своих пастырях, усомнились в своём уповании на Вечную Правду, и как много их посему отшатнулось от Церкви и погибает в сетях сектантства! Пользуются умело враги произведённым Вами в Церкви смятением и с удесятеренной наглостью проводят свою безбожную программу…
О, Владыка! Подумайте, какая тьма погубленных душ на Страшном Суде смогут вину за свою гибель свалить на Вас! Да не будет так!
Как могла произойти столь разительная перемена во взглядах Вашего Высокопреосвященства? Такой вопрос, несомненно, вставал перед каждым из расположенных к Вам! Многие пришли к тому заключению, что в нужный момент не было возле Вас ни одного доброго советчика, а наоборот, тогда возможны были нажим и нашёптывания со стороны «устрашённых» и продавшихся им. Иного объяснения никто из знающих лично Вас не находил. И я, убогий, даже после уверений Ваших в том, что Вы сознательно и добровольно стали на этот путь, готов согласиться лишь с предположениями друзей Вашего Высокопреосвященства.
Но тогда, что мешает Вашему Высокопреосвященству отказаться от совершённой ошибки, исправить, выправить свой путь.
Вы заявили мне, что «берёте на себя всю ответственность перед Церковью за совершённое». Но какая цена такому заявлению, когда эту ответственность Вы уже распылили на группу безавторитетных и безответственных иерархов Вашего Синода. Чего стоит Ваша личная ответственность, когда причинённое Вами Церкви зло может быть непоправимо? Здесь нужны иные, более действенные средства для прекращения содеянного зла, чем торжественное заявление Вашего Высокопреосвященства о Вашей ответственности в будущем.
Вся Церковь ждёт от Вашего Высокопреосвященства открытого заявления — считаетесь ли Вы с мнением подавляющего большинства иерархов? На определённо выраженное несогласие с Вашей линией поведения почти всей ссыльной Церкви, а также на мольбы и протесты множества пастырей и мирян, ответите ли отказом от своего ошибочного шага и изменением курса своей церковной политики, или же предпочтёте утверждаться на основе уже совершённого Вами уклона в сторону расхождения со всей Церковью…
Рассматривая настоящий скорбный путь Российской Церкви в перспективе вечности, приходишь к проразумению высокого смысла всех настоящих испытаний. Угасание духа веры в массах, принижение спасительных идеалов Церкви, забвение своего долга пастырями, умножение на этой почве беззакония и иссякание любви многих не могли не привести к тяжёлым последствиям. Во всяком организме угасание духа вызывает конвульсии.
Слишком далеко стояли мы в нашей церковной жизни от заповедей Христа, от руководства учением св. апостолов, от заветов св. отцов, мучеников и исповедников. Тяжкие скорби стали необходимы, чтобы хоть таким путём обратить наше внимание на великий грех призванных к святости носителей имени Христова. Может быть, во всём этом уже начало суда Божия над грешным миром, надлежит же начаться суду с дома Божия (1Петра. 4,17). Благословлять подобает Господа за ниспослание нам настоящих испытаний, направленных для пользы и спасения нашего, а не прыгать в паническом страхе в болото, где позорная гибель заранее обеспечена.
Настоящие скорби можно рассматривать, как промыслительный отсев пшеницы от мякины, может быть, для нового доброго посева, а может быть, для создания кадров тех верных воинов Небесного Царя, коим предстоит противостать близящемуся царству сына погибели.
Все же мы дадим ответ Грозному Судие и за уходящих по нашей вине, и за гибнущих вне спасительной ограды Церкви овец Христова стада, за угасание светильника Евангельской Правды и Света на земле.
Задаётесь ли Вы, Ваше Высокопреосвященство, иногда вопросом, какие практические результаты принесла Ваша декларация? Знающие лично Ваше Высокопреосвященство держатся того мнения, что к принятию настоящего курса Вы понуждались самыми добрыми и чистыми намерениями. Вы думали путём делаемых внешних уступок доставить Церкви мир и спокойствие, в коих Она так нуждается для залечивания нанесённых ей врагами многих ран. Но не следовало при этом упускать из вида, что сколько бы не делать сатане уступок, он будет требовать всё новых жертв себе, ибо такова природа зла; что сила Церкви и источник Её постоянного обновления не вовне, а внутри Её самой и что наиболее победный путь Её именно тот, который внешне выражается иногда в значительных жертвах с Её стороны. Этими жертвами больше всего выявляется сила духа Церкви, степень горения в Ней благодати Христовой. Только слабодушием и отсутствием веры в победную силу благодати Христовой объясняются уклоны обновленцев, а может быть и декларация Вашего Высокопреосвященства.
Оцените объективно, чего достигли Вы из того, что почитали полезным, «спасительным» для Церкви?
До нас доходили слухи о данном, будто бы, Вам обещании освободить и возвратить из тюрем томящихся там пастырей — исполнились ли такие Ваши расчёты? «Легализация» рисовала перед Вами возможность мирного развития церковной жизни — не злой ли насмешкой кажутся теперь такие Ваши надежды? Вы собирали уже деньги на издание печатного церковного органа, — разрешили Вам его?
Всё совершается совершенно обратно всем Вашим человеческим расчётам и упованиям. Последние храмы отбираются. Путём непосильных обложений, путем квартирных утеснений и путём всевозможных иных «нажимов» выживаются из сёл и удушаются в городах православные священники, и о таковом расчёте не стесняются откровенно заявлять представители власти на местах. Доходит до того, что за одно доказательство церковности даже рядовые крестьяне лишаются права пользоваться пайками в кооперации (вероятно, быть пайщиками кооперативов. — Ред.).
А повсеместное открытое кощунство над святынями нашими. А возмутительная, связывающая каждый шаг духовенства на Украине, «регистрация», коей духовенство приравнено к уголовникам. А масса отдельных явлений, кои ещё недавно могли приниматься нами, лишь как бред сумасшедшего, настолько превосходят они границы мыслимого.
Вот Вы мне указывали положительные стороны Ваших достижений: «Мы легализованы, мы свободно молимся, мы управляем…» Но мне как-то стыдно думать, что Вы это говорили не в шутку, настолько действительность зло подсмеивается над такими Вашими заявлениями. Простите, Ваше Высокопреосвященство, Вы совершенно не видите и видеть не хотите общей картины продолжающегося развала в Церкви.
А положение таково, что все, ставшие на путь Вашей декларации, каким-то образом утратили стимул к жизни, как бы выдохлись, лишились энергии. Церковная жизнь у них протекает кое-как, лишь по инерции при полной неспособности чему-либо противостать. Таково настроение, как у пастырей, так и у мирян. Объясняется же это со стороны пастырей утратой твёрдой почвы под ногами, со стороны мирян — утратой доверия к личности Вашего Высокопреосвященства и иже с Вами иерархов. Неудивительно посему, что отстраняющееся от Вас меньшинство уверенно говорит об утрате Вами благодати.
Об этом настало время крепко пораздумать, ибо на этой почве углубляется гнусная работа безбожников, и всё большее число низовой массы отходит от Церкви.
О, Ваше Высокопреосвященство, пока не поздно, посмотрите к какой пропасти подвели Вы доверившихся Вам. И пока не поздно, торопитесь поправить свою ошибку!
Неужели никогда мысль Вашего Высокопреосвященства не останавливалась над тем обстоятельством, что, разделяя своей декларацией пастырей на «легализованных» и «нелегализованных», бросая в сторону последних неправедное обвинение в контрреволюции, Вы тем самым поставляете всю ссыльную Церковь и оставшихся ещё на свободе некоторых иерархов и значительную часть остальных пастырей под постоянные удары подозрительной Советской власти, которая только и выискивает предлоги для большего умерщвления ненавистного для неё духовенства. Не тем ли объясняется «бессрочность» ссылки наших первоиерархов.
Известно ли Вам, например, в каких невыносимых условиях живут два достойнейших носителя православного церковного сознания — «бессрочно» Патриарший Местоблюститель митр. Петр и митр. Кирилл, оба больные и загнанные в такие условия с несомненным жестоким расчётом? Не мелькнула ли когда-нибудь у Вас мысль о том, что «свободой и покоем» Вы пользуетесь за счёт медленного умирания неугодных первосвятителей наших? Если же подобная мысль хоть раз прожгла сознание Ваше, как можете Вы спокойно спать, мирно предстоять святому Престолу?
Известно ли Вашему Высокопреосвященству, что введённая Вами новая формула поминовений многими называется провокационной… Ведь она служит для властей блестящим поводом к обвинению в контрреволюции всех не принимающих, хотя таковая формула отметается всеми по чисто догматическим убеждениям (ср.Ин.5,18).
Вы как-то просмотрели, в каких целях была навязана (ведь, Вы не совсем по своей воле ввели её?) Вам «новая формула молитвенного возношения». Ведь она служит к очевидному выявлению приемлющих и не приемлющих Вашу декларацию, как известную церковную политическую платформу. Само возношение Вашего имени, не будь декларации, не вызывало бы ни у кого возражений. Теперь же возношение Вашего имени в сознании верующих отождествляется с признанием декларации, почему и вызывает столько противодействий.
Выступая со своей декларацией, Вы, может быть, не имели мысли навязывать её всем, (может быть, думали обмануть сатану, но его можно только отметать, но не обмануть), но помимо Вашей воли ловким маневром — введением формулы — достигается точное разграничение верующих, в результате которого может быть определенная формулировка обвинения со стороны известных органов: «вы не поминаете митр.Сергия, потому что не признаёте его декларации, а раз вы не признаёте декларации, вы — контрреволюционер».
Знаменательно, что первым вопросом, заданным мне приезжавшим в Полой в 1928г. агентом ГПУ был: «Как вы относитесь к декларации митрополита Сергия?»
Вот какое, несомненно неожиданное для Вас положение устанавливается для Вас Вашим необдуманным шагом.
Но ещё не всё я сказал Вашему Высокопреосвященству из того, чего ожидает от Вас Церковь, что почитает она долгом со стороны своего предстоятеля.
Может быть, многим покажется то требование страшным, однако в декларации иерархов, приготовленной было для представления правительству в1925г., к нему частично было приступлено. И я, убогий, считаю, что Церковь не выполнила бы своего назначения в жизни, как хранительница Евангельской Правды, Истины и Любви, если бы не выступила со своим предостерегающим голосом против тех, проводимых новой культурой идей, кои насильственно внедряются в жизнь и ведут народ к аморализации.
Церковь может и должна указать, что все мероприятия Советской власти, направленные, по-видимому, ко благу народа, но строящиеся на основе полного вытравления из души народа нравственных принципов, — являются постройкой на песке, ибо единственным зиждущим началом жизни является широкая любовь, а никак не насилие, злоба и ненависть, ведущие народ к одичанию и разложению.
Идея устройства рая земного, без Бога в небе и без совести в душе, больше похожа на гримасу сатаны.
Церковь повелительным долгом своим почитает не отказываться от попыток возвратить извращенное течение жизни к нормальному руслу. Опять-таки, это может быть сделано в формах совершенно приемлемых и потом не могущих быть рассматриваемыми правительством, как акт контрреволюции. Ведь, по существу, власть уже давно убедилась в аполитичности Православной Церкви и жалкие фразы отдельных представителей её о нашей контрреволюции являются лишь тактическим приёмом низкого пошиба.
В случае же, если Советская власть, рассудку вопреки, будет упорно продолжать рассматривать Православие вообще, как контрреволюцию, ну, что же — пойдём на Голгофу. Предварительно же Церковь должна исполнить свой долг перед миром и в этом направлении — выступить с авторитетным словом предупреждения к погибающему народу!
Вот путь, к которому Вы, Ваше Высокопреосвященство, призваны, на который Вы и согласились, раз решились воссесть на кафедре предстоятеля Церкви Православной в такой грозный момент Её истории. И Вы уже не можете быть вычеркнуты со страниц Её истории: или в сонм исповедников своих впишет имя Ваше Российская Церковь, или же отнесёт к числу изменников Её мироспасительным идеалам.
Не выполните этого долга Вы, сделает это другой, но слово предупреждения, слово вразумления должно быть сказано Православной Церковью, хотя бы и врагам Её. Сделаете это Вы, Ваше Высокопреосвященство, и Церковь забудет все Ваши ошибки и заблуждения, она благословит Вас навеки. Во всяком случае, Ваша ближайшая задача — исправить причинённое Церкви зло путём отказа от ошибочных актов Ваших — должна быть Вами выполнена, иначе сами Вы рискуете оказаться за оградой Святой Православной Церкви.
Ваше Высокопреосвященство! Не подумайте — я одинок, решившись выступить перед Вами со словом правды. Смею быть уверенным, что большинство ссыльных иерархов почти также мыслят разрешение созданного Вами невыносимого положения.
Настоящий грозный момент истории Российской Церкви, если мы по достоинству не оценим его значения, может закончиться грозным приговором: Отнимется от вас Царство Божие и будет дано народу приносящему плоды Его. Да не будет же имя Вашего Высокопреосвященства заклеймено историей, как одного из гасителей Светильника Российской Церкви!
Как-то не хочется верить, чтобы Ваше Высокопреосвященство продолжало упорствовать в своём курсе среди ясно выраженного общего возмущения им. И я — меньший из меньших иерархов Церкви, побуждаемый искренней любовью, как к Церкви Христовой, так и к Вашему Высокопреосвященству, дерзаю усердно умолять Вас: внемлите, Владыко, скорби и стонам верующих, кои отовсюду несутся к Вам, кои даже за полярным кругом не давали нам покоя, внемлите общему голосу верующего народа, каковой, несомненно, является и «голосом Божиим», трезво оцените отрицательные результаты Вашего курса; вглядитесь в открывающуюся перед Вами пропасть неизбежного раскола, ужаснитесь ответственности за угасание огня веры в массах, произведённое Вашей декларацией.
Подумайте об ответственности Вашей перед историей и об ответственности на Страшном Суде Божием — и откажитесь от Вашего курса, от Ваших компромиссов; аннулируйте Вашу декларацию, как акт личного Вашего заблуждения и выходящий за пределы Ваших полномочий. Явите себя глашатаем Вечной Правды и истинной любви Евангельской перед миром; отбросьте человеческие мудрования и расчёты. Станьте на путь твёрдого исповедничества во имя Христово.
Не бойтесь возможности горших скорбей и испытаний для Церкви (они неизбежны, и Ваши компромиссы лишь принижают их значимость), ибо Церковь возликует, идя вслед за сим на новую Голгофу, и даже в страданиях своих благословит имя Ваше, зная, что главнейший источник разлагавшего Её начала Вами уничтожен.
Но, увы, если Вы, Ваше Высокопреосвященство, станете упорствовать в Вашем курсе и открыто пренебрежёте голосом Церкви, то она, продолжая свой крестный путь, откажется от Вас, как соучастника с Её распинателями.
Большинство ссыльных иерархов до сих пор не предполагали, что в действительности Вы, и Ваши единомышленники ушли гораздо дальше, чем мы в состоянии были предполагать, что Вы перешагнули далеко за намеченную Вами черту, и дальше путь Ваш идёт уже с очевидным уклоном по направлению за ограду Церкви. Постепенно истина эта открывается для всех.
Мы все остановились, не идя с Вами, и продолжаем умолять, звать Вас вернуться, вновь соединиться с нами… Но ведь жизнь не может остановиться и мы вынуждены идти своей дорогой… Мы умоляем, зовем Вас, Владыка, мы всё ещё возле Вас и готовы подать Вам руки…
Если Вы всё же не внемлите, не возвратитесь, то, пойдёте Вашим уклоном дальше, но без нас.
Епископ Дамаскин
Пора готовиться (1929г.) (5)
Из разных мест получаются известия о закрытии или отъятии православных храмов, которых и без того уже немного осталось у них (разумею по преимуществу Украину). Причины сему обыкновенно сразу не объявляются, и лишь спустя некоторое время иногда измышляются ничтожные причины. Впрочем, действительные причина сему теперь уже всем известны.
Отнятие же храмов последних у православных является блестящей иллюстрацией религиозной свободы в стране советов. Тот факт, что случаи отнятия храмов на 11-м году соввласти слишком часто продолжают повторяться, когда так много ведется разговоров о «легализации» православной церкви, — повелительно требует серьезно пораздумать над тем, что мы стоим пред лицом расчетливо и властно проводимого широкого плана разрушения православной Церкви. Становится ясным, что никакие компромиссы, никакие «легализации», при наличии такого плана, не могут служить для нас гарантией, являясь лишь пустым звуком и бесцельным терзанием душ верующих.
Пора нам ясно сознать то положение, что если такое внимание к нам соввласти еще продолжится, то в недалеком будущем все наши святыни или будут в руках отступников от Церкви, или же будут попираться язычниками-богоборцами; а все те, кто ради сохранения за собой этих святынь пойдут на различные уступки в вопросах утвержденного апостолами и Вселенскими соборами строя Церкви, на постыдные компромиссы в ущерб достоинству и свободы Церкви, — все таковые христиане окажутся незаметно для самих себя вне ограды св.Церкви, с приниженной совестью, в запятнанных ризах.
Поэтому своевременно подумать нам о том, чтобы сохранить сущность Православной Церкви — единство веры и исповедания Христова Имени, и обеспечить за собою источник спасающей нас благодати чрез истинное священство и таинства, хотя бы ради сего пришлось нам отказаться от всех остальных храмов, от привычной внешней структуры церковной. Сколь опасно в нашем положении обманывать себя и усыплять заповеданную Христом бдительность возможностью компромиссов с врагами Христовой веры и Церкви. Всякие такие допущенные последними компромиссы рассчитаны лишь на то, чтобы внести большее разделение в среду верующих, больше принизить достоинство Церкви, подавить окончательно авторитет представителей Ее. Теперь это стало очевидным для всех нас.
Впрочем, соввласть в своих органах печати вовсе не скрывала своих планов в отношении Церкви, заявляя, что к 15 году существования Церковь будет совершенно ликвидирована. Это мы все оказались столь близорукими, столь наивно доверчивыми, что не распознали сразу грозного врага (Апок.13:1), не проразумели той бешеной злобы и ненависти ко всему, носящему на себе печать Христа Бога нашего, какие испытывает сейчас на себе Православная Церковь. Теперь же действительность скорпионами бичует совесть верующих за их легковерие в прошлом. Лучше бы нам в свое время своими руками сжечь святые храмы наши, чем видеть их теперь обращенными в непотребные места, в мастерские, склады. Лучше бы нам было вновь возвратить земле потревоженные оттуда св.мощи, чем видеть их теперь в поругании от безбожных в музеях… Лучше бы нам было в печи побросать драгоценные облачения церковные, чем видеть глумление над ними в театрах, видеть их на мусульманских тюбетейках и т.п.
Громадное количество наших храмов насильно отнято у нас соввластью и передано церковным иудам — обновленцам и комедиантам-самосвятам с очевидным расчетом отклонить и верующих в сторону этих отщепенцев. Нет никакого сомнения, что под всевозможными предлогами также отберут и последние храмы наши. Следует быть к сему вполне готовыми.
Завет Господа нашего — «будьте кротки как голуби, и мудры, как змии» — должен быть нами принят как руководство в настоящем нашем положении. С кротостью и терпением будем принимать скорби и испытания наших дней, но будем мудро сохранять главу свою, т.е. то, что является сущностью Христовой Церкви, основанием спасения нашего. К сему последнему и необходимо приступить нам заблаговременно, с ясным сознанием неизбежности яростного нападения врага именно в сторону внутренней организации св.Церкви.
Надо сознаться и не закрывать на то глаза, что враг достиг значительных успехов в области разрушения внешней структуры нашей Церкви и усиливается до конца разрушить таковую. Глава Церкви — Св.Патриарх после долгих страданий и терзаний при загадочных обстоятельствах отошел в вечный покой. Его законный местоблюститель расчетливо загнан в ссылку на один из самых северных берегов Ледовитого океана и тоже, по-видимому, доживает последние дни своей жизни. Все наиболее авторитетные архипастыри находятся или по тюрьмам, или в бессрочной суровой ссылке. Высший орган церковного управления не имеет возможности сорганизоваться, как и органы местного епархиального управления. Можно сказать, что во всей православной Российской Церкви нет ни одного благочиннического и даже приходского органа, который бы имел возможность свободно и правильно функционировать. Все православное духовенство в СССР поставлено в условия такого бесправия и беззащитности, что его правовое положение может быть приравнено лишь к положению индусских париев, если оно того не хуже.
Тот паллиатив, что искусственно и неканонически организовался в Москве при митр. Сергии и сам себя поставляет на место Патриаршего Синода, непонятным образом в своих действиях далеко отошел от иерархического принципа бытия Святой, Соборной и Апостольской Церкви и никак не может почитаться отражающим истинную Иерархическую Совесть Соборной Церкви. В последнее время становится все более невыносимой жизнь рядовых верующих. Дети их лишаются возможности получить хотя бы среднее образование; за малейшее проявление религиозности изгоняются служащие не только из государственных учреждений, но даже из таких свободных общественных учреждений, как кооперативы; педагоги, нежелающие активно работать в «кружках безбожников», выгоняются со службы безоговорочно.
Что же нам остается предпринять в условиях столь ужасной действительности? «В чем мы можем проявить змеиную мудрость» сохранения головы своей? — Прежде всего для нас, верующих, важно сохранить во всей неприкосновенности и чистоте веру в Иисуса Христа, Сына Божия, Спасителя нашего, Искупителя мира. Затем сохранить Святую, Соборную и Апостольскую Церковь, которую мы собою и составляем при единстве нашей веры, духа и Таинств. Эту именно внутреннюю сущность Церкви Христовой мы должны теперь приблизить к сознанию нашему, ясно осознать, ощутить ее.
Не храмы являются Церковью, а мы — люди, духовно спаянные между собой любовью во Христе, единством веры в Него, единством исповедания Его святого Имени. Было время, когда христиане вовсе не имели храмов, распознавали друг друга лишь по условным знакам, собирались для совершения святейшего Таинства по домам, в подземных кладбищах-катакомбах, в пустынных местах; было время, когда тысячами шли христиане на жесточайшие мучения и смерть за исповедание Имени Христова, но именно тогда верующие составляли собою ту Церковь, которая не только не уступила восставшему на нее язычеству, не только не умалилась в своем достоинстве и численности, а наоборот — укрепилась в исповедании своей веры, в крови мучеников своих потопила всю прелесть язычества, осияла благодатными лучами евангельского света весь мир. Судя по всем данным, в своих переживаниях мы приближаемся к подобному же времени (Мф.24:9; Апок.13:7-16:17).
В нашем положении необходимо старательно избежать большой ошибки, именно — раздора верующих вследствие отнятия у них храмов. Наоборот, надо верующим теснее примыкать друг к другу, необходимо смыкаться в теснейшие союзы на почве единой веры, общей молитвы, взаимной поддержки друг другу в постигших нас скорбях. Необходимо объединиться вокруг известных нам пастырей для восприятия через них благодати Христовой во св.Таинствах, кои, может быть, и совершаться будут в сокровенных местах. Разумеется, от парадных служб, от вычурного хорового пения, от громогласных протодьяконов придется отказаться, и все это заменит тихая, сосредоточенная молитва небольших групп по домам при обстановке самой упрощенной в облачениях самых скромных. В таких условиях необходимо пастырей своих знать поближе, так как, возможно, им придется отказаться от внешнего доказательства своего сана, в целях свободы общения с пасомыми. Епископов своих, может быть, придется знать лишь издалека и личность их держать в полной сокровенности. Такое положение уже было в Церкви, оно становится весьма вероятным в наших условиях жизни. Благоразумие подсказывает, что пора уже готовиться к такому положению. Особенно благовременно поразмыслить над сим вопросом пастырям нашим. В то время, как одни из них, им же дано есть, свой исповеднический подвиг будут открыто нести, будут умирать по тюрьмам и ссылкам, будут дерзновенно выступать со словом обличения, увещания перед безбожниками и богоборцами, подвизаясь даже до крови во славу Имени Христова, другие ради сохранения и окормления стада Христова должны приуготовлять свой исход в «катакомбы». Мудрость и ревность о спасении душ наших должны подсказать нам формы, в коих «исход» этот должен совершиться.
Пусть гражданский строй идет любой для него дорогой, пусть провозглашает любые принципы жизни, пусть в своей безумной гордости объявляет войну Творцу вселенной, — мы пойдем своей дорогой «со Христом и ко Христу». Будем пользоваться от «внешних» лишь тем немногим, что необходимо для скромной жизни и не противно нашей христианской совести и духу; будем братски терпеливы к погибающему, будем подчиняться их гражданским законам, не противным Христову духу; — но не поступимся перед «внешними», перед властью человеческой ни одним из установлений церковных, ни йотой из догматов христианского вероучения; не поставим под постыдный контроль безбожных наше участие во св.Таинствах, не допустим их растлевающего влияния в область наших духовных отношений, в мир нашей взаимной Христовой любви, веры, Таинств, т.е. в нашу Церковь, — Святая Святых души и жизни нашей.
Будем чистотою и святостью жизни своей стараться приблизиться к жизни первых христиан настолько, чтобы и враги Христовы увидели наше превосходство над их мрачной жизнью, чтобы и они, видя осуществление Евангельской любви в жизни нашей, потеряли уверенность в правильности своих грубо-животных принципов жизни и обратили бы сердца свои ко Христу Богу. Пора, Возлюбленные! Настало время самим нам — верующим — ясно определить свой дальнейший путь. Пора предпринять меры к ограждению самих себя и вверенного нам св.наследия от врагов, восставших на Христа и Церковь Его. Время настало… Может быть, и суд «близ при дверех есть».
«Не бойся, малое стадо! Ибо Отец ваш благоволил дать вам Царство» (Лк.12:32).
«Ты немного имеешь силы и сохранил слово Мое, и не отрекся имени Моего. Вот Я сделал, что из сатанинского сборища придут и поклонятся пред ногами Твоими и познают, что Я возлюбил тебя» (Апок.3:8-9).
«Ей, гряди, Господи Иисусе!»
Аминь.
Пасхальное послание к духовным чадам, 1929г. (6)
Христос Воскресе!
Возлюбленные о Христе! Да ниспошлет Вам воскресший Свет Свой мир и радость в Великий День святой Пасхи!
Да воскресит Он в душах ваших надежду на воскресение идеалов и даст Вам вновь узреть претворение их в жизнь. В своем суровом далеке я нередко согревал душу свою воспоминаниями о моих днях покоя у Вас. Что всегда и во всем отмечает всякое христианское учреждение от нехристианского — это свобода.
То беспросветное рабство, что ныне созидается под крикливыми и фальшивыми лозунгами, настолько противно христианскому понятию свободы, что нисколько не удивительно, если идеологи его так злобно восстали на все, что носит на себе печать свободы во Христе. Истинная свобода только там, где Христос, — потому-то Ленин и заявил о себе: «Христос — мой личный враг». В одном глубоко ошибаются враги Христовы, это в том, что эту свободу Христову можно уничтожить. Никак и никому этого сделать не удастся. Пусть они дезорганизуют внешний аппарат Церкви, пусть разрушат и осквернят наши святыни, пусть лишают куска хлеба и общечеловеческих прав миллионы верующих, пусть отнимают тысячи жизней в своих тюрьмах и ссылках — все это лишь больше и больше уясняет верующим, сколь драгоценна эта свобода духа во Христе и сколь превосходит она все человеческие измышления.
Никогда еще в мире не выявлялась такая злобность к христианству, какою проникнуто современное холодно-расчетливое культивирование ее и внедрение ее в опустошенные души и помраченные умы тысяч несчастных рабов XX века.
Это показывает, что наше время явно антихристово. Благовременно поэтому нам приготовить себя и ко всем тем скорбям, которыми необходимо будут ознаменованы эти мрачные годы (17 ст. 13 гл. Апок.), накануне буквального осуществления своего. И все же мы только не должны впадать в уныние или отчаиваться, а наоборот, должны благословлять за все Господа, ибо нам ясно указано (Апок. 3, 10, 7 и др.), что ждет верных в те дни, и Господь сам определил (Лук. 21, 28), каково должно быть наше настроение тогда, т.е. теперь. Может быть, вы заметите мне, сколь мало пасхальная тема настоящего письма? Нет, именно благовременна ибо все наше упование, наша крепость, наше спокойно-решительное отношение к событиям и скорбям дней сих зиждется на факте Воскресения Христова. Христос Воскресший положил начало нашему воскресению; мы вместе с ним являемся победителями смерти и ада, через Него ждет нас воскресение для вечной славы с Ним. Что же нам страшиться неизбежных временных скорбей, смерти и даже самого сына сатаны? Мы видели, что начало сбываться предсказание.
Благословим Господа за неложность Его Слова и утвердимся в ожидании и исполнении тех Его Слов, кои говорят о небесном заступлении верных во дни последних скорбей. Позаботимся лишь о том, чтобы пребыть среди достойных такой великой милости. «Восклоним лица свои, ибо близко есть избавление наше».
Простите ради Христа и помолитесь там за меня, грешного, да укрепит меня Господь и сохранит от всяких поползновений в приближающееся время моих новых искушений.
Да благословит, укрепит и утвердит Вас Христос Бог в скорбях Ваших.
Благословение всех. Рад был бы узнать о Вашей жизни, о всех Ваших и иже с ними.
Воистину Христос Воскресе.
Послание к архиепископу Серафиму (Самойловичу), о благодатности сергианства (7)
(Из переписки двух епископов)
15 апреля 1934 г.
Не сумею, Дорогой Владыко, выразить благодарения своего Господу, влагающему единые мысли и даже единые формы выражения их разделенным телом, но единым по духу рабом своим. Многажды в сем я убеждался. Ваше письмо — подтверждение сего. Может быть, в деталях мы не совпадаем, но в основном единодушны. Выскажу Вам свое credo по сему вопросу.
Путь митрополита Сергия — путь несомненной апостасии. Отсюда и лишение благодати у него несомненны. Несомнен отход от благодати и всякого сознательно внедряющего в жизнь план «мудрейшего».
Здесь встает вопрос о том, насколько повинны в этом грехе те массы верующих и рядового духовенства (епископам оправдания никакого быть не может!), кои не в состоянии разобраться в тонком лукавстве Сергиевского «курса», кои, подчиняясь авторитету большинства епископата, боятся «раскола», к тому же не слыша авторитетнейшего суждения по сему вопросу Предстоятеля Церкви Патриаршего Местоблюстителя.
Встает и другой вопрос, — имеет ли право кто-либо называть безблагодатными таинства, совершаемые в сергианских храмах, раньше чем церковь Соборным решением отсечет согрешивших, предварительно призвавши их к покаянию и исправлению?
Отщетились (лишились – ред.) благодати митрополит Сергий, х, у, z, но пока они не отсечены — не действует ли в Церкви то положение, исповедуемое Церковью, что «вместо недостойных служителей алтаря Господь Ангелов Своих невидимо для совершения Божественного таинства посылает». Если такое положение существует (я верую, что такое есть), то не благоразумнее ли потерпеть, не обвинять в беззаконии сознательного сергианства массы тех, кои страдают в душе от творимой беззаконниками неправды, кои нисколько не разделяют их мнений, но, не будучи в состоянии уяснить себе сущность наших расхождений, боятся ошибиться при самостоятельном выборе пути, находя же единственную отраду и утешение среди окружающего мрака и скорби в церковных службах, — посещают сергианские храмы?
Такое состояние я полагаю терпимым в отношении тех слабых, непросвещенных, коим в силу их младенческого неведения и простоты не может быть вменен грех сергианства.
Погрешают те из них, кто понимает всю неправду и проистекающее из нее зло сергианства, но по инертности своей или по малодушию остаются в рядах тех.
Еще больше погрешают те пастыри, кои разбираются в положении, но благодаря трусости своей или — того хуже — по материальному расчету — остаются в рядах сергиан, увеличивая тем и значимость их. К несчастию, таковых не мало.
Что же касается тех рабов Божиих, коим дано разобраться в положении, осознать неправду и зло сергианства, понять, что путь сергианства — есть путь апостасии, — те обязаны не только выступить с протестом против деяний митрополита Сергия и присных его, не только пройти указанный Писанием и церковными правилами путь увещания и обличения соблазнителей, но и своим примером должны показать свое противление совершающейся неправде и соблазну, порывая литургическое общение с сергианами, не посещая храмов их, делая все возможное для приближения момента Соборного суда над беззаконниками.
Лично я прошел весь этот путь, порвавши литургическое общение с митрополитом Сергием по возвращении из ссылки 1 января 1929 г., и словесно и письменно обратившись к нему с увещаниями.
Ныне совершается суд Церкви Российской, и каждый свободной волей избирает путь свой. Люди юридического склада ума церковное бытие мыслят во внешних формах отношений, субординации различных церковных учреждений, торжественных храмовых служениях и т.д. Путем соблюдения внешних форм, внешней дисциплины, путем умолчаний, условности, фразеологии — успокаивается иногда мятущаяся совесть, все у них по видимости складно, в порядке, но за всем сим — по слову Господа (Иоанн 3, 18, 191) — совершается суд: «люди более возлюбили тьму, нежели свет, потому что дела их были злы».
Не всем, к сожалению, дано осознать, что бедность и немощь являются теми необходимыми условиями, при коих совершается преизобильная сила Божия. Поистине только во тьме безблагодатности можно было решиться пожертвовать свободой Церкви ради сохранения «богатства» условно разрешенных храмовых служений и подозрительной «силы» синодального управления. Эти именно достижения свои имел в виду митрополит Сергий, горделиво заявляя мне, что он «спасает Церковь».
Мы держимся противоположного взгляда: мы готовы (до времени) отказаться ради сохранения внутренней свободы Церкви и от торжественных богослужений, и от конструирующих церковных учреждений, предпочитая последним создание и укрепление духовно-благодатных связей между пастырями и пасомыми. Дальнейшее же, внешнее устроение Церкви мы возлагаем на милость Божию к нам — кающимся в прежних своих грехах пред Церковью, на Его Божественный промысл и силу, твердо уповая на данные Им Церкви обетования. «Верующий не судится, а неверующий уже осужден». Один из Оптинских отцов сказал:
Православие живет среди всяческого неустройства и скудности, именно для того, чтобы было видно, что оно держится не человеческими силами и порядками, а могуществом Божиим.
Несомненно, строгий суд церковный ждет митрополита Сергия и его присных. Строго говоря, суд, как выражение церковного сознания по данному вопросу, в идеальном его содержании, уже совершился — Церковь выразила свое полное осуждение митрополиту Сергию и его беззаконным деяниям, а вместе с ним и всем участникам и соратникам митрополита Сергия на его соблазнительном пути. Выразила это десятками направленных митрополиту Сергию протестов Православных Архипастырей и массой таковых же со стороны верующих пресвитеров и мирян. Выразила это она массовым отходом от сергиан верующих, прекративших посещать их храмы и общаться с ними. Суд этот сказывается и в совести самих сергиан, в большинстве своем сознающих неправду сергианства и терзающихся от такого противоречия, ибо только малодушие и боязливость удерживают их в рядах сергиан, участь же такой «боязливости» предчувствуется ими (Апок.21:8).
Недаром, однако, учрежден и видимый суд в Церкви для вразумления погибающих и предупреждения соблазняющимся, и каждый из нас должен сделать все от него зависящее для приближения такого момента во имя общего блага Церкви.
Нередко мне приходилось слышать, даже от самих сергиан, недоумение по поводу молчания Патриаршего Местоблюстителя в такой критический момент церковного недоумения. Говорят: «Почему митрополит Петр не выскажет своего авторитетного суждения по поводу происходящей церковной разрухи, хотя даже рискуя еще более потерпеть за это? Ведь интересы Церкви должны быть для него дороже жизни».
А что, если митрополит Петр такое слово свое уже сказал, но его приказчик, присвоивший себе права большие, чем были у самого хозяина, не слушает его? Что, если будет с очевидностью доказано, что со стороны митрополита Петра дважды было послано митрополиту Сергию распоряжение (хотя бы и без исходящего №) прекратить его узурпацию власти «исправить допущенную ошибку… устранить и прочие мероприятия, превысившие его полномочия»??? Как к сему отнесутся все «малодушные», все неискренние сергиане, вся масса обманутых верующих?..
Здесь я, Дорогой Владыко, вплотную подошел к вопросу, решение которого потребует с Вашей стороны некоторого терпения. Скажу только одно пока: — очевидно, произошло то, что митрополит Кирилл предвидел уже давно», когда в 29 г. писал мне, что наши отдельные протесты не возымеют никакого действия на митрополита Сергия, ибо «он настолько зарвался, что уже не послушает и более строгого окрика».
На этом до времени кончу.
(Продолжение)
Господи благослови. Продолжаю.
То, чем Вы угостили Дедка (митр.Кирилл – ред.), предполагалось быть сделано нами еще в 29 г., если бы вовремя была получена великолепная и столь питательная начинка с севера. Предполагалось состряпать пирог значительного размера и достойной формы вкупе с знаменитейшими кондитерами. И в 1934 г. я получил одобрение… на то же и была намечена форма. Теперь я пришел к совершенно иным выводам, когда после «падения с луны» присмотрелся к вашей земной жизни и проразумевая во всем совершившемся и совершающемся благую волю Божию, ведущую нас к Великой Анастасии (воскресению – ред.) Церкви Православной.
Продумайте, Друже и Брате возлюбленный, следующую мысль. Если происходит суд Божий, если Господь творит отсев пшеницы, отбор воинов для противостания выходящему из бездны зверю, — какое может быть наше место в этом плане? Мое настроение в отношении данного момента определяется последними стихами 97 псалма. И чем более углубляюсь я мыслию к уразумению совершающегося, тем более проникаюсь ужасом благоговения перед величием и благостию промысла Божия о нас и в восторге воспеваю первые два стиха 45 псалма.
Совершается суд Божий над Церковью и народом русским. Ныне отняты пастыри от пасомых («В настоящее время нет ни одного правосл. архиерея пребывающего на кафедре». — Примеч. епископа Дамаскина) именно для того, чтобы перед лицом суда каждый совершенно самостоятельно избрал путь свой — ко Христу или от Христа, причем и пастыри судятся, как рабы. Совершается отбор тех истинных воинов Христовых, кои только смогут быть строителями нового здания Церкви, кои только и будут в состоянии противостоять самому «зверю», времена же приблизились несомненно апокалипсические.
Разумеется, в таком плане необходимо быть и сергианам, как необходим был Иуда. Недаром Апостол говорит, что «надлежит быть и разномыслиям, дабы открылись искусные». Тяжесть греха этих соблазнителей определена самим Господом. Он и судит их уже, ибо они уже приходят к концу своему, как в свое время «живцы». Вам еще неизвестно, вероятно, о готовящемся в Москве преподнесении титула — «блаженнейшего» и «митрополита Московского». Как видите, они сами себя уже топят. (О титуляции было известно гораздо ранее 2/v, таким образом этим обнаруживается ложь митр. Сергия, будто это произошло для него «неожиданно» (Пишу сие 15 мая). — Примеч. епископа Дамаскина).
Что же можем сделать мы при настоящих условиях? Добиваться удаления митрополита Сергия? — Поздно, да и бесполезно. Уйдет митрополит Сергий — остается сергианство, т.е. то сознательное попрание идеала Святой Церкви ради сохранения внешнего декорума и личного благополучия, которое необходимо является в результате так называемой легализации.
Что, собственно, имеет митрополит Сергий? — Немногие храмы и готовое ко всему приспособиться духовенство. Паства? Там ее почти нет, ибо за храмы в настоящих условиях держатся в большинстве люди внешнего устроения. Печальную картину являют собою люди, приверженные к храму, но совершенно нецерковные, ибо — сменяют православных священнослужителей в храме живцы, тех обновленцы или самосвяты, этих сергиане, потом вновь обновленцы, а приверженцев храма это мало волнует, — им нужен храм, декорум богослужебный, привычная обрядность внешнего участия их в таинствах, и только. В этом вся сущность сергианской церкви. Это печальное наследие синодального периода Церкви, это показатель угасания духа в Церкви. Все мы — пастыри, много повинные в сем тяжком грехе перед Церковью, крепко должны в сем каяться.
Еще до появления сергианства, во время натиска на Церковь со стороны обновленцев и самосвятов, я писал одному батюшке в ответ на его по сему случаю жалобу: Господь весть, что благодетельнее теперь для Церкви — сохранение храмов во чтобы ни стало или полное закрытие их. Все наши усилия теперь должны быть направлены на установление прочных духовно-благодатных связей между пастырями и пасомыми, тогда в настоящую бурю Церковь будет непоколебима пред лицом еще более тонких соблазнов и без храмов.
Теперь мы свидетели того, что храмы служат не к единению, а к разделению верующих, ибо без храмов не было бы ни сергианства, ни самосвятства, ни григорианства, ни обновленчества. Идейных служителей сих со вне навязанных учений почти нет, и, если бы им не даны были наши храмы, как трибуны для сеяния соблазна и разложения, то и не было бы у нас и поводов для настоящих разговоров.
«Горе, им же соблазн приходит», однако таковые попущены выявиться, и, очевидно, через посредство их производится «отсев». Каково же наше с Вами место в настоящем плане домостроительства Божия? А свое место нам отыскать необходимо.
Пастыри отъяты, «поражены». Овцы рассеялись или уловлены хищниками-наемниками, которые загнали и сторожат овец, томят их в безводных дебрях. Мы же и не в силах противостать наемникам, ибо находятся те под охраной надежной.
Теперь очевидно все призваны на суд, и сами овцы, ибо они в свое время и убежать могли от «чуждого гласа». Теперь никто ни за кого не ответственен и ответит каждый за себя.
Да не соблазнится Брат мой чем-либо в словах моих, заподозрив меня в превозношении, прельщении. Спаси меня, Господи, от греха сего! Я всегда со страхом имею перед собою предупреждение Апостола: «ты стоишь, — берегись, чтобы не упасть». Я самого себя прежде всего виню и бичую за грех церковной невоспитанности Русского народа, за грех утверждающегося на сем богоборческого похода в России.
Каково же мое собственное место при таком сознании моем? — Неключимый и ленивый раб, повинный в столь страшном грехе пред Церковью, понимающий все зло, содеянное при его участии, и необходимые последствия сего греха, — что другое должен делать, как не горько каяться в содеянном грехе, умолять Милосердого Судию дать время покаяться и по возможности исправить совершенный грех путем противостания злу, до готовности кровию омыть грех сей!
Нечего нам мечтать и стремиться к кафедрам, — каждый из нас уже сделал свое. Мы теперь «Самим Богом потушенные свечи» (см. письмо старицы (9)). Если мы умолим Праведного Судию потерпеть на нас, да убелим ризы свои слезами покаяния, смиренным подвигом «гефсиманской» молитвы заслужим милость, — Господь еще возжет нас на свещнице церковней, а если будем мнить, что мы призваны только восседать на кафедрах и начальствовать в наследии Божием, — то останемся навсегда потушенными.
Подобное стояние наше не может быть рассматриваемо, как отказ от общественно-церковного служения, ибо таковое (стояние в подвиге), как и каждое духовное выявление, имеет многостороннее значение. Работа над очищением своей души будет вместе с тем и накапливанием благодатной духовной силы, а это и будет то единственное, что только и может быть противоставлено духу злобы, силящемуся утвердить свое царство на место Церкви Христовой.
Внешнее наше противостание царству зла может выразиться разве в том, что мы имеющимися еще в нашем распоряжении средствами будем утверждать, подкреплять вместе с нами предстоящих суду меньших братий наших единых с нами по духу, уясняя им путь наш, как правильный и со стороны канонической, как благословенный предстоятелем Российской Православной Церкви, который из своего заточения поручил передать одному их собратий наших: «Скажите Владыке X, что если он с митрополитом Сергием, то у меня нет с ним ничего общего».
Такую свою обязанность я сейчас и выполняю, в ней я вижу весь смысл моей нежданной свободы. Следом за этим и Вы, Друже мой Владыко, получите доказательство сего.
Перечитываю настоящее письмо в присутствии одного хорошего батюшки и в ответ на его недоумение по поводу «потушенных свечей» и в предупреждение возможного по сему же недоумения и с Вашей стороны поясняю следующее. Потушены свечи только в отношении «начальствования», а не благодатного горения, которое необходимо продолжается по мере свободы от личных грехов наших. Ни распоряжаться, ни приказывать теперь кому-либо мы не можем и не должны. Мы можем лишь быть «правилом веры и образом кротости» яко да стяжем «смирением высокая, нищетою богатая». В силу такого моего убеждения все мое старание сейчас направлено к тому, чтобы обрести место, где бы я мог, удалившись в тишину кельи души своей, по возможности изолировав себя от суеты, должным образом приуготовлять себя на суд Божий.
Помолитесь обо мне, Брате, да дарует мне Господь сию милость.
Скажу несколько слов по поводу Вашего (вернее о.Н-я) письма, ответного на мое. Вы, вероятно, не вчитались в него, если стучите в открытую дверь. Я сказал: «Путь митрополита Сергия — путь несомненной апостасии. Отсюда и лишение благодати у него несомненное». Я нахожу возможным «потерпеть», не обвинять в беззаконии сознательного сергианства массы «простодушных, непросвещенных», и только потерпеть, ибо завтра они сами побегут к нам, вернее — те из них, кои «предуставлены ко спасению». История времен Соборов дает нам много примеров такого снисходительного отношения к «простодушным».
Оба пункта обвинений митрополита Сергия, представленные мне в письме о.Н. (Снятие клятв собора 1666 г. и реабилитация В.Путяты, бывшего архиепископа. — Примеч. епископа Дамаскина), лишены оснований, ибо, как мне известно, оба деяния не доведены митрополитом Сергием до конца. В моем обвинительном акте тому же митрополиту Сергию действительных пунктов обвинения не 2, а 22. Хотите, я когда-нибудь представлю Вам?
Дерзну высказать свое мнение в противовес и второму Вашему возражению. — Излияние и действие Благодати не представляется мне как действие струи воды, которой необходимо окачивается всякий подошедший под открытый кран, или коей всякий может напиться, стоит только ему открыть рот. Если искать аналогий во внешних явлениях, то действие Благодати представляется мне как действие света в затхлом подполье, когда откроют туда доступ солнца: вся нечисть, мокрицы, миазмы, гнилостные черви будут убиты светом или скроются опять во тьму, всякая плесень потребится, попавшие туда здоровые семена дадут ростки и потянутся к свету, питаясь и претворяясь в животворящих лучах света и тепла. Поэтому, пока Церковью не пресечен доступ благодатного света в дебри сергианства, случайно попавшие туда здоровые семена или растеньица могут еще пользоваться дарами Благодати Духа Святаго в меру веры своей, в меру возраста духовного. Мы же вместе с Вами исповедуем, что одни и те же Св.тайны служат одним во спасение, другим «в суд и осуждение».
15-Iv-34г.
Рождественское послание епископа Дамаскина, 1935г. (8)
Буря, наполняющая смущением сердца многих из плывущих через океан жизни на Святом Корабле, не только что разразилась. Океан этот никогда почти не бывал спокоен. Страшные бури вздымались навстречу Кораблю с самых первых дней создания его. Бывали бури такие, что волнами бушующего океана смывались с Корабля многие, по неразумению своему пренебрегшие предоставленными в их распоряжение спасительными средствами. А Корабль, руководимый Создавшим его Кормчим, плывет и плывет вперед к намеченной и вечной цели.
Настоящая буря некоторым кажется особенно свирепой. При этом забывают, что никакая буря не страшна как для самого Корабля, так и для каждого, кто разумно на нем пользуется средствами защиты от бури, коих достаточно на Корабле для всех.
Особенно страшными такие бури кажутся ночью, когда ни Солнца, ни звезд не видно, когда свист ветра, сливаясь с ревом волн, шумом своим заглушает голоса людей, как бы прерывая возможность общения между ними.
Но вот просветлел восток, блеснул луч Солнца – и сразу буря как бы утрачивает свою силу, не кажется уж столь страшной, все успокаиваются, ибо видят в своем распоряжении достаточно средств, чтобы укрыться и от ветра, и от волн, и с благодарностью взирают на восходящее Солнце, которое и осветит их, и обогреет.
Таким бодрящим лучом Солнца являются для нас, плывущих на Корабле Святой Церкви, великие праздники, и особенно Рождество Христово и Пасха, которые, как солнце, периодически обтекают круг нашей жизни.
Ко времени явления Христа языческий мир, достигший вершины своего культурного развития, государственного могущества и создавший себе блестящий сонм божеств, дошел в то же время до высшей степени развращения своей жизни, так что, издеваясь над своими божествами, устами одного своего философа высказал такую мысль: что «только Сам Бог, явившись на землю, мог бы указать людям истинный путь жизни и спасти мир от окончательного разложения».
Как бы в ответ на это воздыхание человечества чудесная звезда приводит мудрецов Востока к Вифлеемской пещере поклониться этому «чаянию языков» (ожиданию народов – ред.).
И вот воплотившаяся Любовь Божия, уничижившаяся до вертепа и Голгофы, воскресила умирающее человечество, вдохнула в него благодатные силы, осмыслила для человека цели его земного существования, открыла для него возможность устроения на земле Царства Божия, т.е. царства любви и правды, – учредила Церковь Христову как непрерывный союз человека с его Творцом. И поистине то было Царство Божие, когда «тем, которые приняли Его, дал власть быть чадами Божиими» и для которых «мир и радость о Духе Святе» были главным содержанием их жизни, так что ни гонения, ни нищета, ни самая смерть не в силах были отклонить их от пути, вырвать их из лона Церкви Христовой…
Противные силы – силы мрака и зла – постоянно вздымали бури против Корабля Церкви, из среды самой Церкви воздвигая врагов истины спасения во Христе. То же видим мы и в наши дни.
Бывали и раньше моменты, когда – как, например, при господстве ариан – православных оставалось в Церкви, может быть, гораздо меньше, чем в наши дни, однако Истина Христова вновь и вновь торжествовала, и ничто не в силах было задержать движение Корабля Церкви вперед, к благодатной цели. То же будет и теперь.
Ныне совершается промыслительный «отсев пшеницы от плевел». Беззакониями и мудрованиями человеческими помрачился в нас Лик Господень, так что и не распознать Евангельского Христа по нашей жизни…
В пылу битвы на всех находит некоторое ослепление. Так и теперь – внимание всех отвлечено в сторону механической культуры, материальных достижений, а пройдет некоторое время, и все, в ком сохранится еще сознание в себе живой души, поймут, что, воздавая «кесарю – кесарево» (т.е. материальное), они необходимо должны воздать и «Божие – Богу», и тогда все, кто захочет быть Человеком (а не только животным), все поищут Христа – Спасителя своего, – и найдут Его только, может быть, после тяжких крахов и горьких разочарований, в созданных ими для себя материальных кумирах.
Пока же еще продолжается ночь, бушует буря…
Однако мы явственно слышим сладчайший голос Кормчего нашего Корабля: «Зрите, не ужасайтесь: ибо надлежит всему тому быти… Не бойся, малое стадо! Ибо Отец ваш благоволил дать вам царство…»
В блаженное время живем мы, друга мои, когда так легко можно завоевать себе венец Царствия! Стойко пребудем на Корабле Церкви Христовой, крепко будем держаться ее благодатных установлений – и никакая сатанинская буря нам не страшна.
Томительная ночь продолжается, но рассвет близок. Вот сияет вновь Вифлеемская звезда, призывающая нас поклониться Рожденному в яслях Предвечному Младенцу. Пойдем навстречу ее призывному Свету. В сиянии этого благодатного Света осветится в яслях нашей собственной души «Снизшедший восставить падший образ Свой» – Христос Спас наш, Который в меру веры нашей и смирения исполнит душу нашу мира и благоволения Своего. Тогда рассеются греховные тучи, и в ясном небе души своей мы услышим в сей благодатный праздник Рождества Христова поющих Ангелов и вместе с ними воскликнем хвалебную песнь: Слава в вышних Богу и на земле мир, в человеках благоволение!
Аминь.
Родные мои! Копия письма моего моим детям да послужит моим праздничным приветствием и для вас, так как я знаю, что и ваши сердца болеют тою же скорбью сердца моего, и радости ваши – надежды и моего сердца.
Свет Вифлеемской звезды в праздник Рождества Христова да осветит и ваше обиталище, и гармония ангельского благоволения да исполнит души ваши мира и радости, вызывая созвучие сердец ваших к славословию неизреченного к нам милосердия, Снизшедшего и ныне к нам великими милостями.
Радуйтесь и веселитесь, вспоминая и мою к вам любовь во Христе. Мир вам!
Епископ Дамаскин.
Рождество Христово, 1935 г.
(1) 1-е и 2-е письмо: «Луч Света. Учение в защиту Православной веры, в обличение атеизма и в опровержение доктрин неверия», в 2-х ч., сост. и доп. архим. Пантелеимон, Изд., Св.-Троицкий Монастырь. 1970 г., ч. 2, «Документальные данные о начале раскола Русской Церкви на «Советскую» и «Катакомбную»», стр. 16-24.
(2) Что и случилось. Митр. Сергий и его последователи образовали новообновленческую церковную организацию — Московскую Патриархию (МП).
(3) Примирение с обновленцами произошло в 1943-44 гг. По приказу Сталина и компартии обновленцы покаялись и присоединились к Московской Патриархии и заняли руководящие посты (например: Патриарх Алексий I /Симанский/, как и митр. Сергий — бывшие обновленцы).
(4) Для удобства управления церковной организацией МП, через одного — Патриарха, Советская власть сохранила патриаршество, но с той поры все Советские Патриархи, начиная с митр. Сергия /Страгородского/, были назначаемы компартией, т. е. Сов. властию, через посредство КГБ, и точно также весь епископат. Пророческими оказались слова новосвщмч. Дамаскина «…и не превращается ли сонм служителей в послушную и безответную армию «явных и тайных» сотрудников власти?».
(5) Архив департамента КНБ РК по Костанайской области. Д.2080. Л.15-30.
(6) Синодальный архив РПЦЗ (Нью-Йорк, США). Д.36/43.
(7)Архив Джорданвилльской Свято-Троицкой духовной семинарии.
(8) Архив семьи Медведевых. Журнал Русский дом, 2002г. № 1.
(9) Письмо старицы к православному епископу: «Теперь нет начальников-Архиереев! Епископы — это Самим Господом потушенные свечи. Они должны пребывать как можно тише в пустыне, в обязательном смирении, терпении и любви. В свое время Господь зажжет их, и они засветят на весь мир. Если же которые из них не выполнят теперь этого данного им условия, то навсегда останутся погашенными.
Прошу Матушку (Схиигум. София. Великая Суббота 34 г. — Примеч. епископа Дамаскина) за святое послушание ко мне передать это своему Епископу.»