Православным вообще не ходить в «сергианские» храмы.
Посещать только… Истинно-Православную Церковь, имеющую
благодать Божию, в других же церквах <сергианских> благодати и
правды нет, как отошедших от Православия и продавшихся власти.
Новомучц. Мария Гатчинская.
Ходить в эту Церковь <сергианскую, МП> никак нельзя…
Там, в этой Церкви, огромная, ужасная ересь. Все священники
там «подписались», согласились, вошли в полное послушание антихристу…
Новомуч. Сергий Болящий.
Оглавление: [1]
Новомученица матушка Мария Гатчинская.
Примечания по новомученикам и исповедникам.
Новомученица матушка Мария Гатчинская.
Вверху на фото блаженная Мария Гатчинская.
В 45-ти километрах от Петрограда находится маленький городок Гатчина, хорошо известный всем петроградцам своими садами, парками и дворцом. В этом городке перед революцией проживала одна монахиня Мария (в миру Лидия Александровна Лелянова), которую знали не только жители Гатчины, но и многие жители Петрограда.
До переезда в Гатчину семья Леляновых жила в Петербурге, неподалёку от Новодевичьего монастыря, рядом с новой приходской Преображенской церковью, на Забалканском проспекте № 101, где купец Александр Иванович Лелянов имел сургучный завод и собственный дом при нём. В доме на Забалканском, вероятно, и родилась в 1874 г. Лидия Александровна.
В Петербурге прошли детство и молодость Лидии, здесь она окончила женскую гимназию, но сдавать выпускные экзамены её привезли из дома больной, в инвалидной коляске… Следовательно, страшный недуг поразил девушку уже в начале 1890-х годов. После перенесённого тяжёлого энцефалита (воспаления мозга), она впала в состояние, так называемого паркинсонизма (по имени врача Паркинсона, описавшего подобное состояние): всё тело её стало как бы окованным и неподвижным, лицо анемичным и как бы маскообразным, речь сохранилась, но говорить она стала с полузакрытым ртом, сквозь зубы, медленно скандируя и монотонно. Была она полным инвалидом и постоянно нуждалась в посторонней помощи и тщательном уходе. Ничего не помогало: ни знаменитые врачи дома, ни заграничные светила, которые осматривали больную в Европе.
С 1912 г. она полностью потеряла подвижность и с постели не вставала. Революция 1917 г. застала м. Марию в постели.
В Гатчину болящую Лидию перевезли тогда, когда ей было тридцать пять лет, и когда всякая надежда на выздоровление была уже оставлена близкими.
Обычно эта болезнь протекает с резкими изменениями психики (раздражительность, прилипчивая навязчивость со стереотипными вопросами, повышенный эгоизм и эгоцентризм, явления слабоумия и проч.), вследствие чего такие больные часто попадают в психиатрические больницы. Но м. Мария, оказавшись полным физическим инвалидом, не только не деградировала психически, но обнаружила совершенно необычные, не свойственные таким больным черты личности и характера: она сделалась чрезвычайно кроткой, смиренной, покорной, непритязательной, сосредоточенной в себе, углубилась в постоянную молитву, без малейшего ропота перенося свое тяжкое состояние.
Как бы в награду за это смирение и терпение, Господь послал ей дар утешения скорбящих.
Приблизительно до 1921 г. о болящей праведнице знали в основном домашние и узкий круг знакомых семьи Леляновых. По словам О. Э. Вейерт, уроженки Гатчины и духовной дочери м. Марии, с 1921 г. был организован кружок почитания, названный Иоанновским, в честь и память св. праведного Иоанна Кронштадского. В него входили женщины разного возраста и сословий, чуткие сердцем, сострадательные и воспитанные родителями в православной вере. Некоторые позднее и пострадали за свою веру. Целью кружка было поддержание духовно-нравственного общения с больной, а также проведение в квартире болящей панихид, молебнов, молитвенных собраний.
Кроме этого кружка к матушке постоянно приходили другие гатчинцы из «бывших» — генерал А. А. Епанчин и его дочь Надежда (монахиня закрытого Нежадовского монастыря), генеральша Е. И. Теляковская, адмиральша Пац-Помарнацкая, а также монахини из местного Покровского подворья Пятогорского монастыря, и великое множество почитателей из числа православных — не только из городского населения, но крестьяне и приезжие из разных мест (прежде всего Петрограда) с целью получить от неё совет, как поступить в тех или иных постигших их неудачах. Постепенно слава об этой необыкновенной монахине распространилась далеко за пределы города Гатчины. При этом за утешением приезжали люди самого разного возраста, положения и образования от необразованных работниц до университетских профессоров, от приходских батюшек до архиереев.
В 1922 г. она была пострижена в схимонахини с именем Мария в Покровском подворье архимандритом Макарием по благословению будущего новомученика митр. Вениамина (1).
Матушка Мария жила в маленьком деревянном домике на окраине города. Посетивший её в марте 1927 г. учитель (будущий профессор) И. М. Андреев рассказывает, что в ожидании приёма он рассматривал многочисленные карточки приёмной комнаты и нашёл среди них две: митр. Вениамина /Казанского/ и митр. Иосифа /Петровых/ (2). Митрополит Иосиф, на своей карточке, надписал трогательное посвящение м. Марии, приведя большую цитату из своего труда — «В объятиях Отчих», а митр. Вениамин надписал кратко: «Глубокочтимой страдалице м. Марии, утешившей, среди многих скорбящих, и меня грешного…».
И. М. Андреев, по его словам, имел великое счастье присутствовать при явлении чудес исцеления скорбящих душ. Юноша, унывавший после ареста и ссылки отца-священника, вышел от матушки с радостной улыбкой, сам решившись принять сан диакона. Молодая женщина от грусти пришла к светлой радости, также решившись на монашество. Пожилой мужчина, глубоко страдавший о смерти сына, вышел от матушки, выпрямленный и ободренный. Пожилая женщина, пошедшая с плачем, вышла спокойная и твёрдая.
И. М. Андреев сказал м. Марии, что на него часто нападает ужасная тоска, которая длится иногда несколько недель, и он не может найти никакого средства от неё избавиться…
Тоска есть крест духовный, — говорила м. Мария, — посылается она в помощь кающимся, которые не умеют раскаяться, т. е. после покаяния снова впадают в прежние грехи… А потому, только два лекарства лечат это, порой крайне тяжкое, душевное страдание. Надо — или научиться раскаиваться и приносить плоды покаяния, или — со смирением, кротостью, терпением и великой благодарностью Господу нести этот крест духовный, тоску свою, памятуя, что несение этого креста вменяется Господом за плод покаяния… А, ведь, какое это великое утешение сознавать, что тоска твоя есть неосознанный плод покаяния, подсознательное самонаказание за отсутствие требуемых плодов… От мысли этой — в умиление придти надо, а тогда — тоска постепенно растает и истинные плоды покаяния зачнутся…
«От этих слов м. Марии у меня в душе точно кто-то операцию сделал и удалил опухоль духовную… И вышел я другим человеком», — вспоминал И. М. Андреев.
Блаженной памяти Петербургский протоиерей о. Иоанн /Смолин/ (3) находился в близких отношениях с м. Марией.
Её знакомство, а затем и близкое духовное общение с о. Иоанном состоялось, когда он служил в Гатчине с 1921 г. по 1927 г. в церкви «Покрова Божией Матери», где было подворье Кикеренского женского монастыря. Отец Иоанн взял на себя организацию и руководство вышеназванного кружка «почитателей», привлёк к ней старших девиц, которые помогали ей и вместе с ним молились и пели около её кровати.
Он обратил внимание на её здравый ум и глубокую веру в Бога. Всё тело её было поражено болезнью: ни руки, ни ноги у неё не действовали, и даже зубы были стиснуты, а кормили её жидкой пищей, пользуясь отсутствием одного зуба, но, несмотря на это, она могла утешать других и давать нужные советы.
Из его предсмертного дневника видно, что их духовное общение не ослабело и не поблекло в недолгие дни его наитяжелейшей неизлечимой болезни (запущенной стадии рака пищевода), — она по-прежнему пользовалась его вниманием и доверием — несмотря на беспомощность обоих больных: о. Иоанн едва мог передвигаться (несмотря на нарастающие к тому ограничения), а м. Мария вовсе была без движения; да притом их разделяло большое расстояние.
Среди духовных трудов его, приготовленных к изданию в более благоприятное время, назван «дневник», хранящийся у м. Марии.
Приводим некоторые фрагменты из записей вышеназванного дневника:
«Чувствую, что главною вдохновительницею и руководительницею ухода за мной была никто иная, как сама многострадальная и сострадательная, любвеобильная ко мне, грешному, болящая мать Мария: по её вдохновению был уход за мною со стороны Веры Ив., Жени с Маней». (6/19 сент. 1926 г.).
Перечисляя великие Божии к себе благодеяния, умирающий о. Иоанн к числу первых милостей Господних относит причастие и духовное общение. И так об этом пишет:
«Не лишаюсь возможности ещё принимать Тело и Кровь Христовы и утешаться молитвенным общением с дорогими мне чадами, прихожанами и кружком во главе с м. Марией». (7/20 сент.).
«День вчерашний с физической стороны был днём болезненным, а с нравственной — днём великих утешений и милости Божией ко мне, грешному, выразившихся в утешениях, кои записаны в предыдущей записи 11-го сентября и вечером, у болящей мон. Марии, где сёстры кружка справляли пятилетие существования своего единения. После совершения благодарственного Господу Богу и Пречистой Богоматери, и св. угодникам молебствия, сколько здесь сёстры высказали своей любви и признательности ко мне и к болящей м. Марии! Радуешься за их светлые души, сердечную простоту и безграничную благодарность. Последняя, конечно, должна пойти «не нам, не нам, а имени Господню и Царице Небесной». При содержательных словах поднесли мне и м. Марии по большой просфоре, по букету цветов и, главное, м. Марии — образ Покрова Пресвятой Богородицы, а мне сшили епитрахиль и поручи.
Прочтено стихотворение и пропето: «В твой день мы все к тебе приходим…» Сравнишь эту милую духовную семью с семьёй плотскою, хотя и кровною, но бездушной или малодушной, и вполне понятными становятся слова Христа Спасителя: Матерь Моя и братья Мои (а здесь сестрицы ) суть слушающие слово Божие и исполняющие его. Ах, как пред концом утешает меня, грешного, Господь!..» (12/25 сент.).
«…Сердечное желание мое ещё и в том, чтобы комната, в которой я последнее время жил, была за кружком оставлена для их собраний молитвенных после смерти м. Марии, которая близка. Да будет воля Божия всем и над всем!..
Относительно погребения моё пожелание:
Погребите, где хотите.
Но если к тому времени
Сгинет власть хамов,
То лучше бы — у храма
Между камней напрестольных
Вырыть бы две могилы,
Для меня и болящей монахини Марии.
За такую любовь в долгу не останемся
Ни Бог, ни я, грешный, ни матушка Мария!
…заключенный у меня с матушкой Марией молитвенный союз за себя и за других, верно, не прекратится при нашем отшествии, а ещё больше разовьётся…» (20 сент./3 окт.).
«Что же я откажу на память моим милым и дорогим сестрицам Иоанновского кружка во главе с мамочкой их — многострадальной матушкой Марией? Вообще, всему кружку — картину «Пастырь добрый» и хотелось бы с комнатою моею, напоминающей наше духовное единение, и еще собственноручное письмо о. Иоанна Кронштадского ко мне в 1904 г. …В отдельности: епитрахиль и поручи, сооруженные сестрами, на усмотрение м. Марии — кому передать. Сёстрам — по книге из моей библиотеки, кому какая понравится, а над всем сим — сердцем и рукою преподаю им Божие благословение и всех их поручаю милости и промыслу Божию и покрову Царицы Небесной».
Благодарность моя ко всем им превеликая, они, во главе с матушкой Марией, были самым благодатным и приятным украшением в последних годах моей жизни. Да сохранит и украсит их Господь всеми христианскими добродетелями!» (28 сент./11 окт.).
«…После литургии совершили благодарственное Богу моление и за здравие меня, грешного, и благодарение Богу за дарование 60-ти лет жизни. Матушка Мария настроила сестер кружка, кои в числе восьми и одной послушницы явились ко мне в келию и пели молебен, и принесли поздравление». (16 окт./29 окт.).
После его кончины 25 января 1927 г. от рака пищевода, матушку стал посещать о. Петр /Белавский/, служивший в это время в Александро-Невской церкви в Тайцах. У него подолгу жил архиеп. Гдовский Димитрий /Любимов/ (4), представитель митр. Иосифа /Петровых/ в Ленинграде. В 1929 г. он вместе с архиеп. Димитрием /Любимовым/ был в Тайцах схвачен чекистами и затем отправлен на Соловки.
Матушка Мария со всем её окружением, принадлежала к сторонникам митр. Иосифа, который не принял декларации 1927 г. заместителя Патриаршего Местоблюстителя митр. Сергия /Страгородского/, считая её сознательным соглашением с богоборческой властью. Матушка даже советовала православным вообще не ходить в «сергианские» храмы и строго порицала поведение митр. Сергия.
«После смерти Смолина кружком стала руководить сама болящая.., и мы… примкнули к течению Истинно-Православной Церкви…», — вспоминала О. Э. Вейерт. «Матушка Мария сказала мне посещать только церковь «Воскресения на крови», как Истинно-Православную Церковь, имеющую благодать Божию, в других же церквах благодати и правды нет, как отошедших от Православия и продавшихся власти», — рассказывала на допросе Анна Андреевна Фёдорова, домохозяйка с гимназическим образованием.
17-го февраля 1932 г. в ходе акции по «изъятию монашек и монахов», которую ОГПУ проводило тогда по всей стране, м. Мария была арестована. Её привезли на грузовике из Гатчины в Петербург и предъявили стандартное обвинение по ст. 58/10: «Участвует в нелегальных сборищах, где читается Евангелие, на которые приглашается местное население, и в беседах на религиозные темы ведет антисоветскую агитацию». Действительной причиной ареста было огромное влияние м. Марии. «Религиозно-политическое преступление» м. Марии усугубилось непризнанием ею митр. Сергия после его печально знаменитой декларации 1927 г., приведшей к расколу в Русской Церкви.
Арестовали и её брата. «Организация» состояла только из двух человек. А «пропагандой» против коммунизма был квалифицирован её «дар утешения в скорбях»…
Очевидцы ареста описали жуткую картину издевательства и жестокого насилия над скованной болезнью и неспособной ни к каким физическим движениям терпеливой страдалицей. Бедную страдалицу двое чекистов, с постели до грузовика, волокли по полу и по земле за вывернутые руки… Раскачав её многострадальное, неподвижное, скованное тело, чекисты бросили его в грузовик и увезли. Брата её увезли в другом автомобиле, в, так называемом, «чёрном вороне».
Тюремные врачи поставили ей такой диагноз: больная страдает «ревматизмом и подагрой в течение двадцати лет настолько в сильной форме, что находится в вынужденном лежачем положении на спине в течение всего времени своей болезни. В настоящее время она представляет из себя редкую уродливость, и болезнь её в данном состоянии неизлечима». На основании этого диагноза в больнице монахиню подвергли мучительным операциям: подрезали ей сухожилия…
Сострадательные почитатели м. Марии приносили ей в тюрьму скромные передачи. Их принимали в течение месяца. А затем, однажды, передачи не приняли и кратко сообщили: «умерла в госпитале». Из Александровской больницы усопшую выдали двоюродной сестре для погребения на Смоленском кладбище, предупредив сделать это без большой огласки.
Как удалось недавно документально установить, страдалица скончалась в вышеупомянутой больнице 5-го апреля 1932 г.. День мученической кончины праведницы совпал с днем её ангела хранителя, до пострига, — мученицы Лидии — 5-го апреля. Скончалась после приговора от 22-го марта, вынесенного выездной сессией коллегии ОГПУ: «Лишить права проживания на три года (в центральных и пограничных областях) с прикреплением к избранному месту жительства», что означало высылку в глухую провинцию. Сестре матушки Юлии дали три года концлагеря. Различные сроки ссылки и лагеря получили также монахини из Покровского подворья, почитавшие матушку. Власти так боялись праведницы, что осудили её, несмотря на мучительный недуг. Но Господь уберёг её от дальнейших страданий…
Брат покойной, слабенький, маленький, благообразный старичок, самоотверженно за ней ухаживавший и принимавший посетителей, через 9 месяцев следствия получил 5 лет заключения в концентрационном лагере Сибири.
Весть о том, где похоронена праведная Мария Гатчинская, быстро разнеслась по городу и его окрестностям, и скромная могилка вскоре стала местом паломничества для многих православных людей. С неё брали землю, деревянное маслице из неугасимой лампады, огарки свечей… Очень часто на ней служились панихиды «иосифлянскими» батюшками или странствующими иеромонахами из закрытых обителей. Любой богомолец, приходивший помолиться блаженной Ксении, почитал своим долгом поклониться и многострадальной Марии Гатчинской.
В 1981 г. Русская Православная Церковь Заграницей прославила Марию Гатчинскую в сонме новомучеников и исповедников Российских. И мы должны помнить, что в самую тяжёлую годину гонений на православную веру жила в России святая монахиня Мария, которая несла людям Божье утешение в скорбях и бедах, благодаря своему великому дару, обретённому от Господа, и своею жизнью стяжавшая плоды Духа Божия: …любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, веру, кротость, воздержание. (Гл. 5. 22, 23).
Святая новомученица матушка Мария, моли Бога о нас!
Могила блж. Марии Гатчинской на Смоленском кладбище в Санкт-Петербурге.
Новомученик Сергий болящий.
Э тот болящий брат был лежачим больным и до последнего дня, дня ареста, никто не знал, кроме его матери, что он — монах. Все называли его братом Сергием.
Всю жизнь свою он провёл в кровати. В детстве приключился ему «детский паралич». И с той поры, с двенадцати лет, он был прикован к постели. Руки действуют, но всё тело недвижимо.
Он был горячо верующим в отрочестве и таким же остался в юности. Болезнь только усилила это чувство.
Со временем у него открылся дар прозорливства. К нему шли и ехали люди с разных сторон. А он жил в вопиющей бедности: лежал почти на досках…
Бывало, некоторых посетителей он не принимал:
— Мама, — говорил он своей матери, — пойди, там идут к нам люди. Зачем я им? Накорми их и отправь!..
Принимая же всех приходивших к нему, он говорил обычно мало и кратко. Но не всегда и говорил, но человеку давал понять.
Однажды, как-то, один кум говорил другому: — Пойду к нему, непременно пойду. Я ему докажу. Да откуда он это взял: в церковь, говорит, нельзя ходить?! Как можно церковь отрицать? Ведь «кому Церковь не Мать, тому Бог — не Отец!» Ведь он, подумать только, всем говорит, что в эту церковь ходить нельзя! А где он возьмёт другую церковь?! Подумал бы хорошенько. Хорошо ему лежать целыми днями, да выдумывать мертвечину… А пожил бы он с нами, поработал бы, тогда бы знал, что говорить… Да что это такое?! Прямо какая-то ересь у нас завелась!.. Непременно пойду, я ему докажу…
Так горячился этот кум… И вот они как-то и зашли с другим кумом к болящему брату Сергию. Вошли, перекрестились, поздоровались и сели на лавку… А дальше рассказ самого этого незадачливого ревнителя церкви:
— Я как вошёл, как сел, так, как если бы кто меня кипятком обдал, — так и обомлел. Ничего не могу сказать. Алексей Григорьевич говорит, спрашивает о своих личных делах, а я не могу и слова вымолвить… Так я, как немой, посидел у него, и мы ушли с Алексеем Григорьевичем. Он меня потом спрашивает, что же ты молчал?! А я просто и понять не могу, что со мной приключилось…
А брат Сергий всех предупреждал, всем объяснял и со слезами умолял:
— Не ходите в открытые храмы. Они уже не наши. Все священники, в них служащие, «подписались» быть послушными Советской власти во всём… Даже на паперть ступать не следует, потому что услышите пение и чтение и подумаете: «да всё здесь по-старому!» и зайдёте. А уж как зашли, так и всё. Там и остались!
После декларации митр. Сергия 1927 г. многие колебались: следует ли ходить или нет в эту Церковь? Одни говорили: «конечно, надо ходить!», другие — «ни в коем случае ходить нельзя!».
Вот и одна Киевская игуменья недоумевала, на что решиться. И об этом усиленно молилась, чтобы Господь послал вразумление. И было ей открыто, где можно будет получить истинное наставление. При этом подробно был показан путь, каким надо было идти туда, и названо имя болящего Сергия… Игуменья поручила двум верным монахиням пойти к этому рабу Божию. Они отправились за сотни километров пешком, как и было им указано. И прибыли они без особых помех. Брат Сергий уже знал, что к нему идут издалека, и их ожидал. Когда они вошли к нему, он первый сам заговорил:
— Скажите матушке игуменье: ходить в эту Церковь никак нельзя. Пусть больше не сомневается и не колеблется. Там, в этой Церкви, огромная, ужасная ересь. Все священники там «подписались», согласились, вошли в полное послушание антихристу… Теперь надо жить, как во времена последние. Только к тем священникам и можно обращаться, что не подписались в верности противнику Христову. А их очень мало, и их преследуют и убивают. Они вас научат, как и что делать…
Монахини рыдали навзрыд. И болящий проговорил с ними до поздней ночи, разъясняя все вопросы.
И можно сказать, что раб Божий этот, болящий Сергий, удержал весь край тот от принятия сергианского обновленчества. Но ведь эта ересь не только обновленческая, а хуже и глубже. Она — начало ереси последней, ереси всех ересей — ереси антихристовой!.. И народ шёл к нему, чтобы лично услышать из уст его, что ходить в эту церковь нельзя…
Шёл народ к нему, чтобы перед ним принести покаяние в грехе неведения…
Как-то пришла одна женщина вся в слезах и села в саду, потому что не смогла войти к нему, — ведь убила своего мужа, хотя и не лично, но содействовала этому. А подруга женщины вошла к нему и ничего не сказала о ней.
— Мама, пойди в сад, там сидит женщина и горько плачет. Приведи её сюда!
Когда рыдающая зашла, брат Сергий не дал ей и говорить. Успокоил её, сказав, что покойный муж начал развратничать, что убийство его было попущено для её покаяния и т. п.
Таков был дар от Бога этому смиренному подвижнику.
Пожилая женщина, по случаю отъезда, пришла проститься с ним. И начала объяснять:
— Уезжаю, братец, далеко — в Мурманск!
А он ответил:
— Дети поедут, а ты останешься.
— Да что ты, братец, говоришь?!
— Они поедут и вернутся, а ты не поедешь!
— Нет, и я поеду. Разве они без меня могут?!
— Нет, ты не поедешь…
А когда она вернулась домой, то опомнилась:
— А может он говорил мне о смерти?! Но разве я такая старая?
Но всё это забылось за суетой. Готовилась свадьба. Она поехала туда, чтобы помочь по хозяйству, а подумать о себе, о своём завтрашнем дне, не было времени… И вдруг там почувствовала себя плохо. Попросилась домой. Её отвезли. И она недели через три скончалась. Дети, действительно, поехали в Мурманск, но вскоре вернулись, — не понравилось…
Так и сбылись в точности слова болящего Сергия. Но разве он говорил от себя? Он говорил то, что открывал ему Господь.
Власти стали запрещать стечение людей к больному. Зайдут к нему, посмотрят: ужасный калека, худой, одни кости, а кругом — вопиющая бедность!..
— Ты что — Бог, что ли? — спрашивают нарочито грубо, издеваясь.
— Нет! Господь Бог на небе и… везде!
— А что же ты — святой?
— Нет, я — грешный человек…
— Знаешь, мы тебе хорошую работу дадим. Будешь деньги получать. Ты будешь нашим корреспондентом. Будешь описывать, кто к тебе приходит, что говорит?
— Какой я «корреспондент»? И зачем мне деньги?
— Как зачем? Чтобы жить! Ведь у тебя ничего нету…
— Да я и так, пока Господь держит, живу…
— Ну, смотри, чтобы никто к тебе не ходил!
И вот как-то осенью, под «Покров», он вдруг одел всё монашеское. А поздним вечером пришли власти забирать его. Взяли его в тюрьму, поместили в тюремной больнице.
Медсестра, проработавшая в этой больнице тридцать лет, говорила о нём:
— Никогда в нашей больнице не было такого больного. Никогда и никто не говорил того, что он говорил!
С Покрова и до Пасхи держали его в больнице. А на святую Пасху его вынесли из больницы на носилках, погрузили на машину и взяли с собою лопату. Потом лопату вернули. Она была в крови, в святой крови мученика Христова…
Посетители часто говорили, приходя к нему:
— Спаси, Господи, тебя, брат Сергий, за твои дорогие, золотые слова. Когда ты умрёшь, мы будем к тебе приходить на могилку!
— О, нет! Никто не будет знать моей могилы! — отвечал он им.
Вечная память!
Святый новомучениче Сергие, моли Бога о нас!
Приложение: Поучение святителя Иоанна Златоуста о правильном перенесении скорбей и болезней. (Из писем к дьякониссе Олимпиаде /Письма: 4-е, 5-е/).
Разве ты не знаешь, какая великая награда назначена для благодарной души за болезнь? Разве не часто я беседовал с тобой относительно этого предмета, и когда находился вместе с тобою, и через письма? Но так как, может быть, или множество дел, или самая природа болезни и непрерывные несчастия не дозволяют тебе держать сказанное постоянно в свежей памяти, то послушай, как мы станем напевать опять то же самое язвам твоего уныния: писать вам, — говорит апостол, — для меня не тягостно, а для вас назидательно (Флп. 3. 1).
Итак, что я и говорю, и пишу? Для стяжания славы, Олимпиада, нет ничего равного терпению, проявляющемуся при болезнях. Подлинно, эта добродетель — царица благ по преимуществу и вершина венцов; и подобно тому, как оно царствует над остальными добродетелями, так точно и в нем самом в особенности этот вид блистательнее прочих. Сказанное, быть может, неясно; поэтому поясню его.
Итак, что же такое я говорю? Ни потеря имущества, даже если бы кто-нибудь лишился всего, что имел, ни лишение чести, ни изгнание из отечества и отведение в чужую страну, ни мучение трудом и работою, ни жизнь в темнице, ни пребывание в узах, ни порицания, бранные речи и насмешки, не сочти, в самом деле, мужественного перенесения всего этого даже и за малый вид терпения; а что это так, показывает Иеремия, столь великий и славный муж, который не мало был смущён этим искушением (Иер. 15), — но, продолжаю: ни это всё, ни потеря детей, даже если бы они были похищены все разом, ни непрерывно наступающие враги, никакое другое подобного рода бедствие, даже и самая вершина того, что считается печальным, — смерть, до такой степени страшная и ужасная, не так тяжела, как телесный недуг.
Показывает это величайший борец терпения <праведный Иов>[2], который, после того, как впал в телесную болезнь, считал смерть освобождением от теснивших его несчастий, и когда терпел все другие напасти, не чувствовал, хотя и получал удары один за другим и последний из них — смертельный. Не маловажным ведь, а напротив, делом самой крайней злобы против него было то, чтобы человеку не молодому и не впервые теперь лишь выступающему на состязания, но уже изнурённому множеством следовавших друг за другом стрел, нанести смертельный удар через гибель детей и удар до такой степени тяжёлый, чтобы погубить детей обоих полов и всех разом, в раннем возрасте и насильственною смертью, и в самом роде смерти приготовить им внезапную могилу.
В самом деле, он не увидел их ни лежащими в постели, не лобызал ни рук их, не слышал ни последних слов, не прикоснулся ни к их ногам и коленам, не сомкнул уст, не закрыл глаз их, когда они умирали, между тем это немало содействует утешению отцов, лишающихся своих детей; он не проводил в могилу раньше одних, найдя в других, по возвращении, утешение своей скорби по умершим, — нет, он услышал, что все они были засыпаны во время пира, изобиловавшего не пьянством, а любовью, за трапезой братской любви, возлежа на ложе, и всё смешалось вместе — кровь, вино, бокалы, кровля, трапеза, пыль, члены детей.
И все-таки когда он услышал об этом и прежде того об остальных несчастьях, которые были тяжки и сами по себе, потому что и (всё прочее) несчастным образом погибло — и стада овец, и все стада скота, — одни, как говорил злой вестник печального происшествия, были истреблены ниспавшим небесным огнем, другие все разом были похищены различными неприятелями и убиты вместе с самими пастухами; и все-таки, говорю, видя такую бурю, разразившуюся в один миг над полями, над домом, над животными, над детьми, видя волны, следующие одна за другой, непрерывные утесы, глубокий мрак и невыносимый напор волн, он не поддавался унынию и почти не замечал происшедшего, разве лишь настолько, насколько он был человек и отец.
Но когда он был предан болезни и язвам, тогда стал искать и смерти, тогда начал и плакать, и сетовать, чтобы ты поняла, что это всего тяжелее и представляет высочайший вид терпения. Не безызвестно это и самому злому демону. Вот почему, когда он, употребив все те средства, увидел, что борец остается невозмутимым и спокойным, то устремился к этому величайшему состязанию, говоря, что всё остальное выносимо, лишится ли кто дитяти, или имущества, или чего-нибудь другого (потому что это обозначается словами: кожу за кожу, — Иов. 2, 4), а смертельный удар тот, когда кто получит в удел страдания телесные. Вот почему, когда он был побежден после этой борьбы, он не мог и голоса поднять, хотя прежде спорил крайне бесстыдно. Здесь же, говорю, и он уже не нашел возможным выдумать чего-нибудь бесстыдного, но удалился с закрытым от стыда лицом.
Но если тот желал смерти, не вынося страданий, то не думай, что это для тебя служит оправданием в желании самой смерти. В самом деле, поразмысли, когда тот желал и при каком положении дел, а именно, когда закон не был дан, пророки не являлись, благодать в такой степени не была излита, и сам он не получил участия в других родах целомудрия.
Что действительно от нас требуется больше, чем от живших в то время, и что нам надлежат более трудные подвиги, послушай, как говорит об этом Христос: если праведность ваша не превзойдет праведности книжников и фарисеев, то вы не войдете в Царство Небесное (Мф. 5, 20). Поэтому не думай, что желание смерти теперь свободно от вины, но слушай голоса Павла, который говорит: разрешиться и быть со Христом, …несравненно лучше; а оставаться во плоти нужнее для вас (Флп. 1. 23-24).
Чем больше усиливаются мучения, тем больше увеличиваются и венцы; чем больше обжигают золото, тем чище оно становится; чем обширнейшее море переплывает купец, тем больше собирает он товаров. Итак, не подумай, что тебе предлежит малая борьба, — нет, подлежит более высокое, чем всё то, что ты претерпела, разумею борьба <за терпение> по поводу болезни тела.
Так и Лазарю[3] (хоть я и часто говорил тебе это, но ничто не мешает сказать то же и теперь) этого было достаточно для спасения (Лук. 16); и в недра того[4], кто открывал дом для приходящих, кто, по повелению Божию, постоянно был переселенцем, и кто заклал родного сына, единородного, данного в глубокой старости, отошел тот, кто не сделал ничего подобного, так как он легко перенес бедность и болезнь, и отсутствие покровителей.
Для тех, кто благородно переносит что-нибудь, это, действительно, столь великое благо, что Бог, если найдёт кого согрешившим весьма тяжко, освобождает от тяжелого бремени грехов; а если найдет украшенного добродетелями и праведного, то и для того делается прибавка не малого, но даже и очень великого дерзновения пред Ним.
Так страдания плоти служат и блестящим венцом для праведных, сияющим гораздо светлее солнца, и величайшей очистительной жертвой для согрешивших. Вот почему обесчестившего отцовский брак и осквернившего его ложе Павел предает на погибель плоти, очищая его этим способом. Что происшедшее действительно служило очищением от столь великого позора, послушай, что говорит апостол: да дух спасется в день Господа нашего Иисуса Христа (1Кор. 5. 5).
И обвиняя других в ином ужаснейшем грехе, именно недостойно вкушавших святой трапезы и тех неизреченных тайн, и сказав, что таковой виновен будет против Тела и Крови Господней (1Кор. 11, 27), смотри, как, говорит он, и они очищаются от этого тяжёлого греха; он говорит так: от того многие из вас немощны и больны (ст. 30). Показывая, затем, что дело у них не ограничится этим наказанием, а что будет некоторая выгода отсюда — освобождение от дачи отчетов за этот грех, он прибавил: если бы мы судили сами себя, то не были бы судимы. Будучи же судимы, наказываемся от Господа, чтобы не быть осужденными с миром (ст. 31-32).
А что и люди, совершившие великие добродетели, получают отсюда большую пользу, это ясно как из жизни Иова, который по этой причине засиял сильнее, так и из жизни Тимофея, который, будучи столь прекрасным и получив столь великое служение, и вместе с Павлом облетая вселенную, страдал недугом не два или три дня, не десять, не двадцать, не сто, а непрерывно в течение многих дней, когда тело у него изнемогло в очень сильной степени. Указывая на это, Павел говорил: Впредь пей не одну воду, но употребляй немного вина, ради желудка твоего и частых твоих недугов (1Тим. 5. 23).
И тот, кто воскрешал мертвых, не исцелил его немощи, но оставил его в горниле болезни, чтобы и отсюда для него собралось величайшее богатство дерзновения. Чего сам он вкусил от Господа и чему был наставлен от Него, тому он учил и ученика, потому что если сам и не впадал в болезнь, то искушения однако мучили его не меньше болезни и приносили плоти большое страдание. Дано мне, — говорит он, — жало в плоть, ангел сатаны, удручать меня (2Кор. 12. 7), разумея удары, оковы, узы, темницы, то, что его часто водили, терзали и мучили бичами палачи. Вот почему он, не вынося страданий, приключающихся благодаря этому с телом, говорил: Трижды (под трижды разумея здесь: часто ), молил я Господа о том, чтобы удалил его от меня (ст. 8). Потом, когда не получил просимого, он понял пользу этого, успокоился и радовался по поводу происходящего.
Так и ты, хотя и остаёшься дома и пригвождена к постели, не думай, что ведёшь праздную жизнь, потому что, имея постоянного и вместе с тобою живущего палача — эту чрезмерную болезнь, ты терпишь страдания, более тяжкие, чем те, когда кого влачат, терзают и мучат палачи, и кто когда терпит самые крайние бедствия.
Усилились ваши мучения, устроены опять более широкие места борьбы, более длинные бега в ристалищах[5], в большее пламя раздувается гнев злоумышляющих против вас. Но не надо смущаться и пугаться, напротив, потому-то, в особенности, и следует радоваться и веселиться, увенчиваться и ликовать.
Если бы вы в предшествующее время не нанесли диаволу смертельных ударов, то этот зверь не рассвирепел бы до такой степени, чтобы пойти дальше. То, что он нападает и набрасывается сильнее, что он проявляет больше бесстыдства и обильнее изливает яд, служит, следовательно, доказательством как вашего мужества и победы, так и горшего его поражения.
Так было и в отношении к блаженному Иову; и тогда диавол, после того, как был побежден в деле лишения праведника имущества и отнятия детей, давая ясное доказательство, что получил тяжелые раны, устремился к главе бедствий — осаде плоти, источнику червей, хору ран, — это я называю хором, венцом, и роем бесчисленных наград. Даже и здесь он не остановился; нет, когда у него не оставалось никакого другого подобного средства (потому что он навлёк ту болезнь, как крайний предел несчастий), он опять стал пускать в ход и другие хитрости, вооружая жену, подстрекая друзей, возбуждая и делая дерзкими слуг, растравляя всем этим его раны.
То же самое не перестаёт он предпринимать и теперь, впрочем, на свою же голову, потому что благодаря этому ваши дела с каждым днем становятся блистательнее, величественнее и светлее, богатство ваше приумножается еще больше, выгоды еще изобильнее, являются друг за другом непрерывные венцы, чрез самые несчастья много возрастает ваше мужество, и козни врагов укрепляют ваше терпение. Такова природа мучения; тех, кто кротко и благородно переносит его, оно делает выше несчастий, выше стрел диавола, и научает презирать злые козни.
Так и деревья, растущие в тени, бывают слабее и меньше способны к рождению плодов, те же, которые испытывают разные перемены воздуха и подвергаются нападениям ветров и жару солнечного луча, становятся крепче, изобилуют листьями, и гнутся под тяжестью плодов. Так бывает обыкновенно и на море. Те, кто впервые взошли на корабль, хотя бы они были и очень мужественны, вследствие своей неопытности смущаются, беспокоятся, подвергаются головокружениям, а кто переплыли много морей, кто перенесли много бурь и подводных скал и утесов, нападения морских зверей, и злоумышления морских разбойников и пиратов, кто выносили непрерывные морские бури, те сидят на корабле с большей отвагой, чем иные ходят по земле, садясь не внутри у основания корабля, но и на самих его бортах, стоя без боязни и на носу, и на корме; равно и те, которые сначала на глазах всех лежали с дрожью и страхом, после того, как испытают большую бурю, и канат влекут, и паруса растягивают, и за весла берутся, и смело бегают по всему кораблю.
Итак, ничто из приключающегося да не смущает вас. Враги невольно поставили нас в такое состояние, что мы не можем потерпеть зла. Истративши все свои стрелы, они этим не достигли ничего большего, кроме того, что подвергли себя бесчестию и насмешкам, и всюду являются, как общие враги вселенной. Таково возмездие злоумышляющим, таков конец войн.
Ах, как велика добродетель и презрение настоящих вещей! Чрез злоумышления она получает пользу, чрез злоумышляющих увенчивается, чрез делающих зло она начинает блистать сильнее, чрез пытающихся уничтожить её она делает следующих за ней более сильными, более возвышенными, непокоримыми, непреодолимыми, не имеющими нужды ни в оружии, ни в копьях, ни в стенах, ни во рвах, ни в башнях, ни в деньгах, ни в войсках, но только в твердой воле и постоянной душе, и посрамляет всякое человеческое злоумышление.
Итак, моя боголюбезнейшая госпожа, постоянно твердя это и себе самой, и тем, которые вместе с тобою ведут эту прекрасную борьбу, возбуждай души всех, набирай свой боевой строй, чтобы для тебя был двойной и тройной, и многократный венец добродетели, как за то, что сама терпишь, так и за то, что и других побуждаешь к тому же; убеждай их кротко переносить всё и пренебрегать тенями, презирать обман сновидений, попирать грязь, и вовсе не говорить о дыме, не думать, что вам в тягость паутины, и бежать мимо гниющей травы.
А именно всем этим, да и того ещё ничтожнее, является суета человеческого благоденствия. И не легко можно найти образ, который точно выражал бы суету его. Кроме этого своего ничтожества, оно приносит ещё тем, кто сильно жаждет его, и немалый вред, не только в будущем веке, но и в настоящей жизни, и даже в те самые дни, когда им по-видимому наслаждаются.
Подобно тому, как добродетель, в то самое время, когда она подвергается нападению, торжествует и процветает, является более светлою, так и порок, в то самое время, когда ему прислуживают и льстят, обнаруживает свое бессилие и делает себя предметом большого смеха и крайнего осмеяния.
Что, в самом деле, скажи мне, было более достойно сожаления, чем Каин, и именно в то самое время, когда он, казалось, одолел брата и одержал над ним верх, и был исполнен злобы и гнева, гнева беззаконного и гнусного? Что порочнее той десницы, которая, казалось, победила, десницы, которая нанесла удар и совершила убийство, и того постыднейшего языка, который замыслил хитрость и распростер сети? И зачем я говорю о членах, совершивших убийство? Все тело несло наказание, будучи постоянно предано стенанию, страху.
О, дивное дело! О, необычайная победа! О, неслыханный трофей! Закланный и лежащий мертвым увенчивался и прославлялся, а победивший и одержавший верх оставался не только не увенчанным, но за эту-то самую победу и был караем, и предавался невыносимым наказаниям и постоянному мучению; пораженный и умерший обвинял того, кто двигался, жил и говорил, безгласный обвинял говорящего; а лучше сказать, даже и не умерший, а одна только кровь, в отдельности и от тела, имела достаточно сил для этого.
Так велико богатство людей добродетельных, даже и умерших. Так велико бедствие дурных, даже и живых. Если же таковы награды во время самой борьбы, то представь, как велики вознаграждения после состязаний, во время воздания, при раздаче тех благ, которые превышают всякое слово.
Печали, каковы бы они ни были, причиняются людьми, и отображают ничтожность тех, кем они наносятся; а дары и награды даются от Бога; поэтому они таковы, какими естественно быть дарам, даваемым со стороны неизреченной щедрости. Итак, радуйся и веселись, нося венок, торжествуя, попирая жала врагов более, чем иные грязь.
Примечания по новомученикам и исповедникам.
• (1) Вениамин /Казанский/, митр. Петроградский — новомученик и исповедник. Пользовался глубоким почитанием как у своей паствы, так и даже у иноверцев и инородцев. Один из первых новомученников Российских, попал в жернова советского «правосудия» по сфальсифицированному делу «об изъятии церковных ценностей»; был оклеветан и осужден, несмотря на блестящую адвокатскую защиту и полную невиновность. Нарождающемуся сатанинскому режиму нужны были жертвы; суд вынес смертный приговор. В ночь с 12 на 13 авг. 1922 г. был расстрелян в окрестностях Петрограда. Митрополит шел на смерть спокойно, тихо шепча молитву и крестясь.
• (2) Иосиф /Петровых/, митр. Петроградский ( 1872 г.р.) — новомученик и исповедник Российский. Горячий молитвенник, аскет, крупный богослов. После печально известной декларации 1927 г. митр. Сергия /Страгородского/ и многократных увещаний последнего, митр. Иосиф отделился от митр. Сергия и стал одним из возглавителей Катакомбной, Истинно-Православной Церкви. Его именем называла себя самая непримиримая ветвь катакомбного движения — «иосифлянская», — которой он был идейный и духовный руководитель. Вл. Иосиф высказал свою церковную позицию в письме к архим. Льву /Егорову/ (февр. 1928 г.):
— … Не мы уходим в раскол, не подчиняясь митр. Сергию, а вы, ему послушные, идёте за ним в пропасть Церковного осуждения.
В 1928 г. арестован и сослан в пустыни Казахстана, где пребывал, подчас, в нечеловеческих условиях (около 10-ти лет его ложе, состоящее из досок, было разделено несколькими жердочками от свиней, в плетённом сарае. Летом — невыносимая жара, зимой — мороз до 50-ти гр.). В 1937 г. расстрелян вместе с митр. Кириллом Казанским и группой духовенства (ок. 150 чел.), недалеко от г. Чимкента (Казахстан).
• (3) Иоанн /Смолин/, протоиерей ( 1867 г. р.) — известный миссионер и духовный писатель (многие из его работ до сих пор не изданы). Был в близких отношениях с архиеп. Димитрием /Гдовским/, о. Измаилом /Рождественским/, о. Виктором /Добронравовым/, о. Димитрием /Ивановым/ (о нем см. подробнее в брошюре нашего издания «Новоисповедница схиигуменья София Киевская»). Был верным последователем митр. Иосифа Петроградского. Скончался от длительной и мучительной болезни в 1927 г.
• (4) Димитрий /Любимов/, архиеп. Гдовский ( 1857 г.р.) — новомученик и исповедник, один из руководителей Катакомбной Церкви. Публично назвал один из храмов, где поминали митр. Сергия — «храмом сатаны»; свидетельствовал, что высшая Церковная власть, возглавляемая митр. Сергием, «уклонилась от Православия»; призывал народ порвать молитвенно-каноническое общение с митр. Сергием и единомысленными с ним епископами. Все «сергианские» храмы называл «новообновленческими храмами», «сергианских» пастырей — безблагодатными.
Одна юродивая в конце 20-х годов видела во сне Божию Матерь, возложившею свою руку на архиеп. Димитрия Гдовского и благословляющую его в избранном исповедническом пути. В 1928 г. митр. Иосиф Петроградский, предвидя свой арест, возвёл его в сан архиепископа и назначил своим заместителем. Архиеп. Димитрий практически возглавлял и окормлял катакомбников в разных местах России и на Украине. В 1929 г. арестован вместе с митр. Иосифом и др. архиереями. Расстрелян в Новгородской тюрьме в 1936 г..
Примечания.
[1] Уважаемый читатель, эта рабта посвящена двум болящим, прикованным к постели, которые болея телом, душою пламенели к Богу и в смутные послереволюционные времена, когда многие отступили от Истины, смогли удержаться в Истинно-Православной Церкви и удержать многих других от отступления в ересь «сергианства». По их святым молитвам да дарует и нам Господь разобраться где истина, а где ложь, и следовать по пути Истины.
Сост. по книге протопр. М. Польского: «Новые мученики Российские» (Jordanville. 1957 г.), т. 2-й, гл. 3-я., с добавлением некоторых сведений из журналов: «Православная жизнь», 1997 г., № 11; «Возвращение» № 3 /7/, 1995 г., С-Пб; В. Антонов, «Она имела дар утешения…», а также из «Самиздатовского» издания «Церковь катакомбная на земле Российской».
Все выделения жирным в тексте сделаны редакцией изд. «Параклит».
[2] См.: Книга Иова (Библия).
[3] Притча о богаче и Лазаре.
[4] Авраама.
[5] Ристалище — Площадка для гимнастических, конных и других состязаний, а также само такое состязание.