«Уста священника должны хранить ведение и закона ищут от уст его,
потому что он вестник Господа Саваофа. Но вы уклонились от пути сего,
для многих послужили соблазном в законе… За то Я сделаю вас презренными
и уничиженными пред всем народом, т. к. вы не соблюдаете путей Моих,
лицеприятствуете в делах закона».
(Малах. 2, 7-9).
Эти слова пророка Божия невольно приходят на память после прочтения последнего воззвания Митрополита Нижегородского Сергия и организованного им «Временного Патриаршего Синода», встают в ней, как обличение того пути, на котором так решительно и безоглядно они стали в этом своем воззвании. Может ли Церковь, которая есть «Столп и утверждение Истины», — может ли она и ее иерархия при каких угодно случаях и для каких угодно целей становиться на путь лжи и человекоугодничества? Нет, ибо безусловно воспрещается ей Словом Божиим (Деян. 4, 19; Иезек. 3, 18).
Всё, что говорится от лица Церкви, должно дышать Истиною Христовою, исходить из нее, быть сообразно ей, и всякое отклонение от Истины, какими бы соображениями оно ни оправдывалось, является оплеванием чистого лика Христова, и для Церкви в конечном счете оказывается всегда позорным и вредным. Позорно и вредно есть и то дело, которое начато митр. Сергием, и о котором он возвещает в изданном им воззвании, позорно и вредно потому, что в нем нет Истины, а всё оно полно лжи, соображений и расчетов человеческих.
После октябрьского переворота Русская Церковь оказалась перед лицом государственной власти, не только безрелигиозной, но ярко антихристианской, в существе своем христианству противоположной и христианство отрицающей, и потому фатально обреченной на борьбу с ним.
Церковь стоит на дороге к коммунизму в самых главных и основных пунктах: она является отрицанием коммунизма в области его материалистической философии, его исторических концепций и практических средств его осуществления. Противоположность эта равняется противоположности между да и нет, между утверждением и отрицанием, и поэтому, повторяем, неизбежны были враждебные действия Государственной власти по отношению к Церкви.
Однако власть не нашла в себе силы открыто начать бороться с Церковью, как Церковью — она делает это под видом борьбы с политической контрреволюцией церковной иерархии и церковных организаций.
Но если явления политической контрреволюции и имели место в словах и деяниях отдельных, немногих личностей церковной иерархии, то они были, во-первых, весьма немногочисленны, а во-вторых, быстро кончались. Кроме того, несомненно, что если бы этих явлений совершенно не было, то всё таки враждебные действия советской власти по отношению к Церкви обязательно были бы, как вытекающие из гораздо более глубоких причин, чем случайное поведение тех или иных личностей, и, значит, объяснять отношения между Церковью и властью лишь политическими настроениями отдельных иерархов нельзя. Понятно, когда это делает власть, но когда это же начинает делать церковный деятель, когда напряженные отношения между Церковью и властью он начинает объяснять только как следствие контрреволюционных политических настроений церковных кругов, то такому поведению трудно найти имя. До сих пор этими инсинуациями занимались обновленцы и прочие предатели и враги Церкви Христовой. И мы, и за себя лично, и от лица всей Церкви, с негодованием отвергли все такие обвинения, как ложь и клевету. Но теперь к этому хору лжесвидетелей присоединяется и Заместитель Патриаршего Местоблюстителя со своим Временным Патр. Св. Синодом.
Объясняя то, почему Православная Церковь в России до сих пор гонима, они пишут: «мешать нам может лишь то, что мешало и в первые годы Советской власти устроению церковной жизни на началах лояльности. Это недостаточное сознание всей серьезности совершившегося в нашей стране. Утверждение советской власти многим представлялось каким-то недоразумением, случайным и потому недолговечным». В другом месте недоверие правительства к Церкви митр. Сергий называет «естественным и справедливым», т. е. вину за него возлагает всецело на Церковь, а не на правительство, т. е. оказывается, что разгром церковных организаций, тюрьмы и ссылки многих епископов, отнятие храмов, беззаконие, даже с точки зрения нынешних законов, — по мнению митр. Сергия и его св. Патр. Синода — «законны и справедливы».
Больше того: оказывается, что все гонения эти и вообще отсутствие мира между властью и Церковью, по мнению митр. Сергия, имеют причину только в том, что Церковь со дня на день ждала краха советской власти, и этой власти в чем-то противилась, что поэтому правы были не мы, а живисты-обновленцы, сразу «оценившие коньюктуру» и поспешившие еще пять лет тому назад сделать то, что теперь с таким опозданием делает митр. Сергий.
Неизвестно, по каким побуждениям высказаны митр. Сергием все эти, столь невероятные в устах православного иерарха, утверждения.
Но для всякого христианина ясно, что в этих утверждениях нет истины, что это опасная клевета на Церковь и ее епископов, и что в действительности враждебное отношение советской власти к Православной Церкви отнюдь не было «естественным и справедливым», как пытается утверждать в своем послании митр. Сергий.
Одна неправда влечет за собой другую. Мы видели, как несправедливо обвиняет митр. Сергий православных епископов в контрреволюции, политиканстве, становясь таким образом единомышленником обновленцев и других врагов Церкви. И вот, зная, что эти его выступления вызовут справедливое возмущение и сопротивление народа церковного, митр. Сергий с целью защитить себя, снова говорит неправду. Эта новая неправда состоит в том, что митр. Сергий старается заранее опорочить перед правительством и перед народом тех, кто по совести не может присоединиться к неправедным делам его и его Синода.
Этим несогласным с ним он снова навязывает политическую контрреволюцию, говоря, будто все, кто не поддерживает его в новом начинании, думают, «что нельзя порвать с прежним режимом и даже с монархией, не порывая с православием».
Митр. Сергий знает, как опасно в настоящее время даже самое легкое подозрение в контрреволюции и, тем не менее, не боится эту опасность навлекать своим воззванием на служителей и рядовых членов Церкви, на своих братьев и на своих детей, объявляя их контрреволюционерами. И за что же? За то, что они не в состоянии по совести признать, что «радости и успехи советского союза — наши радости и успехи, а неудачи — наши неудачи», «что всякий удар, направленный в союз…сознается нами, как удар, направленный на нас».
Но разве христиане, которые не всякую радость безбожно-воинствующего против всякой религии коммунизма могут считать своей радостью и не всякий успех своим успехом — тем самым политические враги советского правительства? Да и можно ли требовать от верующего христианина такого отождествления в жизненных оценках с безбожным коммунизмом, какого требует митр. Сергий. Пусть митр. Сергий не укрывается за казуистические различения сов. Союза и коммунизма: это исключается многочисленными заявлениями членов правительства, вроде сделанных недавно Бухариным, заявившим, что «наша партия неотделима от СССР» (Извест. От 18/vIII 1927 г., №187/3121).
И так оно, конечно, и есть. Поэтому всецело на совести митр. Сергия и грех несправедливого и опасного обвинения своих братьев в тяжелых политических преступлениях, и грех унизительной и чудовищной лжи и пресмыкательства перед сильными мира сего, совершаемый им от лица Церкви Святой, вопреки прямому завещанию Апостола, заповедующего не сообразоваться с веком сим… (Рим. 12, 2).
Что же понудило митр. Сергия к такому греху против Церкви Русской? — Очевидно, желание этим путем добиться легального существования церковных организаций.
Вопреки примеру Господа, решительно отвергшего путь сделок с совестью для получения возможности иметь поддержку в силах мира сего (Мф. 4, 8-10), митр. Сергий позволил себе это сделать. Каковы же результаты этой сделки с совестью?
Митр. Сергий сам пишет об этом результате в печати, что его усилия как будто «не остаются бесплодными», что с учреждением Синода «укрепляется надежда» (и только) «на приведение всего церковного правления в должный строй, и возрастает уверенность в возможности мирной жизни». Он не уверен даже в том, что легализация распространится далее Синода, а только надеется на это, и думает, кроме того, что это произойдет не скоро, а постепенно. То есть кроме туманных посулов и неопределенных обещаний покамест ничего не получено.
Печальный итог, даже с точки зрения «житейских соображений». «Едва ли нужно объяснять значение и все последствия перемены, совершающейся в положении нашей Православной Церкви», — говорит митр. Сергий. Да, едва ли, потому что всё ясно!
Ясно, почему вместе с легализацией Синода не легализируется тем самым и вся Церковь. Так бы оно должно быть, если бы Синод был действительно центром Церкви, единым с нею в мысли и жизни. Но не так на самом деле! И с легализацией Синода Церковь продолжает пребывать в бесправном состоянии, ибо легализуется не Церковь, а всего лишь новая ориентация, носящая, к слову сказать, ярко политический характер. Церковь же легализуют лишь тогда, когда она в лице собора «даст окончательное одобрение предпринятому» (митр. Сергием) «делу», т. е. совершит тот же грех самооплевания и преступного компромисса.
Ясно и то, почему митр. Сергий, говоря о втором Поместном Соборе, ничего не говорит о необходимости избрания Собором Патриарха, а только о том, что Собор «изберет нам уже не временное, а постоянное управление».
Умолчание знаменательное. Ясно, почему м-ту Сергию нужно было исказить слова Апостола, поставив условием «тихого и безмятежного жития» не молитву, как у Апостола, а повиновение законной власти, и даже более того — повиновение, принимающее характер полной солидаризации с властью, при которой «радости и успехи ее — наши радости и успехи, а неудачи ее — наши неудачи» и т. д.
Это унизительное и постыдное условие, по справедливости оцененное в газетных комментариях к воззванию (Изв. 19/vII 1927 г.) было необходимо для того, чтобы проводимую митр. Сергием легализацию сделать по возможности более неприемлемой для всех честных церковных деятелей и тем самым уже не по суду государства, но по суду самой Церкви, лучших пастырей, как политических преступников, лишить руководственного участия в церковной жизни и тем ослабить Церковь.
Митр. Сергий обязан был выполнить то, чего он сам требовал от митр. Агафангела, от бывшего архиепископа Григория Екатеринбургского и проч. претендентов на создание новых ориентаций, — испросить благословения своего иерархического начальника. Ведь митр. Сергий — только заместитель Местоблюстителя, т. е. лицо не самостоятельное и обязанное действовать с одобрения и благословения митрополита Петра, чье имя он сам возносит на Божественной Литургии, как имя своего господина.
Между тем, ни в протоколах Синодских заседаний, ни в самом воззвании нет никаких указаний на то, что благословение митрополита Петра запрашивалось. Частые ссылки на покойного Патриарха Тихона (что сильно сближает митр. Сергия с ВЦС, лубенцами, и проч., всегда называвшими себя продолжателями дела Патриарха), дают веские основания для заключения, что санкции от митрополита Петра не получено. А если так, то этот шаг митр. Сергия является уже крупным самочинием.
Остается еще сказать по вопросу о духовенстве, ушедшем за границу. Решение этого сложного и больного вопроса неразрывно связано с решением другого, более общего вопроса, ныне приобретающего особенно жгучий характер — о должных отношениях между Церковью и государством.
Ясно только одно, что требовать от иерархов и прочих членов клира заграничных русских церквей письменного обязательства в своей церковной и общественной деятельности не допускать ничего такого, что может быть принято за выражение нелояльности к советскому правительству, — глубоко несправедливо. Кроме того, такая туманная и широкая формулировка обязательного отношения к власти может быть истолкована, как запрещение даже простого и правдивого рассказа о действительном положении Православной Церкви в сов. России, о тех кощунственных поруганиях Ее святынь и непрекращающихся гонениях на Ее служителей, которые имеют место в каждом городе, в каждом селе нашей необозримой родины.
Таким образом, митр. Сергий со своим Синодом, не желая говорить правды о положении Церкви в сов. России, — запрещает и другим говорить эту правду, тем самым выступая в роли защитника гонителей Церкви Божией.
Будем же молить Господа, да услышат они это слабое, но правдивое слово, и да устрашится их пророческая угроза неизбежного позора и уничижения пред всем народом за несоблюдение заповеди о хранении истины устами священническими.
«Вы — соль земли. Если соль потеряет силу, то чем сделаешь ее соленою, — она уже ни к чему не годна, как разве выбросить ее вон на попрание людям» (Мф. 5, 13). Да сохранит нас всех Господь от такой участи.
Неизвестный священник из Москвы.
* «Луч Света. Учение в защиту Православной веры, в обличение атеизма и в опровержение доктрин неверия», в 2-х ч., сост. и доп. архим. Пантелеимон, Изд., Св.-Троицкий Монастырь. 1970 г., ч. 2, «Документальные данные о начале раскола Русской Церкви на «Советскую» и «Катакомбную»», стр. 45-49.