Христос воскрес!
Сею восхитительной вестью приветствуют ныне друг друга чада Церкви Христовой. Провозглашением сей же вести привыкли начинать ныне свои собеседования сами пастыри и учителя Церкви. Но из уст прочих христиан сладчайшая весть о воскресении, по необходимости, исходит в кратком виде; из уст служителя Церкви прилично услышаться ей со всей подробностью. Итак, братия, позвольте, чтобы я, для умножения общей радости, вместо поучения, предложил вам ныне повествование о том, как произошло воскресение Господа нашего. Многим из нас, конечно, известны уже все обстоятельства сего преславного события. Но кто любит воскресшего Господа, тому не может наскучить повесть о Его воскресении, и как сам с радостью повторяет оную другим, так с радостью готов и слышать ее от других. А, без сомнения, между нами, здесь стоящими, немалое число и таких, которые образ воскресения Христова видали вполне разве в одних живописных изображениях: передавая таковым полную весть о воскресении, мы исполним часть долга Ангельского.
Но, прежде всего, братия, возведем мысли свои к воскресшему Спасителю и Господу нашему, с молением о том, да благословит Он наше собеседование, и удалит от всех нас не только дух ожесточения, который благая весть о воскресении нашла в фарисеях и книжниках иудейских, но и дух маловерия и расслабления душевного, с которым встретили ее некоторые из самих последователей Христовых. У премудрости Божией такое правило, братия, что все важные события в царстве благодати заранее предвозвещаются; дабы люди, зная, чего ожидать, тем удобнее могли приготовлять себя к ожидаемому. Посему и воскресение Господа предсказано было задолго и неоднократно. Еще Богоотец Давид воспевал, что Господь не даст «Святому Своему видеть нетления, и не оставит души Его во аде» (Пс. 15:10). Потом один из пророков прямо указал даже на время воскресения, говоря: «оживит нас через два дня, в третий день восставит нас, и мы будем жить пред лицом Его» (Ос. 6:2). Наконец, Сам Господь всегда почти, когда говорил о будущей смерти Своей (а Он говорил о ней часто), упоминал в то же время и о воскресении. Предсказания Его об этом были так многочисленны и так ясны, что сами враги, как мы слышали вчера, почли за нужное окружить гроб Его до третьего дня стражею.
Кто бы после сего подумал, что собственные ученики Иисуса забудут на время то, что так твердо помнили Его враги? И, однако же, многие из них, если не все, явно забыли! Так, погребавшие Иисуса, Иосиф, Никодим и прочие, при всем усердии к Нему, явно погребали Его навсегда. Иначе для чего употреблять столько алоя и смирны, что от множества их и живой человек мог потерять жизнь? Для чего обвивать Умершего плащаницею и возлагать на голову Его полотно погребальное. И любовь женщин-мироносиц, несмотря на ее пламенность, приготовлялась оказать Телу Иисусову такую почесть, которая вовсе не приличествовала имеющему вскоре воскреснуть, и Ангел не без упрека произнес: «Что вы ищете живого между мертвыми? Вспомните, как Он говорил вам, когда был еще в Галилее» (Лк. 24:5,6). У самих апостолов – (простите нам, великие основатели и столпы Церкви, что мы, слабые и малые трости, дерзаем воспоминать ваше колебание!) ожидание воскресения Учителя если не ослабело совершенно, то так сокрылось во глубине души под тяжестью мрачных мыслей и чувств, что необходимо было двукратное «мир вам» и дуновение из собственных уст Воскресшего (Ин. 20:19,21,20,22), дабы снова воспламенить их веру. При таком забвении предсказаний Иисуса о Его воскресении, нисколько неудивительно, если гроб Его был оставлен всеми Его последователями. Но в таком случае само чудо воскресения осталось бы без всяких свидетелей, – то чудо, от которого зависит твердость, можно сказать, всей веры нашей. Надлежало восполнить сей недостаток: и вот, по тайному распоряжению премудрости Божией, враги Иисуса сами делают то, чего не сделали, и даже не могли в таком виде сделать друзья Его: они идут к Пилату, выпрашивают позволение запечатать гроб Иисусов, печатают и приставляют стражу. Больше предосторожностей нельзя было и взять в настоящем случае. Кто знает строгость военных римских законов, тот может представить, с какой зоркой бодростью стояла стража над гробом Иисуса, ожидая с часу на час мнимых похитителей, против которых повелено было ей бодрствовать. – И таким образом, братия, охраняем был во гробе Тот, пред Которым в это время трепетал весь ад!.. Кто, почивая во гробе плотию, был, по Божеству Своему, на престоле… со Отцом и Духом, все наполняя, неописанный!..
Но ужасное «время и власть тьмы» (Лк. 22:53) приближалось уже к своему концу, великий Делатель не мог оставаться «в сердце земли» (Мф. 12:40)далее покоя дня субботнего; и с окончанием его, при самом наступлении первого дня недели, бывшего некогда первым днем творения, то есть, воскресного, последовало преславное восстание из гроба. Я говорю – при самом начале дня: ибо святые женщины, отправившись из дома на гроб Иисусов, по свидетельству евангелиста Марка, «весьма рано» (Мк. 16:2), и пришедши к сему гробу, по словам Иоанна, «когда было еще темно» (Ин. 20:1),уже нашли его пустым и без стражи.
Как последовало само воскресение? – На сей вопрос, братия, мог бы отвечать только Сам Воскресший. Подобные чудеса суть тайны всемогущества; посему и известны одной премудрости Божией. Что касается причины Воскресения, то святые писатели иногда приписывают сие чудо Богу Отцу, говоря, что Иисус Христос восстал из гроба «славою Отца» (Рим. 6:4), что Бог Отец «воздвиг Его от мертвых» (Рим. 8:11), – а иногда Самому Воскресшему, утверждая, что Он «имел власть» как «положить душу Свою», так и опять «принять ее» (Ин. 10:18). Так и должно быть! Как Сын человеческий, Спаситель наш мог быть воскрешен только всемогущею «силой Божией» (2Кор. 13:4), а как Сын Божий, как предвечное Слово и Творец всего видимого и невидимого, Он воскресил Сам Себя.
При всей внутренней сокровенности своей, чудо воскресения не замедлило дать знать о себе всему миру самым величественным образом. При воскресении, – по свидетельству евангелиста Матфея, – «сделалось великое землетрясение» (Мф. 28:2), то есть произошло сильное сотрясение земли. При смерти Господа это служило знамением обличительным для целого Иерусалима, собравшегося тогда на Голгофе; теперь трясущейся земле некого было вразумлять, кроме стражи; ибо весь Иерусалим еще спал: однако же, она сотрясалась не менее прежнего, и не могла не сотрясаться; потому что из недр ее, как из утробы материнской, выходил теперь великий «Первенец из мертвых» (Кол. 1:18) – выходил не по всеобщему закону рождения в жизнь вечную, по которому, вследствие искупления мира, восстанут некогда из утробы земной все почивающие в гробах, а по особенному, чрезвычайному действию Божественного всемогущества, которое, подвигшись священной тайне в душе Богочеловека, и подвигнув вместе с этим все силы природы, снова навсегда соединило ее с почивавшею во гробе плотью.
При трепетном служении земных стихий, воскресению Господа удостоились послужить и силы небесные: один из Ангелов, «сошедший с небес» (Мф. 28:2) – выражение употребляемое в Писании при самых важных случаях, – отвалил камень, закрывавший вход в пещеру, где находился гроб Иисусов. Отваливание камня, совершенно не нужное для Воскресшего, ибо тело Его, как видно из явления ученикам, свободно проходило сквозь затворенные двери, нужно было для последователей Господа, особенно святых женщин, дабы они, придя ко гробу, не останавливаемые камнем, скорее могли узнать, что напрасно ищут живого с мертвыми. Притом отваливание камня Ангелом служило вместо торжественного объявления страже о воскресении Божественного Мертвеца, ею охраняемого: ибо Сам Воскресший, кажется, не благоволил явить стражам Своего лица, от чрезвычайной славы которого, в первые минуты воскресения, они могли бы исчезнуть с лица земли. Вид Ангела, отвалившего камень, по словам святого Матфея: был «как молния», а одеяние «бело как снег» (Мф. 28:3), самый естественный образ явления в нашем мире существ мира небесного, которые, исходя от лица славы Божией, должны приносить к нам на своем лице отсвет сей славы, принадлежащей им, впрочем, и по самому существу их – невинному, а потому и светоносному. Теперь светлости лица и одежды требовало в небесном вестнике уже само соответствие «со славой Отца», открывшеюся в воскресении возлюбленного Сына.
Стражи при виде Ангела стали, – по выражению Евангелиста, – «как мертвые» (Мф. 28:4). Вся неустрашимость римского воина обратилась в ничто от одного присутствия существа высшего: от одного, говорю, присутствия; ибо нисколько не видно, чтобы небесный вестник говорил что-либо воинам; он только «отвалил камень от двери гроба и сидел на нем» (Мф. 28:2). Но этим сидением сказывалось все. Посему воины, сколько позволяло возвращающееся сознание и силы, немедленно удалились от гроба с вестью, самой ужасной для врагов и убийц Иисуса!
Теперь скажем кратко о первых явлениях воскресшего Господа, дабы дать понятие о том, как Он действовал в первые минуты по воскресении и как вера в Него начала воскресать между Его последователями.
Мы заметили уже, братия, что святые женщины, присутствовавшие при погребении Господа Иосифом, решились помазать тело Его миром. Едва только прошел покой субботний, препятствовавший исполнению святого намерения, они, еще до рассвета, отправились на гроб с ароматами. О страже, приставленной ко гробу Иисусову, им не было известно вовсе; – страшились одного: «кто отвалит… камень от дверей гроба?» (Мк. 16:3-4). «Он был весьма велик». Страх сей воспрепятствовал, однако же, усердию Магдалины оставить за собой всех прочих спутниц и прийти, прежде их, одной в сад. Каково же должно быть изумление святой женщины, когда она не нашла ни камня у пещеры, ни тела в пещере! В смятении чувств, не думая о прочих спутницах, Магдалина тотчас устремилась назад, к Петру и Иоанну «унесли Господа из гроба, – вопияла безутешная, – и не знаем, где положили Его» (Ин. 20:2). Но Петр с Иоанном не более ее знали, куда девалось Пречистое Тело; и вместо ответа, последуемые Магдалиной, сами устремились ко гробу, для узнания тайны.
Святая тайна сия, между тем, была уже разгадана для других. Прочие женщины, пришедшие в след за Магдалиной в сад, также не нашли там ни камня у пещеры, ни тела в гробе: но, взамен сего, вскоре увидели двух юношей в блестящей одежде. Небесные вестники эти (то были они) вывели их из недоумений и страха, объявив, что теперь время уже не печали и смущения, а радости, – что Погребенный воскрес, сообразно Своему предсказанию, и явится последователям Своим в Галилеи, – и что им посему должно, как можно скорее, идти назад для обрадования сею вестью всех учеников Иисусовых (Лк. 24:2-9). Двое из этих учеников, то есть, Петр с Иоанном, были сами теперь близ сада, когда святые женщины выходили из него: но для них час радости и блаженства еще не пришел. Вместо виденных женщинами Ангелов, они нашли во гробе одни погребальные одежды Воскресшего; и, не видя никого в саду, обратились назад, – Иоанн с верой, Петр с удивлением (Ин. 20:2-9).
На святой страже у гроба осталась одна Магдалина. Среди слез – обыкновенной отрады душ печальных, она наклонилась в пещеру, чтобы еще раз взглянуть на место, где лежало Тело Иисусово; и вот – два юноши, в белом одеянии, сидят, один у головы, а другой – в ногах у гроба! Во всяком другом неожиданное явление это произвело бы страх и возбудило мысль о небесном существе явившихся: но Марии, у которой душа всецело занята была драгоценной потерей, все казалось естественным, кроме отсутствия погребенного тела. На вопрос Ангелов: что плачешь? Она без всякого страха отвечала то же самое, что говорила апостолам: «взяли Господа моего, и не знаю, где положили Его» (Ин. 20:13). При этих словах Мария невольно обратилась лицом назад, и увидела, что невдалеке стоит некто. То был Сам Господь: но взор, сквозь слезы, среди смущения душевного, не в состоянии был вдруг распознать, среди древесных теней, возлюбленного Учителя. Думая, что это садовник, Мария продолжала смотреть в пещеру, где присутствие двух лиц, участвующих в ее положении, обещало более удовлетворения святому любопытству. Даже когда Сам Господь вопросил ее: «что ты плачешь, кого ищешь?» – Магдалина с сильным чувством, но без особенного внимания к спрашивавшему, отвечала: «Господин! если ты вынес Его, скажи мне, где ты положил Его, и я возьму Его. – Мария!» – сказал, наконец, Господь тем голосом, от которого некогда вышло из нее семь злых духов, ее мучивших. – «Раввуни! – что значит: Учитель!» – отвечала изумленная, и хотела от радости броситься к ногам Иисусовым, чтобы обнять их. Но теперь было время не для земного усердия. «Не прикасайся ко Мне», – сказал Господь, удерживая порыв святой любви; – «ибо Я еще не восшел к Отцу Моему; а иди к братьям Моим и скажи им: восхожу к Отцу Моему и Отцу вашему, и к Богу Моему и Богу вашему» (Ин. 20:15-17). После сего, Мария немедленно поспешила к апостолам.
В то же почти время награждено усердие и прочих святых женщин, бывших у гроба. Когда они возвращались с Ангельской вестью о воскресении к апостолам, то вот на пути, внезапно, Сам «Иисус встретил», говоря: «радуйтесь!» В забвении всего земного, женщины пали к ногам Его, радуясь и трепеща от радости: Воскресший казался им уже не сыном только Марии, а единородным от Отца, исполненным благодати и истины. «Не бойтесь, – сказал Господь, – пойдите, возвестите братьям Моим, чтобы шли в Галилею, и там они увидят Меня» (Мф. 28:9-10). Таким образом окончились два первых явления Воскресшего Господа. С первого взгляда видно, братия, что Воскресший Господь весьма занят был мыслью о скорейшем успокоении Своих учеников, страдавших от Его Креста. И от Ангелов и от Него Самого, при обоих явлениях, повторяется одно и то же повеление: чтобы женщины шли скорее к ученикам с вестью о воскресении. Блаженство Воскресшего казалось Ему как бы неполным, доколе не будет разделено с теми, которых Он «до конца возлюбил» (Ин. 13:1), и которые по сему самому называются теперь не учениками, а братией: «возвестите братьям Моим». Между тем Петр с Иоанном, и бывши в пещере у гроба, не видели теперь сами Воскресшего, не видели даже ни одного из Ангелов! – Без сомнения, потому, что для них, как мы заметили, не пришел еще час полной радости; и по состоянию души их, им полезнее было вначале услышать о воскресении от других, нежели тотчас увидеть Воскресшего самим.
Принятие Господа Магдалиной за садовника (зависевшее впрочем весьма много от ее крайнего смущения духа, тяжкой печали, и даже особенного положения тела ее у пещеры) показывает, что слава воскресения была уже сокрыта под покровом плоти, хотя торжественно прошедшей вратами смерти, но еще не возведенной на всю высоту небесного величия. С другой стороны, в воскресшем теле Богочеловека обнаруживались уже (и еще более обнаружатся в следующих явлениях апостолам) новые качества, приличные только телам прославленным. Явление Магдалине у гроба и женщинам на пути, судя по времени того и другого, не иначе могло быть, как при способности переноситься мгновенно с одного места на другое, – быть видимым и невидимым по желанию. Вследствие сей же, без сомнения, способности, и Ангелы при гробе были видимы женщинам, потом невидимы Петру и Иоанну, и опять видимы Магдалине. Кроме сего, из слов Спасителя Магдалине видно, что Ему предстояло еще теперь восхождение к Отцу. Какое и для чего? – Будущее вознесение на небо с Елеона последовало спустя сорок дней; а Воскресший говорит: не взойду, а восхожу, то есть, теперь, или вскоре. – Посему, не временное ли это восхождение в мир вышний? И не на это ли самое указывает святой Павел, когда, исчисляя главные события в жизни Господа, перед словами «вознесся на небо», поставляет: «показал Себя Ангелам!» (1Тим. 3:16). В самом деле, если Воскресшему должны были, по словам Писания, «поклонятся все Ангелы Божии» (Евр. 1:6), то не было, кажется, нужды лишать их сего блаженства в продолжение сорока дней.
Не опустим, наконец, братия, без внимания и того, кому суждено принять и распространить первую весть о воскресении, не Иоанну, не Петру, не Иакову – верховным апостолам, а слабым, но усердным женщинам, шедшим с ароматами. Ароматы оставались без употребления: но несшие их, за свою любовь, сами соделались «благоуханием Христовым» (2Кор. 2:15). «Женщина, – замечает Григорий Великий, – из уст змея приняла первую ложь, и женщина же из уст Самого Воскресшего Господа услышала, первая, радостную истину; дабы чья рука растворила смертное питие, та же самая подала и чашу жизни» (Беседа 25). А мы заметим для всех женщин, что они, по примеру мироносиц, могут назидать спасение не только свое, но и других. Жене апостол не повелел учить (1Тим. 2:12), то есть, подобно мужам, в собраниях христианских: но для детей мать есть первый, Самим Богом поставленный, учитель. Пусть они из твоих уст услышат первую весть о своем Спасителе и Его воскресении; – и ты будешь мироносицей для своей домашней церкви.
Сказывать ли, наконец, вам о последнем обстоятельстве, сопровождавшем Воскресение Господа? – О, как тяжело в такой светлый день быть повествователем события, которое так сильно омрачает и унижает природу человеческую! Но мы не можем не дать места в своем повествовании тому, что премудростью Божией допущено стать в истории Воскресения Христова; можем только и должны оплакивать, что дух злобы успел произвести в подобных нам человеках.
Когда в вышних совершалось Божественное восхождение к Отцу истины и блаженства; долу – во дворе Анны и Каиафы, совершалось, братия, новое, ужасное нисхождение к отцу лжи и смерти! Услышав от стражи о воскресении, враги Распятого, вместо того, чтобы пробудиться от нечувствия и ожесточения, прийти в себя, признать свое заблуждение и омыть оное слезами, – замыслили новую, тягчайшую неправду и клевету. Неизвестно доподлинно, как лукавая совесть их изъяснила себе чудо воскресения: похищением ли тела учениками Иисусовыми, или действием темных сил, как изъяснялись ими прежде чудеса Самого Иисуса: только несчастные умолили стражу, свидетельствовавшую о воскресении, сказать: «что ученики Иисуса, придя ночью, украли Его, когда мы спали» (Мф. 28:13). Ничего не могло быть нелепее сей лжи: ибо как воину римскому ссылаться было на сон во время стражи? С другой стороны, как страже спавшей свидетельствовать о том, что она проспала? – И ученикам ли отважиться на похищение, для которых страшен был голос рабыни? Тем ли похищать мертвого, которые оставили живого? – Если бы и кто другой вздумал похитить тело, то сделал бы это до приставления ко гробу стражи; а при страже, не стал бы медлить в пещере, снимать погребальные пелены и полотно с головы, и раскладывать их в таком порядке, в каком нашли их Петр с Иоанном. – Если где, по замечанию Златоуста, то здесь «восстали свидетели лживые» (Пс. 26:12). Но другой лжи не представлялось; потому и ухватились за то, что первое и последнее попало на злой ум. Разборчивостью и судом народа, который «невежда в законе» (Ин. 7:49), немного дорожили: страшнее был Пилат, который за настойчивость в претории при осуждении Иисуса, мог теперь жестоко отомстить книжникам провозглашением ужасной для них истины. Но золото в это время было сильнее всякой истины на суде Римском; посему первосвященники смело говорили страже: «если слух об этом дойдет до правителя, мы убедим его, и вас от неприятности избавим» (Мф. 28:14).
Слыша это, братия, многие из нас в святой ревности могут подумать, для чего Воскресший не явился тотчас в торжестве врагам Своим и не принудил их к вере? – Но, что было бы пользы от сего явления? – Принужденная вера не есть вера. Притом, злоба врагов Иисусовых могла бы устоять в своем неверии и при явлении им Воскресшего; могла бы сказать, что явившийся или не умирал, или ожил не Божественной силой. Воскресший поступил премудрее: Он не явился Иерусалиму Сам, дабы, между прочим, не подать повода к волнениям многочисленному народу, стекшемуся на праздник, а достойным в Иерусалиме послал от Себя таких вестников Своего воскресения, которые, подобно Ему, сами воскресли из мертвых, и потому имели все право на доверие: я разумею тех святых людей, которые, по свидетельству евангелиста Матфея, восстали из гробов в час смерти Господа, и «по воскресении, вошли во святой град и явились многим» (Мф. 27:53), – без сомнения с вестью о воскресении. А для упорных врагов истины будут воздвигнуты целые сонмы свидетелей из среды учеников Иисусовых, которые о имени Воскресшего сотворят все роды чудес и за истину воскресения Его отдадут свою жизнь. Один Павел обратит тьмы. – Собственная же видимая деятельность Спасителя, в отношении к иудеям, окончилась Его смертью. Теперь, приняв власть на земле и на небе, Он уже должен был иметь в виду не синедрион с фарисеями, а целый мир, и для обращения его приготовить учеников Своих. Сей-то последней, великой цели посвящены были последние дни Его на земле, до вознесения на небо, как свидетельстуют о том последующие явления Его апостолам. Но об этих явлениях мы будем беседовать в свое время.
Теперь же, братия, дерзнем еще раз в духе веры и любви вознести взор прямо к лицу воскресшего Господа. Каким Божественным светом сияет ныне лицо это, в котором не было ни вида, ни красоты на Голгофе! Откуда же сей свет? – Весь от Креста. Если бы, – скажем словами Самого Воскресшего, – «если пшеничное зерно, пав в землю, не умрет, то останется одно»; теперь же, умерщвленное на Голгофе, «принесет много плода» (Ин. 12:24).Вознесенный от земли Крестом, Сын Человеческий повлечет за Собою всех (Ин. 12:32). Теперь, малодушные прежде и трепетавшие гласа рабынь, апостолы облекутся непреоборимой силой свыше, пронесут имя Распятого до последних пределов вселенной, водрузят крест там, где был престол сатаны, заставят поклоняться кресту тех, которых вся вселенная величала богами. Теперь явятся сонмы мучеников, которые за имя Воскресшего сами пойдут на крест и презрят всю лютость тиранов. Теперь возникнут общества святых пустынников, и подвигами самоотвержения удивят бесплотных Ангелов. Все на земле примет другой вид: весь мир «обратится от тьмы к свету и от власти сатаны к Богу» (Деян. 26:18); и все это потому, что на Голгофе примирено небо с землей, потому что крестом отверсты все источники света и жизни. – Перестанем же, братия, бояться и убегать креста; возлюбим его, в каком бы виде, где бы и когда бы он ни встретил нас; облобызаем его, хотя бы на нем надобно было предать самый дух свой Отцу Небесному. Нам весьма должно быть там, где теперь воскресший Господь и Спаситель наш; а пути туда нет ни ближе, ни вернее, как со креста; или лучше сказать, путь туда только один и есть – крест! Аминь.
(Свт.Иннокентий Херсонский. «Светлая седмица», Беседа на литургии, в первый день Пасхи).