Оглавление:
О советском патриотизме
О «советских патриотах»
———————
О советском патриотизме
Не мы первые произнесли это словосочетание: его придумали и пустили в ход сами коммунисты и соблазненные ими зарубежники. Они сами назвались советскими патриотами и этим определили свое политическое естество и свое место в истории России. Нам остается только вскрыть смысл этого наименования и указать им свое место.
С обычной, юридически верной и политически грамотной точки зрения это наименование является просто невежественным. Слово «советский» обозначает форму государственного устройства, не более. Мы знаем монархическую форму государства и республиканскую. Советское государство считает себя республикой: говорят, что это новая разновидность республиканского строя — не парламентская республика, а именно советская. Развивая эту мысль, торопливые и болтливые младороссы (не доброй памяти) давно уже предлагали устроить советскую монархию: принять советскую форму государства и возглавить ее революционным «царем»…
При юридически правильном понимании идея советского патриотизма оказывается прямою нелепостью.
Патриот предан своему отечеству, своему народу, его духовной культуре, его национальному преуспеянию, его органическому благоденствию; он желает его международной независимости, он служит его сильной и доблестной самообороне… Но патриотом может быть и монархист, и республиканец. В Швейцарии и в Соединенных Штатах вы найдете множество патриотов, но не отыщете монархистов. Не менее патриотов вы найдете в Англии и в Голландии, но «республиканцы» составляют там огромное меньшинство. Родина едина, отечество одно; но государственную форму своей страны люди могут мыслить различно. Это означает, что вопрос государственной формы определяет не патриотическую, а партийную принадлежность человека. В лоне патриотической верности могут пребывать и монархисты, и республиканцы. И те и другие любят прежде всего свое национальное отечество (Голландию, Англию, Соединенные Штаты, Швейцарию, Францию): они — верные голландцы, преданные англичане, гордые американцы, стойкие и храбрые швейцарцы, пламенные французы, а потом уже и именно вследствие этого национального патриотизма они требуют для своей страны той или другой государственной формы — одни желают монархию, другие республику.
Но «советский патриотизм» есть нечто извращенное и нелепое. Это есть патриотизм государственной формы. «Советский патриот» предан не своему настоящему Отечеству (России) и не своему народу (русскому народу). Он предан той советской форме, в которой Россия страдает и унижается вот уже тридцать лет; он предан той партийно-коммунистической «Советчине», которая гнетет и вымаривает русский народ с самого начала революции. Спросите этих людей, почему они не называют себя просто русскими патриотами? Почему они не именуют свое якобы любимое ими государство — Россией? Почему они предоставляют это драгоценное преимущество нам, открыто называющим свое Отечество — Россией, а себя — русскими? Куда и почему они сконфуженно прячут свое национальное естество? Почему они провозгласили себя не сынами своей исторически великой родины, а приверженцами завладевшей ею и советски оформившей ее — интернационально-коммунистической партии?
Спросим себя еще: что значит выражение — «я есмь монархический патриот»? Это ничего не значит; это — политически невежественный лепет.
Осмысленно сказать: «я есмь французский патриот и притом республиканец»; тогда мы знаем, какого народа сын перед нами, за какой национальный интерес он пойдет в бой и какую государственную форму он считает для своей Франции наилучшей… Но предложите французу любить не Францию, а безнациональную, интернациональную и потому с правильной точки зрения французского патриота — предательскую «Советию», — и он посмотрит на вас, как на безумца и будет прав.
Что же означают слова: «я — советский патриот»? Они означают, что я предан Советчине — советскому государству, советскому правительству, советскому строю, — что бы за всем этим ни скрывалось и какая бы политика ни проводилась: русская, нерусская или противогосударственная, может быть, гибельная для России, несущая русскому народу порабощение и вымирание, голод и террор.
«Советский патриот» предан власти, а не родине; режиму, а не народу; партии, а не отечеству. Он предан международной диктатуре, поработившей его народ страхом и голодом, открыто отменившей его сущую русскость и запретившей народу называться своим славным историческим именем… Ибо России давно уже нет в Советии, ее имя официально вычеркнуто коммунистами из истории, и самое государство их называется международно и анти-национально: «Союз Советских Социалистических Республик» (см., напр., текст сталинской Конституции 1936 года).
И вот советский патриот самим наименованием своим отрекается от России и русского народа и заявляет о своей приверженности и верности — не ему. Он патриот международной партии: он ей служит, он за нее борется, он ей обязуется повиновением. Самое название его содержит в себе открытое, публичное отречение от России и добровольное само-порабощение ее нерусской и противорусской диктатуре. Если это есть «любовь», то любовь не к России, а к международному коммунизму; если это борьба, то борьба за упрочение советского рабства в России — борьба за погубление русского народа во имя международной коммунистической революции; если это «верность», то верность Советчине и предательство по отношению к национальной России!
Ибо Советское государство — не Россия, и Русское государство — не Советский Союз.
О «советских патриотах»
Что же, советские патриоты все повально страдают политической слепотой? И кого следует называть советским патриотом?
Советскими патриотами следует называть только тех, которые сами называют себя так по собственной, доброй и свободной воле.
Русский народ только что показал и доказал на деле свой русский национальный патриотизм, и мы совершенно не сомневаемся в том, что этот здоровый и глубокий патриотизм инстинкта и духа, спасший Россию от завоевания германцами, преобладает в России и теперь. Мы гордимся этим; мы преклоняемся перед этим и разделяем это чувство.
Но под гнетом советского террора этот патриотизм приходится выдавать в России за советский: этого требуют сами коммунисты; в этом духе лжет советская пресса, об этом приходится лгать и самим национальным патриотам. Осуждать их за это нельзя.
Мы знаем это, мы считаемся с этим и имеем в виду совсем иное.
Мы имеем в виду тех, кто сердцем своим изменил России и прилепился к Советчине. Мы имеем в виду тех, кто сознанием и волею предпочел Советское государство и предался ему на рабство. Мы имеем в виду особенно тех, кто, обладая за рубежом свободой и не находясь в тисках Советчины, отверг свое свободное эмигрантское стояние, прекратил свое зарубежное служение национальной России, к коему он был призван, и добровольно пошел служить партийным тиранам России, покоряясь их приказам, запретам и требованиям, принимая от них «социальные заказы» и «политические поручения», обязуясь содействовать их целям и не уклоняться от их гнусных средств и способов…
Это — «советские патриоты». Они сами приняли это звание. Они сами избрали свое служение. К ним относится все то, что сказано и доказано нами выше. Они изменили России в самый трагический час ее истории и этим сами определили свою нравственную и политическую природу.
Они — присоединились. К кому?
В России теперь есть только палачи и жертвы.
И вот одни по своей малой сознательности, граничащей с политической слепотой, добровольно присоединяются к жертвам: доверяя советской пропаганде, заманивающей людей на свою каторгу, они «регистрируются», выбирают советские паспорта, забирают свою рухлядь, садятся на пароходы и тотчас же убеждаются в том, что они обмануты, что они стали рабами и что из этого рабства можно спастись только новым бегством… Тогда эти беглецы вновь появляются среди нас и с ужасом подтверждают все то, о чем мы их предупреждали: и допросы, и анкеты, и угрозы, и доносы, и каторгу жизни, и всеобщее унижение, и «потогонную систему» подневольного труда…
Такова судьба политических слепцов.
Дело в том, что в русском зарубежье было слишком много беженцев. Беженец — не эмигрант: он не мыслит политически, он не борец, он не понимает происходящего и не связан никакими целями и идеями. Он — испуганный и спасающийся обыватель; ему бы только «унести ноги», «устроиться» и «обзавестись»; он следует законам массовой психологии. За годы и годы беженство стало его привычным состоянием; его тревожит всегда один и тот же вопрос: «куда податься» и «где лучше устроиться»? Бояться он привык, «бежать» он научился… И вдруг… подул другой ветер, обратный. Где же ему разобраться, что пропаганда и что действительность?
Его заманивают, он прислушивается. Ему обещают, он начинает верить. Его уговаривают, на него наседают, сулят и грозят. Везде страшно, всюду беженство. Но «там» — все же Россия, родные поля, леса, реки, снежная зима и главное — родной язык… И вот он бежит назад, захватывая нажитые «животишки», надеясь, что их не отберут, и не соображая, что он сам скоро отдаст их, чтобы не видеть жену и детей погибающими от голода…
В сущности, это — русские патриоты, заблудившиеся между Россией и Советчиной…
Но есть и другие, настоящие «советские патриоты». Эти отлично знают различие между жертвою и палачоми совсем не хотят присоединяться к жертвам. Именно поэтому они спешат присоединиться к палачам. Они идут к ним со всякою покорностью и готовностью, льстят, славословят, принимают поручения, поносят непокорных и доносят на стойких, издают бесчестные совгазетки, лгут в них заведомо и бесстыдно, формируют «союзы возвращенцев» и «советских патриотов», а иногда и помогают советским людепохитителям. Всем этим они сдают экзамен на «лояльных совграждан», т. е. на агентов и палачей.
И когда наблюдаешь за их суетней и за их газетным непотребословием, за их старанием «приобщиться» и «преуспеть», то невольно вспоминаешь рассказ Леонида Андреева, недавно прочтенный в его собрании сочинений. Он озаглавлен «Бездна»: два рослых оборванца гонятся за девушкой, чтобы изнасиловать ее, а хромой и плюгавый бежит сзади с воплем: «И я, братцы, и я!..».
Именно таковы зарубежные «советские патриоты» — с именем и без имени.
Пусть не говорят нам, что они все же «пишут о России, и притом сочувственно». На самом деле все, что они делают, они делают лишь в меру советского приказа или позволения, т. е. они пишут о России постольку, поскольку это выгодно ее врагам и поработителям, и «сочувствуют» русскому делу лишь постольку, поскольку это выгодно коммунистической пропаганде. Поэтому самое их писание о России, — политическое, хозяйственное или беллетристическое, — что бы они там ни выписывали и как бы ни ловчились, — есть предательство.
Пусть не говорят нам, что среди советских патриотов есть и такие, которые «все же паспортов не берут и в Совдепию не едут»: они только посещают полпредства, они только вполголоса подхваливают и даже когда завтракают или празднуют с большевиками, то стараются указывать им на их «ошибки». Все это мертвое и криводушное пустословие. Эти соблазнители недалеко ушли от настоящих «советских патриотов»: они сидят в своих парижских виллах и квартирах, в безопасности, ничем не рискуя, и криводушествуют, соблазняя и зазывая. Это добровольные рекламеры Советчины. Это не палачи, а только заманиватели жертв. Сами в Советии не побывавшие, давно или никогда или ничего в ней не видавшие, они заняты реабилитацией советских злодеяний, а наивные люди, читая статьи этих услужливых советских лжесвидетелей, верят им и идут на регистрацию. При этом сами лжесвидетели отлично знают, что похвала их фальшива и что они лгут, и называют свое темное дело «подвигом лжи»…
И напрасно они восхищаются (или только делают вид, будто восхищаются) размерами советского промышленного строительства: «Какие заводы построены, какие сооружения воздвигнуты, Россия не видела ничего подобного»…
Мы спросим только: для чего все это сооружается? Ради какой цели? Ответ: для революционного завоевания мира ценою погубления России. Этим сказано все. Нельзя восхищаться средством, не разделяя цели. Кто радуется успехам советской промышленности, тот в действительности втайне сочувствует этим мировым планам и только боится высказывать это вслух.
А мы спросим еще: какою ценою оплачивается это строительство? Ответ: ценою концлагерного режима, ценою бесчеловечной растраты русской силы, русской свободы, русского таланта и русской чести. Нелепо, чудовищно восхищаться успехами, добываемыми такой ценой, бессмысленно закрывать себе глаза на такое разорение России во имя успехов Советского государства и мировой революции. Так бывает, что наивные старики в деревне радуются «городским успехам» своей дочери, не соображая того, чем она промышляет и куда ведут ее эти «успехи».
Россия переживает болезненную, катастрофически слагающуюся и протекающую «промышленную инфляцию»… Ей соответствуют разорение и хищение русского крестьянства… Что останется от этой «инфляции» к концу революции? Когда и как опомнится и оправится русское крестьянство? Умный хозяин «считает цыплят по осени»; дальновидный политик понимает, что без здорового крестьянства русской демократии не бывать. Чему же радуются эти люди? Грядущему «цезаризму» в России? Или ее пролетаризации? Или просто размерам плохо, на показ построенных зданий?
Таковы «советские патриоты». Таков смысл их политики.
И беспристрастная история никогда не забудет их «советских заслуг». Она недвусмысленно установит, что Советский Союз никогда не был Россией, и что это два государства различного духа, различных целей и различной судьбы.
(Проф.Иван Ильин, 1947г).