1. /
  2. Аскетика
  3. /
  4. Свт. Илия Минятий. Поучения...

Свт. Илия Минятий. Поучения на воскресные дни и похвальные слова на Богородичные праздники

Оглавление:

Слово на Благовещение Пресвятой Богородицы.. 1

Слово в неделю пред Рождеством Христовым.. 4

Слово в неделю пред Рождеством Христовым (второе) 9

Слово на Евангелие от Луки. О почитании праздников. 14

Слово на Евангелие от Луки. О проповеди слова Божия. 19

Слово на Евангелие от Матфея. О служении Богу и мамоне. 24

Слово на Евангелие от Матфея. О чем должно молить Бога. 27

Слово на Евангелие от Луки. О корыстолюбии. 30

Слово на Евангелие от Луки. О наследовании вечной жизни. 36

Слово на Евангелие от Матфея. Об апостольском звании. 41

Похвальное слово в честь Богородицы (На дни Успенского поста) 45

Слово на Евангелие от Матфея. О предстательстве Богоматери. 48

Похвальное слово на Введение Богородицы.. 52

Слово на Евангелие от Луки. О трех препятствиях к спасению.. 53

Слово в день святого Николая. О любви. 55

Похвальное слово на Рождество Богородицы.. 59

Похвальное слово на Благовещение Богоматери (второе) 63

Похвальное слово на Вознесение Господне. 69

Похвальное слово на Успение Богородицы.. 72

Похвальное слово на Рождество Богородицы (второе) 74

Похвальное слово на Введение Богородицы (второе) 76

Слова, произнесенные на итальянском языке. 78

Слово о вере. 78

Слово о любви к врагам.. 82  


Слово на Благовещение Пресвятой Богородицы

«И вот, зачнешь во чреве, и родишь Сына, и наречешь Ему имя: Иисус. Он будет велик и наречется Сыном Всевышнего» (Лк.1:31-32).

Царь Соломон, получивший от Бога весь свет премудрости для исследования тайн природы, после того как обозрел все, что есть на небе и на земле, – прошедшее, настоящее и будущее, – решил наконец, что в мире, под солнцем, нет ничего нового – «ничтоже ново под солнцем» (Еккл. 1, 10). Но Бог сотворил теперь дело совершенно новое, какого никогда не было в прошедшие века и никогда не будет в грядущие; это – дело, совершившееся в Благовещении благодатной Марии, Деве и Матери, но Матери Божией. Чудо сугубое, величайшее действие Божия всемогущества, возвышеннейшая тайна нашей православной веры. Дева и Матерь! Что же более невероятное природа может увидеть в творении? Дева – Матерь Божия! Что более чудесное может совершить Божественная благодать? Одно превышает пределы природы, и еще не было подобного ему; другое восходит на вершины Божественной благодати, и подобного ему быть не может. То – великое чудо, а это – выше чуда; оба непостижимы, и оба вполне божественны. «Се, зачнеши во чреве и родиши Сына, и наречеши имя Ему Иисус; Сей будет велий, и Сын Вышняго наречется; и даст Ему Господь Бог престол Давида Отца Его» (Лк. 1, 31–32).

Об этом новом чуде или лучше об этих двух чудесах, одном – о Деве и Матери, другом – о Деве и Матери Божией, я хочу сегодня возвестить, слушатели мои. Вот как по Евангельской истории они совершились. 

1. Когда настало исполнение времени, в которое Бог Отец определил ниспослать на землю Единородного Сына и Слово, чтобы Он воплотился и вочеловечился, Гавриил, предстатель ангелов, был послан в Галилейский город Назарет к Деве Марии, обрученной Иосифу, чтобы приветствовать Ее словами «Радуйся, благодатная» (Лк. 1, 28), и сказал Ей о том, что Бог и Отец избрал Ее быть Матерью Его Сына и родить Избавителя мира. Архангел принес весть: «се, зачнеши во чреве и родиши Сына, и наречеши имя Ему Иисус» (Лк. 1, 31). В начале Дева смутилась и пожелала узнать образ этого чудесного события: «како будет сие, идеже мужа не знаю?» (Лк.1,34). Но когда Ей было сообщено, что это произойдет совершенно сверхъестественным образом, именно силой всемогущей благодати Святого Духа, Она склонилась сердцем и приняла повеление с глубоким смирением: «се, раба Господня; буди Мне по глаголу твоему» (Лк. 1,38). И тотчас сошел на Нее Святой Дух, боголепно приуготовил Боговместимое обиталище. Божественное Слово воплотилось в Ее чистой утробе, и осенила Ее сила Всевышнего, «укрепив Ее, – учит Афанасий Великий (в слове на Благовещение), – чтобы, запечатленная с этого времени, Она могла созерцать, насколько это возможно, чревоносимого в Ней невидимого Бога и образовала зачинаемого Младенца». Вот то новое чудо, которое явилось под солнцем: Дева и Матерь, но Матерь Божия; это и есть предмет нынешнего празднества.

Все обстоятельства вполне соответствовали этому божественному Благовещению: во-первых, соответствовало лицо благовестника, архангела Гавриила, так как эта тайна есть не что иное, как сверхъестественное соединение двух естеств, Божеского и человеческого, в единую ипостась Божественного Слова – совершенного Бога и совершенного Человека; а имя Гавриил переводится как «сила Божия». Соответствовало место – город Назарет, так как следствием этого таинства было «освящение» человеческого рода причастием Божественного естества, а Назарет значит «освящение».

Соответствовало и время – месяц март; в это время совершилось творение мира, в такое же совершается и воссоздание мира. Тогда ненасеянная земля в первый раз произвела растения, и теперь в первый раз неискусомужная Дева зачала.

Все события нынешнего таинства чудесны, но выше всего чудесного – Сама Дева, приявшая благовестие, Дева и Матерь, и это в особенности соответствует таинству, ибо таковой должна быть Матерь такого Сына. Божественное Слово стало тем, чем не было, и осталось тем, чем было, сделавшись человеком и пребывая Богом; и Мария стала тем, чем не была, и осталась, какой была, сделавшись Матерью и пребыв Девой, как прежде. Божественное Слово стало Сыном, родившись без Отца, и Мария стала Матерью без мужа, родив неискусомужно.

Как различны между собой Бог и человек! Но Бог, став человеком, в восприятии плоти не оставил природы Божества. И как различны Дева и Матерь! Но Дева, став Матерью, в материнском чревоношении не потеряла славы девства. Какое странное общение двух природ – Божеской и человеческой, неслитно соединившихся в одну ипостась! Божественная природа усвоила особенности человеческой, и Бог стал совершенным человеком; человеческая стала причастна свойствам Божественной, и тот же человек сделался совершенным Богом. Точно так же, какое необычайное соединение девической чистоты и материнского чревоношения, которые странным образом совместились в одной Жене! Девство дало Матери чистоту, которую должна была иметь Матерь Бога, вся чистая, вся непорочная, прекрасная как солнце, избранная как луна, как называет Ее Святой Дух (см.: Песн. 6, 9). Чревоношение дало девству благословение, которое должна была иметь Дева сообразно тому, как приветствовал Ее архангел: «Благословена Ты в женах» (Лк. 1, 28). Там родилось это чудесное соединение – Богочеловек; здесь происходит другое соединение, такое же чудесное, Дева Матерь. «Странное и чудесное и во многом отступающее от обычной природы: одна и та же Дева и Матерь, пребывающая в освящении девства и наследующая благословение деторождения», – возглашает небоявленный Василий. У такого Сына, повторяю, такая должна быть и Мать; у Сына, Который родился человеком и не перестал быть Богом, – Мать, Которая родила Сына и не перестала быть Девой.

И это таинство не могло совершиться иначе; один и тот же Богочеловек, Тот Сын, Который вечно рождается от присносущного Отца, и во времени рождается от жены. Один Сын, и знает на небе Отца, а на земле Мать, но на небе, где Он имеет Отца, нет места матери, и на земле, где Он имеет Мать, нет места отцу. Нет места матери на небе – и Сын рождается бесстрастно; нет места отцу на земле – и Сын рождается безсеменно; таким образом, отношение Лиц сохраняется совершенным. Един Сын, и у Единого Сына Един Отец, одна Мать, по естеству неискосомужная Дева.

Теперь, христианин, и я тебе говорю, как Господь говорил царю Ахазу: «Попроси себе знамения… в глубину, или высоту» (Ис. 7, 11); посмотри вниз, на землю, взгляни вверх, на небо, исследуй настоящие и прошедшие века, и не найдешь другого такого знамения, как это, за много веков открытое Богом устами пророка Исаии: «Се, Дева во чреве зачнет и родит Сына» (Ис. 7, 14) – и сеннописанное во многих прообразах: в неопалимой купине, в прозябшем жезле, в нерукосечном камне, в заключенных вратах, обращенных на восток, через которые вышел и вошел один Господь. Как же Соломон говорит, будто нет ничего нового под солнцем? Вот новое чудо, подобного которому еще не было. Дева и Матерь, но Матерь Божия. И это новое чудо такое, подобного которому не может быть.

Матерь Божия! Исповедую истину, что не могу ни помыслить, ни объяснить высоту этого достоинства. Обращаюсь к святым отцам, чтобы хоть некоторым образом понять, но нахожу, что и святые отцы также недоумевают и обходят это молчанием. Сами ангелы, если бы и хотели объяснить нам, остаются безгласными; и даже Дева, ум Которой был просвещен для созерцания несравненно более, чем у всех ангелов, Дева, исполненная Святого Духа, чревоносящая Божественное Слово, объясняет его нам Божественными словами: «Сотвори Мне величие Сильный» (Лк. 1, 49), – и ничего более.

Если бы Она была Матерью Мессии (как в Него веровали евреи), т. е. только человека, а не Бога, и если бы родила чаяние веков, Сына благословения, Избавителя Израиля, то и тогда, как мать такого славного царя, вследствие этой чести и счастья, она превосходила бы всех матерей мира и по одному этому Ее должны бы были ублажать все роды. Но быть Матерью Бога, родить Спасителя всего мира, родить во времени Того именно Единородного Сына, Которого Бог и Отец рождает вне времени – это честь, которая делает Ее богоподобной. Денница, увидев эту честь, когда в начале веков ангелам было открыто великое таинство домостроительства о воплощении, тотчас был поражен завистью, помыслил суетное, отступил от Бога и, как молния, ниспал с небес. Таково мнение Максима исповедника, основанное на известном изречении апостола Павла: «Егда же паки вводит Первороднаго во вселенную, глаголет: да поклонятся Ему вси ангели Божии» (Евр. 1, 6; вопросоответ 42 на послание к евреям).

Матерь Божия! Чем больше я вдумываюсь, тем больше убеждаюсь, что это непонятно; что это – беспредельное величие, которое возводит Ее до высочайшего престола Трисиятельного Божества и приближает Ее к Богу и Отцу. Подымитесь созерцанием на высоту, о христиане, и помыслите с одной стороны предвечного Отца, с другой – благодатную Марию и посредине – Единородного Сына, воплощенного Богочеловека. Он имеет две природы: Божескую и человеческую; Божеская – это рождение Отца, человеческая – рождение Марии; Сын Божий, как Бог, Сын Марии, как богомужное чадо. Но этот Сын имеет одну только ипостась, которая содержит неслиянными две природы. Ипостась нераздельна, поэтому не два Сына, один – Сын Бога и Отца, а другой – Сын Марии Девы. Это – единое Лицо, в Котором, поскольку оно не слитно, различаются особенности двух естеств, однако в этой различимости сохраняется нераздельность, а в двойстве – единство; Иисус Христос только один: Бог и человек. Отец есть Отец Христа и Отец Бога и человека; Мария – Матерь Христа и Матерь человека и Бога; так что какое отношение к Единородному Сыну имеет Бог Отец, такое же к Тому же Сыну имеет и Дева Мария, Которая поэтому в рождении Богочеловека Сына имеет славу, подобную славе Бога Отца. Это Гавриил хочет выразить словами: «Се, зачнеши во чреве и родиши Сына, и наречеши имя Ему Иисус; Сей будет велий, и Сын Вышняго наречется» (Лк. 1, 31–32); «Той бо спасет люди Своя» (Мф. 1, 21).

Может ли ум помыслить более высокое величие?! Теперь перенесите ваш взор с такой высоты в дольний мир, на все прочие разумные создания, столь далеко от Нее отстоящие, насколько отстоит небо от земли, и посмотрите, какой малой и недостаточной является вся благодать, вся слава и пророков и апостолов и мучеников по сравнению с благодатью и со славой Богоматери. Что говорит Соломон, будто нет ничего нового под солнцем? Но вот новое чудо – Дева и Матерь; вот чудо, подобного которому еще не было. Дева – Матерь Божия – чудо новое, подобного которому не может быть. Дева и Матерь – чудо, которое для Девы есть величайшая благодать. Матерь Божия – чудо, которое для Матери есть высочайшая честь.

Это – чудо чудес, каким не может хвалиться никакая другая вера, кроме веры христианской, в которой это таинство есть начало и конец таинств.

2. Богоневестной Владычице, восприявшей благодать быть Девой и Матерью и честь быть Матерью Божией, вполне свойственно быть и Матерью христиан. Одесную божественного величия восседает Царица неба и земли, как видел Ее пророк: «предста Царица одесную Тебе, в ризах позлащенных одеяна преиспещрена» (Пс. 44, 10). Она – Матерь Бога, Который Ее Сын естественно по рождению, и Матерь христиан, которые суть также Ее чада по всыновлению. Ходатайствуя перед Богом за христиан, Она ходатайствует перед Своим Сыном за Своих же чад; итак, Она умоляет Бога с таким дерзновением, какое свойственно Матери по отношению к Сыну, и умоляет за христиан с такой любовью, какую Ей пристало питать к Своим чадам. Но дерзновение, но любовь такой матери беспредельны: что может Она когда-нибудь попросить и не получить от такого Сына? Что мы можем попросить и не получить от такой Матери? Сирые, странные, пленные, больные, сокрушенные, грешные, не печальтесь: вы имеете матерью – Матерь Бога!

То, что сказал Александр Великий Антипатру, разговаривая о своей матери Олимпиаде, именно, что «одна слеза матери очищает от многих клевет», скажем мы с большим правом о благодатной Марии, нашей Матери и Матери Бога. Многочисленны наши грехи перед Богом, велик гнев Божий на нас; но одна слеза, одно слово, одно предстательство Богоматери очищает наши грехи и удаляет гнев Божий.

Такую веру в Тебя, такую надежду мы имеем на Тебя, всесвятая Дева; исповедуем Тебя Девой и Матерью; проповедуем о Тебе, как о Матери Бога, признаем Тебя Матерью христиан, началом и посредницей нашего спасения.

О, Матерь Божия и Матерь нас христиан! Умилостивь Сына Твоего для нас, чад Твоих, и сподоби чад Твоих благодати и царства Сына Твоего. Аминь.

 

Слово в неделю пред Рождеством Христовым

«Родит же Сына, и наречешь Ему имя Иисус, ибо Он спасет людей Своих от грехов их» (Mф.1:21).

Получив благословение отца своего, Иаков отправился в Месопотамию. При закате солнца он пожелал отдохнуть, лег там, где находился в то время, и заснул. Сомкнулись у него телесные очи для сна, но за то открылись очи души для небесных откровений. И увидал Иаков лестницу, верх которой касался неба, а нижний край—земли, и на ступенях ее ангелов: одни восходили на небо, другие сходили на землю. «Се – лествица, еяже глава досязаше до небесе: и ангели Божии восхождаху и нисхождаху по ней» (Быт. 28, 12). Ужаснувшись видения, патриарх пробудился. «О, как страшно это место! воскликнул он. Воистину, это – дом Божий, это – врата небесные!» — Эта таинственная лестница прообразовала великое, высочайшее, неизреченное таинство воплощения Божественного Слова, Спасителя и Искупителя нашего, преславно родившегося от Девы Марии. О нем-то Архангел благовествовал Иосифу: «Родит же Сына, и наречеши имя Ему Иисус: Той бо спасет люди Своя от грех их». Преслушание Адама глубоко отделило небо от земли, удалило человека от Бога и решительно заключило врата райские, но вочеловечение нового Адама, Богочеловека Иисуса—это та блаженная лестница, которая вновь сочетала земное с небесным, снова примирила человека с Богом, снова отверзла заключенную дверь спасения. Восхождение и нисхождение ангелов по ступеням лестницы знаменовало восхождение человеческой природы к Божественной, соделавшее человека Богом, и нисхождение Божественной природы к человеческой, соделавшее Бога человеком. «О глубина богатства, и премудрости, и разума Божия!» (Рим.11,33), — воскликнем вместе с блаженным Павлом. Xpистиане! из всех дел бесконечной премудрости и всемогущества Божьего, величайшее дело воплощения более всего открывает нам глубину милосердая Божия к нам, грешным. «Тако возлюби Бог мир, яко и Сына Своего единороднаго дал есть» (Иоан.3, 16). Не будем говорить о самой тайне воплощения – ее приличнее чтить верою и молчанием! Будем лучше прославлять теперь величие и силу крайнего Божьего милосердия, в надежде, не тронется ли, не склонится ли сердце грешника в эти святые праздники к покаянию, не восчувствует ли всю глубину Божьего милосердия…  

1. Есть два пути, на которые следует взирать нам с большой осторожностью: один путь греха, приводящий нас к погибели, и нам нужно избегать его. Другой путь раскаяния, ведущий нас ко спасению, и нам следует держаться его. Первый путь отвращает нас от Бога, второй приближает к Богу. И на том и другом пути никогда не оставляет нас милосердие Божие. Когда грех удаляет нас от Бога, милосердие Его следует за нами и ищет нас. Когда, в чувстве раскаяния, мы обращаемся к Богу, оно встречает и приемлет нас. Таким-то образом открывается Божие милосердие к нам грешным! Никакого дела человек не совершает легче, чем грех, и никакого дела в то же время не распознает труднее, чем грех. Человек не может причинить себе более страшного зла, чем грех, и к этому-то злу он остается совершенно равнодушен и слеп. По сказанию Георгия Кедрина, Гонорий, сын Феодосия Великого, император западной Римской империи, держал у себя во дворце птицу, которую—за красоту ли перьев, за сладость ли голоса—очень любил и прозвал «Римом». Однажды, весь в ужасе и глубокой скорби, является к императору один из вельмож. — «Государь, Рим пал!»—«Как!? вскричал Гонорий, придя еще в больший ужас. Что ты говоришь? Я сейчас видел… Я сейчас слышал, как пела птица».—«Я говорю не о Риме—птице, отвечал вельможа. Я говорю о столице, которую захватили враги!»—«Ну, уж и напугал же ты меня! возразил император. Ведь я едва не лишился рассудка, и только теперь успокоился»… Погибла столица— это не беда, только бы здорова была птица! «Ты меня испугал!» Что за безумие глупого человека! Что погиб целый город, да—какой еще! Рим, столица всемирного царства—об этом он знать не хочет и нисколько не сокрушается, но боится потерять рассудок при погибели птицы!—Вот столь же бессмыслен и безумен бывает человек, когда, лишаясь чрез грех Богообщения, лишаясь любви Божией, небесного царствия, вечной блаженной жизни, губя свою душу, теряя все, однако нисколько не печалится об этом. А если случится потерять сына, или брата, или жену, или сродника, которых постигнет общий всем нам неизбежный жребий—смерть,—сколько горя, сколько слез! Случится ли урон в делах, расстройство в благосостоянии—какая скорбь, какое отчаяние! А ведь это все временно и суетно… Постигнет ли легкое недомогание, или какое-либо ничтожное злоключение, без чего прожить нельзя на свете, что мы зовем игрою случая,—сколько вздохов, ропота! Но ни ум—объять, ни язык—рассказать не могут того, что теряет душа, удаляясь от Бога, а между тем при этой ужасной потере человек не только не плачет, но еще—радуется и смеется…

Но удивляться ли нам тому, что человек, лишаясь Бога, нисколько о том не сокрушается? Ведь, правду сказать: он вовсе не понимает, что такое Бог, и сколь велико блаженство Богообщения. Страсти ослепляют его разум, и он не видит вреда своего. Не удивительнее ли то, что Бог, Который ведает совершеннейшим образом все ничтожество человека, Который и без человека остается при всем Своем Божественном величии, Который даже при погибели всех людей нисколько не утратил бы Своего блаженства и Своей славы,—однако, при погибели даже одного человека, идет за ним, ищет его и всячески благоволит обрести его. Не благоволит ли Бог открывать в этом Свое бесконечное милосердие к грешнику?

Но не являет ли в то же время Бог и Свое правосудие? Не пылает ли гнев Божий на грех? Нераскаянные грешники—не величайшие ли враги Божии? Воистину, Бог одинаково и правосуден, и милосерд. «Бог судитель праведен, и крепок, и долготерпелив» (Пс.7, 12). Правосудие и милосердие суть как бы две руки у Бога, которыми Он действует,—иногда действует правосудием и наказует, а иногда милосердием и прощает. Ничего не оставляет без наказания, но и ничего—без прощения. «Одинаково было бы не хорошо—и снисхождение без исправления, и покаяние без прощения», говорит Богослов (Слово на Богоявление). Но нельзя не видеть, что правосудие Божие проявлялось более явно в Ветхом Завете, до воплощения,—когда Бог открывался людям, как Бог отмщений, как грозный Воевода, ополченный стрелами и мечем, поражавший одних вблизи, а других—издалека, и ужасны были удары Его оружия… «Оружие Свое очистит, лук Свой напряже, и уготова и, и в нем уготова сосуды смертныя» (Пс.7, 13—14). Лишь только явился грех, как немедленно ударила молниеносная стрела Божьего правосудия. Согрешил денница, восхотевший быть Богом, и тотчас низвержен был с неба. Согрешил Адам, преступив заповедь Божию, и немедленно изгнан был из рая. Согрешил Каин, в чувстве зависти убив брата, и тотчас стал «стеня и трясыйся» (Быт.4,14). Согрешила земля Содомская, и огнь немедленно попалил нечестие Содомитян. Согрешил весь мир, и вскоре наступивший потоп потопил всемирное беззакониe. Восстали Дафан и Авирон против Моисея—разверзлась земля и живьем поглотила их. Зан прикоснулся к кивоту, и внезапно поражен был смертью. Иеровоам кощунственно взял кадильницу, и мгновенно иссохла рука его. Лишь только 0зия приблизился к жертвенному алтарю, как был поражен проказою. Не нашел ли Фараон себе водостланного гроба в глубине Чермного моря? Не видел ли Давид трехдневного мора? А Валтасар? Не потерял ли в одну ночь и жизнь и царство? Не стал ли Антиох живым гробом червей? Но исчислить ли нам всех, кто испытал на себе немедленную кару Божию? Бог отмщений «оружие Свое очистит. Лук Свой напряже, и уготова и, и в нем уготова сосуды смертныя..».

Но по воплощении более явно царствует Божие милосердие, и Бог не является только Богом отмщений, но скорее —Богом милости и щедрот. Ныне святое Евангелие благовествует нам о кротком и добром Пастыре, всего Себя посвятившем спасению заблудшей овцы, — «Аз есмь Пастырь добрый», пастырь добрый «душа свою полагает за овцы» (Ин.10,11). И в этом, по слову Апостола, состоит вся цель воплощения, ради этого только Бог стал человеком, да спасет грешников, — «Иисус Христос прииде в мир грешныя спасти» (1 Тим.4, 15); «родит Сына, и наречеши имя Ему Иисус: Той бо спасет люди Своя от грех их» (Мф.1, 21).

Весь род человеческий был овцой, заблудившейся и погибавшей, и, казалось, ежедневно взывал к Богу устами Давида: «заблудих яко овча погибшее, взыщи раба Своего!» (Пс.118, 106). Когда единородный Сын и Слово, возседающее одесную Отца, в величии Божественной славы, вочеловечившись, явился добрым Пастырем и, оставив девяносто девять овец, девять чинов блаженных ангелов на небесах, сошел на землю, чтобы взыскать заблудшее овча,—чего Он ни совершил, чего ни претерпел, чтобы найти его! Терпел голод, жажду, утомление, пот до крове, был распят, умер, чтобы сойти во ад и в самой утробе адовой найти его, найти там, куда удалило его преслушание. Оставил девяносто девять овец и пошел за одной, восклицает Златоуст. Спасение столь многих не могло возместить погибели одной! И смотрите, с какой ревностью, с какой нежнейшей любовию Он ищет ее! Читайте святое Евангелие и вы увидите, как Иисус Христос обращал к Себе всех грешников Своей дивной кротостью и благостию, без всякого принуждения и гнева. Для того, чтобы спасти мытаря Матфея, Закхея, начальника мытарей, многих из фарисеев— Он Сам приходил в их дом и благоволил есть и пить с ними, да, с теми самыми, которые Его же и осуждали за то, говоря ученикам «Его, что со грешники Учитель ваш яст и пиет» (Мф.9, 11). И при этом говорил, что не здоровые, но больные имеют нужду во враче,—да! По Его слову грешники имели болеe нужды в том, чтобы видеть Спасителя в своем доме! Чтобы спасти всем хорошо известную блудницу, и других подобных ей, возливавших миро на ноги Его,—укорял ли Он их, угрожал ли им? Нет! Он допускал их к Себе, прощал и защищал! Чтобы спасти блудницу в то время, как все восстали против нее с осуждением, Он один только не осудил ее, но, простив, освободил. Чтобы спасти Самарянку, Он не обличил ее в грехах прежней ея жизни, но особым, Ему только свойственным, образом побудил ее признаться в своих грехах и раскаяться,—даже более: исповедать в городе Самарии Его Спасителем и Избавителем. Не отрекся ли Петр от Него? Он привлек его к раскаянию одним только взором, исполненным бесконечной любви. Не обнаружил ли маловерия Фома? Он возвратил его к вере, повелев ему с необычайной кротостью, вложить руку в язвы Своя. Не совершил ли предательство Иуда, не продал ли Его? И однако—как Он желал спасти Его! Огорчил ли его, назвал ли его отступником, предателем, сребролюбцем? Нет, Он только сказал, что ведает его преступление, и сказал притом так тихо, чтобы другие не слышали. Омыл ему ноги и отер их лентием, наименовал его другом, дозволил нечестивцу облобызать Его—и это в тот час, когда он предавал Его в руки врагов, предавал на смерть! О, неизреченное милосердие Иисуса Xpиcтa, искавшего спасения грешников—воистину пришел Он «грешники спасти!»

Таким-то милосердием добрый Пастырь овец ищет и меня, и тебя, и всякого другого грешника—овцу заблудшую. Совесть ли страшно угрызает душу, страх ли смерти или кары, возникающий в твоем сознании, болезнь ли сокрушает тебя, постигает ли тебя несчастие… Святая литургия, которой ты предстоишь, слово Божие, которому ты внемлешь—что все это, как не тайный призыв милосердия Иисуса Христа, тебя ищущего, тебя влекущего к покаянию? «Адаме, где еси?» И, мнится, Он говорит тебе, где ты блуждаешь, овча погибшее? Грешник, куда столь далеко бежишь от Меня? Где ты, душа заблудшая? «Адаме, где еси?» Человече! восклицает св. Павел, — «не видиши ли, яко благость Божья на покаяние тя ведет?» (Рим.2.4). Слышишь ли, понимаешь ли: милосердие Божие зовет тебя к покаянию? Но этого мало: милосердие Иисуса Христа ищет и зовет тебя, а ты не хочешь слушать и удаляешься еще дальше от Него… Что ж? Как поступает добрый Пастырь Иисус Христос? Гневается ли на тебя, порицает ли? О, нет! Он ждет твоего обращения, долготерпит…

Христос сказал притчу (13 гл. ев. Луки): некто имел смоковницу в своем винограднике. Пришел в первый год,—пришел во второй, чтобы получить с нее плод, и не нашел плода. Разгневавшись, хозяин сказал к садовнику: «три года подряд прихожу я, чтобы получить плод с этой смоковницы, и ничего не нахожу. Видно, это дерево останется бесплодным. Сруби его, чтобы оно не занимало даром места» — «Се, третие лето, отнелиже прихожду ища плода на смоковнице сей, и не обретаю: посецы ю (убо), вскую и землю упражняет?» (Лк.13,7) — «Нет, отвечает виноградарь, нет, господин мой! Потерпи еще этот год, может быть—она и принесет плод» — «господи, остави ю и се лето! Не принесет ли плода?» (Лк.13,8-9 — Бесплодная смоковница это — христианин-грешник в священном вертограде Христа, во св. Церкви. Листья, т.е., учение веры он содержит, но не имеет плодов— дел веры. Богач не творит плода милостыни, напротив—совершает обиды и грабительство. Бедный не приносит плода терпения, но крадет и совершает клятвопреступничество. Иерей не дает плода—доброго примера, напротив—производит соблазн и нестроения. Мирянин не производит плода христианской добродетели, напротив, повинен во всяком беззаконии. Приходит Бог, ища и в этот год, и в другой, и в третий плодов, достойных покаяния: искренней исповеди, исправления, изменения нравов и жизни—и ничего не находит—находит лишь полное бесплодие и великое упорство во зле. И Божие правосудие во гневе говорит: «сруби, сруби бесплодное дерево, которое недостойно занимать место в Церкви, которое заслуживает лишь пламень вечных мук». «Всяко древо, не творящее плода, посекается и в огнь вметается» (Лук. 3, 9).—«Нет, Господин мой, нет! — отвечает Божие милосердие, — подожди еще хотя настоящий год, может быть, оно и даст плод» — «Остави ю и се лето, не принесет ли плода?» Потерпи еще немного,—может быть, грешник покается, может быть, заблудшее овча возвратится. Подожди же, потерпи! Таково-то крайнее долготерпение Божие, которое зовет тебя, а ты остаешься нераскаянным. Оно ищет тебя, но ты не хочешь возвратиться к нему. И все-таки оно долготерпит…

Но если воистину, грешник, ты раскаешься, если, заблудшее овча, ты воистину возвратишься, знаешь ли, с какою радостью примет тебя добрый Пастырь овец? Сам возложит тебя на рамена Своя, т.е., поможет тебе всей силой божественной благодати. Сам принесет тебя в Свое стадо, т.е., в ограду спасения. Сам заключит тебя в объятия любви Своей! Одно заблудшее овча вернулось в стадо, и Пастырю—беспредельная радость!—Ангелы святые, сорадуйтесь Мне! говорит Он. Радуйтесь вместе со Мною, яко обретох погибшую овцу!— Один грешник кается на земли, и весь рай на небе ликует бесконечной радостью! «Радость бывает на небеси о едином грешнице кающемся» (Лук. 15, 7). Но почему же—такая радость? Что ж? Разве Бог приобретает что-либо? Разве умножается от того Его блаженство и слава? О, нет! Что ж служит причиною такой радости при обращении грешника? Ничто другое, как милосердие… О, бесконечное, непостижимое милосердие Божие! Но, Боже милосердый… «Что есть человек, яко помниши его? Или сын человечь, яко посещаеши его?» (Пс.8, 5). Что такое человек? Не ничтожный ли червь земли? Не прах ли, не земля ли? Ничтожество!? И Ты являешь к нему такую любовь, такую милость!? И Ты прилагаешь такую заботу об его спасении!? Неблагодарный, он нарушил Твою заповедь, попрал закон Твой, оскорбил имя Твое, презрел таинства Твои и столь долгое время чуждался Твоей благодати, и Ты ли не помнишь столь многих, многих его прегрешений!? «Что есть человек, яко помниши его?»—Что есть человек? отвечает милосердый Бог. Он точно— грешник, это—правда! Но он—дело рук Моих! «Живу Аз, не хощу смерти грешнича, но еже обратитися ему, и живу быти» (Иезек. 33, 11). Ведает Создавший Свое создание и терпит немощи его, прощая прегрешения. Утешься же, грешник! Хотя ты воистину согрешил, но нет греха, побеждающего милосердие Божие! Ты согрешил, но—лишь только принесешь раскаяние и обратишься к Богу, и все грехи твои уже забыты, изглажены, прощены! И не это ли благоволил Бог выразить, устами Исаии: «утешайте, утешайте, люди Моя, глаголите в сердце Иерусалиму, яко разрешися грех его» (Ис. 40, 1). Яко тает воск от лица огня, так исчезает грех человека в пламени Божиего милосердия!

Xpиcтиaнe, не так человек прощает человека, как Бог! Человек по большей части или не прощает, или если и прощает на словах, не прощает никогда всецело. Но Бог дарует совершенное прощение. После убийства брата своего Амона, Авессалом бежал из Иepycaлима и долгое время прожил изгнанником на чужбине, в земли Гесурской. По ходатайству Иоава, Давид простил его и дозволил возвратиться в Иерусалим, но с тем условием, чтобы он, водворившись снова в своем доме, не смел однако являться пред очи своего отца и царя. «Да возвратится в дом свой, лица же моего да не увидит!» (2 Царств 14, 24). Но что ж это за прощение? Давид ли это, по природе отец и человек кротчайший, так прощает сына своего? Пусть бы уж совсем не прощал и оставил его жить в изгнании, или предал бы смерти, как преступника! Если ж воистину простил, почему ж не допускает пред лице свое, почему не посадит за стол с собою, почему не приемлет снова в любовь свою? И справедливо выражал на то жалобу огорченный Авессалом: «вскую приидох от Гесура, благо ми тамо бяше быти: аще же есть во мне беззаконие, убий мя!» (2Цар.14,32). Что ж это за прощение?! Пусть он возвратится в дом свой, лица же моего да не видит!.. Так-то прощает человек человека, даже более—отец сына! Посмотрим теперь, как прощает Бог. В стране чужой, вдали от дома и любви родительской, жил блудный сын, но, придя в себя, образумившись и сознав грех свой, сказал: «востав иду ко отцу моему, возвращусь к милосердому отцу моему и скажу ему: Отче! согреших на небо и пред Тобою» (Лк.15,18).—Пусть придет! отвечает чадолюбивый Отец. Пусть возвратится и тотчас же явится пред лице Мое! Да возвратится в дом Мой и лице Мое да увидит! Да чтоб скорее он мог видеть Меня, Я сам выйду к нему на встречу и облобызаю его, Моего возлюбленнаго сына! И вот — «еще… ему далече сущу, узре его Отец его, и мил ему бысть, и тек нападе на выю его, и облобыза его» (Лук. 15, 20). Пусть он войдет в дом и тотчас же сядет за трапезу со Мною! Слуги, заколите скорее тельца упитанного! Пусть же войдет он и восприимет всю прежнюю честь и вместе с тем всю Мою милость, всю любовь Мою! «Износите одежду первую, и дадите перстень на руку его, и сапоги на нозе!» (Лк.15,22). Ведь у Меня нет большей радости, как видеть сына Моего, который «мертв бе и оживе, и изгибл бе и обретеся!» (Лк.15,24). Таково-то полное и совершенное прощение! И так Бог прощает человека!

Что ж это было бы за жестокосердие, если бы ты, грешник, слыша о бесконечном милосердии Божием, не возжелал раскаяться!? Поспеши же раскаяться, обратись, овча заблужшее! Встань и скорее иди, блудный сын! И с радостию примет тебя добрый Пастырь, чадолюбивый Отец, примет с нежной любовью! Поверь — ты получишь от Него полное прощение грехов твоих — хотя б то были грехи блудницы, мытаря и разбойника! Уверяю тебя в этом святой плотию, которую восприяло Слово Божие вочеловечившееся! Уверяю тебя теми слезами, что проливает Младенец в яслях, в глубине Вифлеемского вертепа, тем млеком Матери и Девы Марии, которым Он питается, тем благодатным именем Иисуса, которое значит: «Спаситель! Той бо спасет люди Своя от грех их».  

2. По-видимому, грешникам и слышать не следовало бы о столь великом милосердии Божием, чтобы не исполнились они еще большей дерзости во грехе, по-видимому, наоборот—им лучше бы слышать о том, как велико правосудие Божие. Может быть, устрашившись его, они скорее обратятся к покаянию. Но я далеко не так думаю: несравненно больше боюсь я Божьего милосердия, чем Его правосудия, больше трепещу пред лицем Бога милосердого, чем правосудного. Ведь если бы Бог был весь—правда, весь—гнев, а я оставался бы нераскаянным,—я имел бы некоторое извинение. Как мне обратиться к Богу, правда Которого строго взвешивает даже и малые мои согрешения, и мало значащие слова мои, и тайные помышления мои, от гнева Которого содрогается небо, и земля, и преисподняя? «Аще беззакония назриши, Господи, говорить Давид, Господи, кто постоит?» (Пс. 129, 3). Если Бог, в правде Своей, будет судит святых, то и они едва ли окажутся праведными пред Ним, что же постигнет меня, грешника, на суде правды Божией!? И если бы Я не дерзнул приблизиться к Богу, страшному в Своем правосудии, бежал бы от Него и остался бы нераскаянным, то имел бы хотя некоторое извинение. Но если Бог исполнен милосердая и милости, и все-таки я не прихожу в раскаяние, какое мне извинение? Когда я знаю, что Бог не гнушается меня, грешника, приемлет мое раскаяние и прощает меня с столь великой радостью и любовью, а я все-таки остаюсь нераскаянным, чем я могу оправдать себя? И вот это-то, что Бог столь милосерд, а я столь далек от раскаяния — всего более и поражает меня страхом и ужасом. Безгранично милосердие Божие, но страшно и мое упорство во грехах! К чему ж это, наконец, приведет? К тому, что, в конце-концов, и Бог отвратится от меня, и чем больше было Его милосердие, тем тяжелее будет кара, по слову дивного Златоуста: «если для пользующихся благовременно (милосердие Божие) есть основание спасения, то для пренебрегающих им — напутствие к тягчайшему наказанию!» (Бес. 5 на посл. к Римл.).

Горе нам, грешники, когда, в конце-концов, истощится великое долготерпение Божие! Тихо и спокойно течет река в берегах: удерживается (запрудою) сегодня, удерживается завтра и послезавтра, а между тем понемногу прибывает. Проходит много времени, и долго сдерживаемая река размывает плотину и, еще недавно тихая и спокойная, она вдруг делается страшным потоком, стремительно бросается на берега, затопляет поля и увлекает животных и деревья. Так и долготерпение Божие: тихое и спокойное и сегодня, и завтра, и послезавтра — оно ожидает нашего обращения. Но если мы остаемся нераскаянными, оно переходит в гнев и наконец, при нашем упорстве во грехе, оно перестает ожидать нас. И сколь велико было долготерпение, столь великий разгорается гнев, и в праведном гневе Своем Бог негодует, карает, умерщвляет, предает мучению… (Римл. 2, 5). Так для пользующихся благовременно (милосердие Божие) есть основание спасения, но для пренебрегающих им — напутствие к тягчайшему наказанию! Может быть, спросишь: как много может ожидать меня долготерпение Божие? И я спрошу тебя: а сколько же желаешь ты, чтобы оно ожидало твоего обращения? Нынешний ли год, до будущего ли года, или еще дальше? Пусть так! Но если бы ты жил вечно на земле, ты вечно желал бы грешить и потому не достоин и одной минуты долготерпения!—До коих пор?—Да ведь так долго оно ожидало тебя, ожидало, по слову Апостола «во мнозе долготерпении» (Рим.9,22), а ты и не думал раскаиваться ни в прошедшем, ни в настоящем! Бог бесконечно премудр, и не погрешает в том, что Ему надлежит совершить в будущем. Долго ли Он будет ожидать твоего обращения? Кто весть? Может быть, долго, а, может быть, и нет! А тебе это ни по чем, что ты, по своей беспечности, подвергаешься опасности потерять спасение!? Долго ли Бог будет ожидать тебя? А, может быть, Ему уже
и невозможно более терпеть твоей нераскаянности? По Своему милосердию Бог терпит твои грехи, но по тому же милосердию Он не потерпит, чтобы ты пренебрегал Им! Ведь нет большего пренебрежения к милосердому Богу, как грешить и не каяться, и именно потому, что Он милосерд! Но если мы, люди, существа разумные, если мы—верующие христиане, то последуем совету дивного Златоуста: «Да не презрим Его долготерпения, но будем, как сокровище, приобретать себе не гнев, но спасение, не кару и мучение, но честь и венцы, их же да сподобимся получить о Христе Иисусе, Господе нашем, Ему же слава и держава в бесконечные веки». Аминь!

Слово в неделю пред Рождеством Христовым (второе)

«Родословие Иисуса Христа» (Мф.1:1).

Иоанн Богослов в своем божественном Откровении видел сидящего на престоле высоком и вознесенном великого Бога, державшего в Своей деснице книгу поистине чудную, исписанную извнутри и извне и запечатанную семью печатями, — «и видех в деснице Седящаго на престоле книгу написану внутрьуду и внеуду, запечатану седмию печатию» (Откр.5,1). Книга в деснице Божией по таинственному духовному знаменованию есть от века Богописаная книга таинственной присносущной Премудрости, исписанная извнутри, так как содержит существенные тайны, внутренне присущие Самому Богу, и извне, так как вмещает прочие тайны, домостроительные, совне касающиеся твари. Книга запечатана семью печатями, т.е. совершенно незрима и непостижима.

Первая печать запечатлевает и сокрывает несознанную сущность и безначальную природу Бога, Высочайшее Бытие, Бытие Само в Себе и источник бытия. Вторая печать запечатлевает и сокрывает три ипостаси этого единого Существа и природы — Троицу Единицы, Отца и Сына и Святого Духа — Единого Бога. Третья — предвечное происхождение этих Божественных Лиц, именно: рождение Сына и исхождение Духа. Четвертая — приведение всех телесных и бестелесных тварей из ничего в бытие. Пятая — вочеловечение Божественного Слова во времени. Шестая — страдание, смерть и воскресение сего вочеловечившегося Слова. Седьмая — будущую жизнь, блаженство в раю в награду за добрые дела и наказание в аду в воздание за злые.

До воплощенного домостроительства все это было тайной запечатанной, все было сокровенно в глубине Божественно­го молчания и посему было неведомо и незримо не только для людей, часть которых была помрачена заблуждением идо­лопоклонства, каковы были язычники, а часть погружена в сень закона, как евреи, но и для самых бестелесных духов. Поэтому говорит Иоанн: «Никтпоже можаше ни на небеси, ни на земли, ниже под землею, разгнути книгу, ниже зрети ю» (Откр.5, 3). Открыть ее и разрешить печати на ней мог только Лев от колена Иудина, Корень Давидов — Единородный Сын и Слово, Который, став плотью и вселившись в нас, открыл со­кровенное, изъяснил неизреченное. Разрешил первую пе­чать — и люди тотчас познали Единого Бога; разрешил вто­рую — и познали Бога Трииспостасного. Разрешил третью — и познали Бога, Отца Сыновня и Изводителя Святого Духа. Разрешил четвертую — и познали Бога, Творца всего. Разре­шил пятую — и познали Бога, соделавшегося человеком. Раз­решил шестую — и познали Бога, плотью пострадавшего, умершего и воскресшего. Разрешил седьмую — и познали Бога Судию, ублажающего праведных и карающего грешных. Та­ким образом, эта запечатанная книга Сидящего на престоле стала книгой родства Иисуса Христа, откровением таинств и исполнением обетовании. Учение Святого Духа, воспитание к богопознанию, любомудрие веры, наука вечной блаженной жизни — вот «Книга родства Иисуса Христа». Эту книгу, содержа­щую одну и единственную мысль, именно о рождестве Иисуса Христа, я хочу, благочестивые слушатели, сегодня прочесть с вами и объяснить, чтобы, по возможности, решить два вопро­са: во-первых, как произошло такое рождение, а во-вторых, почему оно произошло; другими словами, то, каким образом Бог стал человеком, и цель, с которой Он стал им. Это для то­го, чтобы в одном мы познали беспредельную премудрость Божию и всемогущество, а в другом — беспредельную благость и любовь Божию. 

1. Великое таинство домостроительства о воплощении, как наиболее высокое, благородное и совершенное дело творче­ской Божественной премудрости и силы, было предуставлено и предусмотрено раньше всего другого всеведущим умом Божиим. Бог, прежде чем предопределить творение ангелов или человеков, или какой-либо другой твари, в предвечном со­вете уже предопределил воплощение Божественного Слова. Поэтому воплощение Божественного Слова в Священном Писании называется началом путей Господних, а Само вопло­щенное Божественное Слово — Перворожденным всея твари. Эта ипостасная Премудрость Божия говорит о Себе в 8-й главе Притчей: «Господь созда Мя начало путий Своих в дела Своя, прежде век основа Мя» (22-23). И блаженный Павел в первой главе Послания к колоссянам, беседуя об Иисусе Христе, гово­рит: «Иже есть образ Бога невидимого, перворожден всея твари» (15). Все это священные учители изъясняют в том смысле, что оно относится к Иисусу Христу, но не по Божеству, так как Он, как Бог единосущный и соприсносущный Отцу, ни сотворен Богом, ни есть первое из творений, как богохульствовал Арий, а по человечеству, которое именно прежде всякой другой вещи и предузрел Бог, как начало Его вечных Божественных опреде­лений, как первое из всех творений. Так объясняют Афанасий Великий в III и Iv слове против ариан, Кирилл Александрий­ский во II книге «Сокровищ» (главы Iv, vI и XI), божествен­ный Августин в I книге о Троице (глава XII). И совершенно по­нятно, что домостроительство о воплощении было предопре­делено Богом прежде всех дел, ибо, говорят церковные бого­словы, домостроительство о воплощении прославляет Бога больше, чем все другие дела Божий. Все вместе люди, все вме­сте ангелы не в силах воздать Богу такую славу, какую воздает Единый Богочеловек — Слово, Который поэтому, обращаясь к безначальному Отцу своему, говорит: «Аз прославих Тя на земли» (Ин. 17, 4).

Существует мнение некоторых церковных учителей, что эта тайна, хранимая в сокровищнице Божественного Совета, как драгоценнейшая жемчужина, на небесах, была явлена в начале веков через откровение, дабы ангелы увидели и удиви­лись чудеснейшему делу Божественной Премудрости. В этом именно денница нашел повод к тому, чтобы позавидовать ипостасному единению Бога с человеком и, возгордившись своим превосходством, сказать в своем сердце, что я, именно я, пер­вый из серафимов, небесный и бесплотный, достоин такой чести, а не человек, телесный и земной, «я буду подобен Вышнему» (Ис. 14, 14). И, таким образом, как молния, ниспал с небес. Это решительно утверждает Максим Исповедник в 42-м вопросоответе, согласуясь с мнением Назианзена, который говорит: «Зависть помрачила денницу, ниспавшего по гордос­ти, ибо он, будучи божественным, не стерпел, что его не при­знали Богом».

Но наконец, «егда… прииде», говорит Павел, «кончина лета, по­сла Бог Сына Своего» (Гал. 4,4). Какое это было время, по испол­нении которого Бог от века определил совершиться этому до­мостроительству о воплощении?

В шесть дней Бог создал мир; в первый Он создал свет, во второй — небесную твердь, в третий — землю, в четвертый -солнце, луну, звезды; в пятый — всех животных и в шестой — че­ловека. Как мир был сотворен в шесть дней, точно так же под руководством естественного и писаного закона он пережил шесть периодов; равным образом как в каждый из шести дней было создано по одному новому творению, так в каждый из шести периодов происходило какое-нибудь выдающееся собы­тие. Первый период Адама — и совершилось миротворение; второй период Ноя — и произошел потоп; третий период Авраама — и получило начало обрезание; четвертый период Моисея — и дан был закон; пятый период Соломона — и по­строен был храм; шестой период Ирода — и прекратилось Иудейское царство. В его-то время и родился Христос во ис­полнение пророчества Иакова: «Не оскудеет князь от Иуды, и вождь от чресл его, дондеже приидут отложенная Ему, и Той ча­яние языков» (Быт. 49, 10). Так и подобало, ибо, как в шестой день был создан человек, так в шестой период надлежало быть воссозданным тому же самому человеку. В шестой день создан ветхий человек, и в шестой период — Новый; ветхий — передав­ший смерть всем живущим, Новый — пришедший даровать жизнь всем умершим. Тот — отец по естественному рождению, этот — Отец по духовному возрождению; тогда и был создан человек по образу и подобию Божию, теперь воплощается Бог и бывает по подобию и зраку человеческому. Но тогда человек получил образ и подобие Божие только по причастию и благо­дати, теперь Бог получает зрак и подобие человека по естеству и по ипостаси.

Но здесь, в рождении древнего и Нового Адама, человека и Бога, заключается предмет, достойный нашего созерцания. Когда был сотворен Адам, Бог сперва украсил небо всем светом звезд, землю — всем разнообразием цветов и растений; создал к тому же рай сладости и объявил Адама царем творения; когда же родился Христос, Единородный Сын и Слово Божие, Бог сперва определил этому быть ночью, в пещере и яслях; во-вто­рых, Тот, Кто родился, был Наследник царства Давида, Избави­тель мира, Мессия, о Котором предрекали пророки и Которого столько веков страстно чаял израильский народ. И однако Его рождение вместо того, чтобы тотчас быть провозглашенным всему израильскому народу или даже всему Иерусалиму, по крайней мере архиереям, старцам и начальникам города, — это столь великое событие остается тайным, о нем не знает почти никто, за исключением тех немногих пастырей, которым от­крыл его ангел. Так славно и открыто было творение человека, которое зрели небо и земля, и так сокровенно и безвестно было рождество Христа, которое совершилось ночью в какой-то пе­щере. И таково рождение Бога, пришедшего спасти человека?! Да. Вот посему-то пусть рождество Христа будет насколько воз­можно сокровенно, пусть будет почти неизвестно миру, пусть кажется, что Сей Рождающийся не есть небесный Царь славы, он самый бедный, униженный человек земли, дабы дьявол был введен в тем большее заблуждение. Пусть он считает Его те­перь простым человеком, чтобы впоследствии познать в Нем Вышнего Бога, что с ним и случилось, когда он, как говорит божественный Златоуст, «прият тело, и Богу приразися; когда прият, еже видяше, и впаде, во еже не видяше. О, глубина бо­гатства, премудрости и разума Божия!» (Слово на Светлое Воскресенье).

Но как Бог стал человеком, Слово стало плотью, Безначаль­ный получил начало? Хоть это и есть «иудеем… соблазн, еллином же безумие» (1Кор. 1, 23), однако оно — догмат нашей право­славной веры, более того — все основание веры, которая учит нас, что поистине «Слово плоть бысть и вселися в ны» (Ин. 1, 14); учит нас, что воплотилось Слово, второе Лицо Святой Троицы, а не первое, Отец, или третье, Святой Дух. Во-первых, так как грех уничтожил в человеке образ Божий, с человеком надлежа­ло соединиться Сыну, Который есть Слово (Разум), чтобы раз­решить неразумие, в которое впал человек, когда вследствие греха «приложися скотом несмысленным и уподобися им» (Пс. 48, 21). В-третьих, потому что, как говорят ученые, рожденность есть свойство не Отца, Который не рожден, и не Святого Духа, Который исходит, а Сына, Который потому и называется Сы­ном, что рождается, подобало родиться Сыну, чтобы был Один и Тот же, Кто теперь рождается один раз и всегда рождается предвечно. Рождение произошло таким образом, что ни Бог не превратился в человека, ни человек — в Бога, но Бог воплотил­ся, пребывая Богом, и человек обожился, пребывая человеком, и Тот, Кто был совершенный Бог и совершенный человек, есть Единый Иисус Христос. Наша вера научает нас, что в единой только ипостаси Божественного Слова соединились две при­роды, каждая со своими свойствами. Одна ипостась, которая, однако, не сливает двух природ — божественной и человече­ской; две природы, которые, однако, не разделяют единой ипо­стаси. Тогда как в таинстве Святой Троицы мы веруем в един­ство природы и троичность лиц, здесь, в тайне домостроитель­ства воплощения, мы совершенно отличным образом веруем в единство лица и двойство естеств. Вера научает нас, что это единение естеств стало ипостасным, т. е. Один и Тот же (в си­лу двух естеств) Богочеловек есть Единое и То же (в силу одной ипостаси) Божественное Слово, исповедуемое нами из двух естеств и в двух естествах, как богословствует Афанасий Вели­кий, неслитно, непреложно, нераздельно, не как богоносный человек, а как плотоносец Бог. Вера научает нас, что это Боже­ственное Слово восприяло от той же Девы истинное тело, но, конечно, совершенное. Восприяло душу, но и душу совершен­ную, т. е. с разумом и волей. «Вместе плоть, — определяет по­сланием Софрония святой Шестой Вселенский Собор, — вмес­те плоть — и плоть Бога Слова; в одно и то же время одушевлен­ная и разумная плоть и одушевленная разумная плоть Бога Слова». Вера научает нас, что Слово рождается от Девы, имен­но неискусомужной, главным образом потому, что Тому Едино­родному Сыну, Который рождается вне времени от Единого Отца на небесах, подобало родиться во времени от единой Ма­тери на земле, чтобы у Единого Сына был Единый только Отец так же, как и единая только Мать. «О, глубина богатства (повто­ряю) и премудрости и разума Божия» (Рим. 11, 33).

Это первая глава предмета, который содержит книга родст­ва Иисуса Христа, — именно образ, посредством которого Бог стал человеком. Друга глава исследует вопрос, почему Он стал человеком. Здесь опять открывается бездна странных чудес, «яко Христос Иисус», говорит Павел, «прииде в мир грешники спас­ти, от нихже первый есмь аз» (1Тим. 1, 15). Велико это чудо, христиане, что Бог стал человеком! Здесь открывается бес­предельная Божественная премудрость и сила. Еще большее чудо, что Бог стал человеком, чтобы спасти человека; здесь от­крывается беспредельная Божественная благость и любовь. Человек, вследствие Адамова преступления, отступил от Бога, стал чадом гнева Божия, рабом греха, пленником дьявола, на­следником вечного мучения. Для человека не было посредни­ка, чтобы примирить его с Богом; для человека были заключе­ны врата Небесного Царства, была потеряна надежда на спасе­ние. Бог сжалился над созданием рук Своих, сошел Сам на землю, воплотился, чтобы спасти этого человека, т. е. показать ему путь к спасению, открыть ему врата Царства Небесно­го, соединить его с Богом и Отцом, избавить его от рабства гре­ху, от плена дьявольского, от вечных мучений — «прииде… Сын Человеческий (взыскати и) спасти погибшаго» (Мф.18,11). Вот цель домостроительства воплощения.

Здесь церковные богословы недоумевают. Разве, говорят они, Бог для спасения человека не мог послать другого человека в ду­хе и силе, как для спасения евреев Он послал Моисея? Нет, от­вечает Василий Великий при объяснении 48-го псалма: «Брат не избавит, избавит ли человек? не даст Богу измены за ся, и цену из­бавления души своея» (8-9); другими словами, человек, какими бы дарованиями и добродетелью он ни обладал, не может вы­платить цены, достаточной для искупления только своей души, а тем менее — душ всех людей. А если бы Бог послал ангела? То­же нет, ибо ни человек, ни ангел, с их тварной природой и, сле­довательно, ограниченной силой, не могут понести бремя, вы­платить греховный долг, который беспределен; в этом случае должен был сойти Сам Бог, сила Которого беспредельна. Согла­симся, что должен прийти Бог; но если Он хотел соединиться с тварной природой, то выбрал бы лучше ангельскую, более бла­городную, чем человеческая. Нет, говорит Павел: «Не от ангел бо когда приемлет, но от семене Авраамова приемлет» (Евр.2, 16). Надлежало спасти человека, и потому человек и должен был искупить его. Это было необходимо и для того, чтобы дьявол, побежденный природой, которую раньше победил, был еще более посрамлен, чтобы тот, кто некогда соблазнил человека, будто желая сделать его Богом, сам был введен в заблуждение, видя Бога, ставшего человеком.

Но как Всемогущий Бог создал нас одним словом, разве не мог Он так же одним словом спасти нас и, не воплощаясь, раз­решить наш долг? Не мог ли простить нам наши грехи? Мог, отвечают Афанасий Великий в 3-м слове против ариан и Авгу­стин в XIII книге о Троице; всеконечно — мог: «воли бо Его, как говорит Павел, кто противитися может» (Рим. 9,19). Но таким образом мы познали бы Божие крайнее всемогущество и не познали бы Божией крайней благости. Итак, Бог только поэто­му стал человеком, свидетельствует апостол, «за премногую лю­бовь Свою, еюже возлюби нас» (Еф. 2, 4); вот как снизошел Бог и как возвысился человек!

Когда заболел царь Езекия и стал близок к смерти, пророк Исайя, от имени Божия предрекший ему исцеление, показал ему в уверение такое странное знамение: на солнечных часах тень, указывавшая часы, с того места, куда она опустилась, поднялась на десять ступеней, и солнце вернулось на десять же. Это было прообразом чудного таинства домостроительства о воплощении Сына Божия. Незаходимое Солнце правды пре­клонило небеса, миновало, как девять ступеней, девять чинов ангельских и сошло на десятую ступень человеческой приро­ды. «На земли явися и с человеки поживе» (Вар. 3,38). Когда же Бог вочеловечился, униженная тень и ничтожная природа челове­ческая из того состояния, в какое она ниспала вследствие древ­него проклятия, прошла девять ступеней, возвысилась над девятью ангельскими чинами, достигла высшей, десятой ступе­ни — божественной природы, с которой ипостасно и соедини­лась; и человек таким образом обожился. «О, глубина богатства и премудрости и разума Божия!»

Боже всемогущий! Боже всемудрый! Боже преблагий! Твоя сила могла бы сотворить другой, отличный от этого мир, не­сравненно больший; Твоя премудрость сумела бы создать дру­гой, отличный от этого мир, несравненно прекраснее; но Твоя любовь не могла и не сумела совершить дело величественнее и прекраснее, чем дело домостроительства Твоего воплощения! «Выше этого она не могла подняться» (Августин). Поэтому, видя Тебя новорожденным Младенцем в пещере, в объятиях Девы, мы веруем, что Ты именно Тот, Который царствует во светлостех святых, Неразлучимый с блаженными недрами Бога и Отца; удивляемся с пастырями, поклоняемся с волхвами и с ангелами славословим: «Слава в вышних Богу, и на земли мир, во человецех благоволение» (Як. 2,14). 

2. Не без таинственного значения было и то обстоятельство, что Господь наш Иисус Христос рождается в Вифлееме Иудей­ском по пророчеству Михея, — «и ты, Вифлееме, доме Ефрафов, еда мал еси, еже быти в тысящах Иудиных? из тебе бо Мне изыдеш Старейшина, еже быти в князя во Израили» (5, 2). Иудея в переводе значит исповедание, а Вифлеем — дом хлеба. В ино­сказательном смысле они обозначают, что желающий в эти свя­тые дни найти Христа должен идти в Иудею, т. е. к святой испо­веди, должен идти в Вифлеем, т. е. приблизиться к жертвенни­ку, который есть дом Хлеба Животного. Я хочу сказать, что же­лающий праздновать Рождество Христа достойным образом должен исповедаться и причаститься. Это имела в виду наша святая Церковь, устанавливая сорокодневный пост, дабы мы приготовились к исповеди и причастию.

Итак, христиане, чтобы достигнуть этого духовного Виф­леема Иудейского и найти Царя небес и земли, последуем за тремя благочестивыми волхвами. Они путешествовали, води­мые звездой, которая тогда явилась на небе и указывала им путь и место, где родился Христос, -»и се, звезда, юже видеша на востоце, идяше пред ними, дондеже пришедши ста верху, идеже бе Отроча» (Мф. 2, 9). И мы имеем звезду в слове Божием, в святом Евангелии, в законе благодати, о котором пророк гово­рил: «светилник ногама моима закон Твой, и свет стезям моим» (Пс. 118, 105). Светильник для ног наших, чтобы мы видели, как именно мы ходим; свет для путей наших, чтобы мы не уклонились в заблуждения этой суетной жизни. Волхвы, когда пришли и увидели Божественного Младенца с Марией, Его Матерью, с глубоким благоговением пали и поклонились; от­крыли свои сокровища и принесли Ему дары — золото, ливан и смирну, которые обыкновенно употреблялись при погребении мертвых. Руководимые божественным мановением, они испо­ведали в Его лице: через золото — царя, через ливан — Бога и через смирну — смертного человека. И мы, приготовляясь к исповеди и причастию, чтобы обрести Христа, должны прине­сти Ему как бы три дара. Во-первых, наше сердце как золото, очищенное от всякого злого пожелания и от всякой постыд­ной мысли. Во-вторых, дух как ливан, возжженный любовью к Богу и ближнему, и как ливан же возносящий с благогове­нием благоухание духовное. В-третьих, как смирну умерщвле­ние страстей плоти с сокрушением и умилением. Или иначе, принесем Ему три дара: золото, т. е. милостыню, ливан — мо­литву, смирну — горькие слезы покаяния. Вот приготовление к истинной исповеди и достойному причащению.

Волхвы, после того как поклонились Христу, не возврати­лись тем же путем, каким пришли, а избрали другой и верну­лись на свое место — «иным путем отыдоша во страну свою» (Мф. 2,12); вот это и есть самое необходимое, что должны сделать и мы. После того как в эти святые дни мы исповедуемся и прича­стимся, не следует возвращаться опять тем же путем, каким мы пришли; нет, а «иным путем»: изменим путь, изменим нравы, из­меним жизнь. «Иным путем!» Не станем возвращаться к прежним страстям, прежним грехам, к прежней погибели, а «иным путем» начнем другой путь — христианской добродетели. В немногих словах, оставим тот путь наших греховных привычек, который вел нас к вечному мучению; пойдем «иным путем» — совершенно­го исправления, который приводит нас к вечной жизни.

Слово на Евангелие от Луки. О почитании праздников

«Есть шесть дней, в которые должно делать; в те и приходите исцеляться, а не в день субботний» (Лук.13:14).

Есть две вещи, которые трудно скрыть; в природе вещественной — это огонь и свет, а в природе нравственной – зависть и истина. Поэтому каждый легко может понять, что то, что говорит сегодня начальник синагоги, происходит не от ревности, которую он яко бы имеет к закону, а главным обра­зом от зависти, которую он имеет к Христу. «Жена бе имущи дух недужен лет осмьнадесять, и бе сляка и не могущи восклонитися отнюд» (Лк.13,11). Несчастная женщина, по действию дья­вола, восемнадцать лет терпела тяжкое страдание, что совер­шенно не могла поднять головы. Поэтому она всегда должна была ходить согнувшись с большим трудом и представляла жалкое зрелище. В один из субботних дней Иисус Христос учил в синагоге. Увидев ее, Он сжалился, подозвал, прикоснул­ся к ней Своей всемогущей целительной десницей и исцелил ее. Женщина, исполненная радости, прославляла Бога за то, что исцелилась, — «и абие простреся и славляше Бога» (Лк. 13,13). Видевший чудо народ чрезвычайно радовался преславным де­яниям чудотворящего Владыки — «и вси людие радовахуся о всех славных бывающих от Него» (Лк. 13, 17). Почему Христос чудотворит, почему, с одной стороны, женщина благодарит Его и прославляет, с другой — народ радуется учению и чудесам Его, а книжники и фарисеи, эти завистливые лицемеры, соблазня­ются, и более всех начальник синагоги. «Отвещавже старейши­на собору, негодуя, зане в субботу изцели (ю) Иисус, глаголаше на­роду: шесть дний есть, в няже достоит делати; в тыяубо приходяще целитеся, а не в день субботный» (Лк. 13,14). Хорошо; закон всем запрещает работать в день субботний; однако он не запре­щает больному лечиться. Но сатана перешел из женщины, ко­торую он связывал болезнью, в начальника синагоги и связал его завистью, как говорит Феофилакт. Потому-то архисинагог и негодует на силу чуда, что завидует славе Чудотворца: «Сата­на, связывавший раньше женщину, связывает начальника си­нагоги завистью и его устами хулит чудо». Таким образом, сло­ва архисинагога вытекали не из ревности к закону, а из зависти к Христу. Но то самое, что начальник синагоги из сатанинской зависти говорит народу иудейскому, я хочу по евангельской ревности сказать народу христианскому. «Шесть дний есть, в ня­же достоит делати… а не в день субботный»; т. е. вы имеете шесть дней недели, чтобы исполнять все свои дела и работы, а не в день субботний, не в праздник, когда должен быть покой от всякого мирского предприятия и когда не должны иметь другого дела, кроме прославления Бога и собственного спасе­ния. Это будет предметом сегодняшней проповеди, в которой я хочу показать наш долг освящать праздники и соответствен­ный образ их освящения. Прежде чем начать, я хочу вам на­помнить, что сказал блаженный Павел: «Мудрым… и неразумным должен есмь» (Рим. 1, 14); иначе: обязан я возвещать слово Божие как ученым, так и неученым; то же самое и я говорю: я обязан говорить для всех одинаково понятно. Я чту, высоко ставлю и уважаю ученость, добродетель и мудрость ученых, об­разованных и мудрых мужей, украшающих и просвещающих эту православную общину. Но по отношению к ним я имею такой же долг, как и по отношению к простому народу, неуче­ному и необразованному, ибо и они тоже христиане и они так­же ищут спасения. Небесный дождь, не делая между ними различия, падает как на далекие пустыни и поля, так и на близ­ко лежащие возделанные сады, как на дикие растения, так и на нежные цветы; подобным образом и слово Божие относит­ся ко всем без различия, и к ученым, и к необразованным, и к знатным, и к незнатным, к духовным и к мирянам. Но обра­тимся к предмету, который наиболее необходим. 

1.       «Шесть дний есть, в няже достоит делати… а не в день субботный».

Бог неограничен и присносущен; не ограничивается мес­том, не объемлется временем; Он выше и места, и времени, «везде сый и вся исполняяй». По Своему свойству неограниченно­сти Он находится на каждом месте и везде может принимать поклонение. Поэтому пророк Давид говорит: «Благословите Господа, вся дела Его на всяком месте владычества Его» (Пс.102, 22). По Своему свойству присносущия Он равным образом существует во всякое время и всегда одинаково может быть прославляем; поэтому Христос повелевает: «Подобает всегда молитися и не стужати (си)» (Лк. 18, 1). И еще: «Бдите… на вся­кое время молящеся» (Лк. 21, 36). Апостол так заповедует: «Не­престанно молитеся» (1Сол. 5, 17). И сам псалмопевец в беседе с Богом говорит: «В оньже аще день призову Тя; се, познах, яко Бог мой еси Ты» (Пс. 55, 10). Но при всем том неограниченный Бог, поклоняемый на всяком месте, хочет принимать особен­ное поклонение в одном определенном месте, а это — церковь, общее место поклонения для христиан, почему и называется она домом Божиим и домом молитвы, это — земное и видимое обиталище небесного и невидимого Бога. И с другой стороны, вечный Бог, «на всякое время и во всякий час на небеси и на земли поклоняемый и славимый», требует особенного про­славления в определенный, т. е. в один особый день, и этот день — праздник. Значит, как Церковь есть место, посвящен­ное единому Богу, где мы можем не иное что делать, как толь­ко поклоняться и служить Богу, совершая таинства и воспевая священные последования службы, так и праздник есть время, посвященное только Богу, в которое мы можем не иное что де­лать, как прославлять Бога с истинным благоговением, как внутренним, так и внешним образом. На этом основана четвертая заповедь, где Бог говорит: «Смотрите… и сохраните субботу, яка свята сия есть Господу… осквернивый ю смертию умрет; всяк, иже сотворит в ню дело, потребится душа та от среды людий своих; шесть дний да сотвориши дела, в день же седмый суббота, покой свят Господу… яко в шести днех сотвори Господь небо и землю, в седмый же день преста, и почи» (Исх. 31, 13-17). Этим Бог хочет сказать следующее: смотрите, соблю­дайте субботы, т. е. праздники; кто не соблюдет их и сделает ка­кое-нибудь дело, того Я предам смерти и истреблю его душу. Вот Я вам даю для работ шесть дней недели, а седьмой остав­ляю для Себя, заповедую покой. Моисей, возвещавший от ли­ца Божия, присоединяет и причину. Ибо, говорит он, и Бог шесть дней творил дело и создал мир, а в седьмой соблюдал как бы покой и почил от дела Своего. Умоляю вас, вдумайтесь в это. Во-первых, Тот, кто дает такую заповедь, есть Бог неба и земли. Во-вторых, тем, которые не соблюдают этой заповеди, Он грозит смертью, как случилось с тем несчастным челове­ком, который за то, что в субботний день вышел собирать дро­ва, без всякой жалости был предан смерти. В-третьих, Сам Бог, Господь всего, Который может повелеть все что захочет и Которому никто не в силах воспротивиться, мог бы, если бы пожелал, приказать нам из семи дней недели служить Ему шесть дней и только один оставить для себя. Однако же, по крайнему снисхождению, Он даровал нам шесть дней, чтобы мы работали для поддержания нашей жизни, для пропитания наших семей, для наших занятий и предприятий, а для Себя удержал только один день, желая, чтобы мы служили Ему толь­ко один день в неделю, что опять-таки сводится к нашему же собственному благу. Ибо, работая шесть дней на самих себя, мы поддерживаем нашу жизнь в этом мире; а служа Богу один, праздничный день, мы совершаем спасение нашей души в бу­дущей жизни. Соблюдение подобной заповеди составляет наш неотложный долг, потому что это заповедь Божия. Если мы ее нарушаем, то впадаем в великое бедствие, если же соблюдаем, то получаем великое благо.

Итак, «шесть дний есть, в няже достоит делати… а не в день субботный». Для того чтобы мы соблюдали это, Бог дал нам за­поведь в десятословии и подал еще пример в творении мира. Бог мог в одно мгновение создать весь мир, видимый и невиди­мый, но восхотел сотворить его в шесть дней. В первый Он со­творил свет, во второй — небо, в третий — землю, в четвертый -солнце и луну, в пятый — животных, в шестой — человека, для того чтобы мы узнали, что дней для работы дано шесть; в седь­мой Господь почил от всех дел Своих, чтобы мы узнали, что седьмой есть день покоя. Далее, летописцы насчитывают во­семь периодов в существовании этого мира; шесть периодов до явления Христа мир трудился, работая под игом закона есте­ственного или писаного; в седьмой же период, наступивший после рождества Христова, он прекратил труд и теперь почива­ет в лоне Евангельской свободы и благодати, как во многих местах объясняет Павел, для того чтобы мы узнали, что число шесть есть символ труда и работы, а семь есть символ покоя и отдыха.

Поэтому число семь было мерилом всех праздников в еврей­ской синагоге, которая служила прообразом Христовой Церк­ви. Семь дней — праздник Субботы; семь недель — праздник Пятидесятницы, семь месяцев — праздник Кущей. Семь лет -покой от всех дел, так что даже земля не обрабатывалась; семь седмин лет — отпущение, называемое по-еврейски юбилеем. Но еще более числом семь прообразовательно обозначались великие догматы, содержимые православной верой. Сын Божий стал человеком, чтобы восстановить род человеческий в прежнем бессмертии и блаженной жизни. В этом заключает­ся все домостроительство о воплощении Богочеловека-Слова, домострои-тельство, обнимающее великие дела; во-первых, возвращение человека от земли на небо, во-вторых, разреше­ние беззакония и, в-третьих, воплощение Божественного Слова. Символом возвращения человека от земли на небо стал Енох, который не видел смерти, потому что Бог взял его. А Енох был в седьмом роде от Адама. Разрешение беззакония прообразовал закон, который получил Моисей, а этот был седьмым от Авраама, отца обетовании. Воплощение Боже­ственного Слова произошло в семьдесят седьмом роде, как из­лагает родословную св. Лука. Единица есть начало числа, деся­ток — за совершение числа; так что семьдесят семь есть крайнее совершенство седьмого, и этим совершеннейшим числом должно быть отмечено совершеннейшее дело силы Божией, та­инство таинств. Дабы мы узнали, насколько священно и до­стойно почтения число семь, мера всех праздников Ветхого и символ высочайших таинств Нового Завета, этим числом Бог отметил воскресенье, седьмой день, которое Он освятил и дру­гими особенными преимуществами. В воскресенье Он начал творение мира природы, в воскресенье же Он воссоздал мир благодати; в воскресенье родился Христос, в воскресенье вос­крес из мертвых; в воскресенье ниспослал Святого Духа, ибо Он благоволил, чтобы шесть дней недели были нашими, для исполнения наших дел, а седьмой, т. е. воскресенье, был посвя­щен в Его славу -»шесть днш да сотвориши дела, в день же седмый суббота, покой свят Господу» (Исх. 31,15). Поэтому Он уста­ми Церкви учредил воскресенья всего года и по их образцу -памяти святых, как Свои собственные дни, в которые мы не должны делать другого дела, кроме прославления Его, Влады­ки, и почитания верных Его рабов.

Вот намерение Божие. Но что делает коварство и зависть дьявола? Отступник — денница, когда ему не удалось заду­манное, т. е. отнять у Бога Царство Небесное, поставив свой престол выше облаков и став подобным Вышнему, усильствовал воспрепятствовать славе Божией здесь, на земле. Видя, как в праздники Бог прославляется людьми, он завидует, гневает­ся, зовет демонов, своих товарищей и соучастников в отступле­нии, и говорит им: «Приидите, и отставим вся праздники Божия от земли» (Пс.73, 8). Придите и устроим так, чтобы прекрати­лись на земле праздники Божий, не допустим, чтобы Бог про­славлялся, воспрепятствуем в этом христианам, зададим им ра­бот и мирских дел так, чтобы они не имели времени прослав­лять праздники и ходить в церковь. «Приидите, и отставим вся праздники Божия от земли». То, что помыслил сделать дьявол, первый привел в исполнение сосуд дьявола, жестокосердый мучитель еврейского народа фараон. Вы знаете, в каком тяже­лом рабстве находились столько времени несчастные евреи, плененные в Египте. Бог сжалился над угнетенными, послал Моисея и Аарона сказать фараону, чтобы он отпустил их в пус­тыню на расстояние трех дней пути совершить праздник и при­нести жертвы, — «сия глаголет Господь Бог Израилев: отпусти люди Моя, да праздник сотворят Мне в пустыне… пойдем убо путем трех дний в пустыню, да пожрем Господу Богу нашему» (Исх. 5,1-3). Кто этот Бог Израилев? — сказал богопротивный тиран. — «Кто есть, Егоже послушаю гласа» (Исх. 5, 2)? Что это за праздник? Что за жертва? Я не хочу, чтобы они были в праздно­сти. Пусть каждый идет на свое дело, пусть работает — «идите кийждо вас на дела своя» (Исх. 5, 4). Так он сказал и приказал надзирателям над работами и писцам усилить евреям тяжесть работы. Раньше евреи готовили только глину для кирпичей, а египтяне приносили им солому; теперь евреи и глину готовят, и собирают солому — двойной труд. «Да отягчатся дела людий сих, и да пекутся о них» (Исх. 5, 9). Египетские надзиратели не давали им вздохнуть — «понуждаху… их приставницы» (Исх 5,10), чтобы они не имели возможности, ни даже времени вспомнить о празднике.

Что делал тогда фараон с евреями, сей чувственный дьявол, теперь делает с христианами дьявол, мысленный фараон. В пра­здник, господский или святого, когда они должны несколько устраниться от Египта, от темного рабства, от мирской суе­ты, когда должно перейти как бы в пустыню — отдохнуть умом, освободиться от работы, принести жертву, прославить Бога, тогда мучитель душ как будто говорит им в сердце: «Что за праздник? Что за служение?» «Идите кийждо вас на дела своя». «Что тебе до праздников? — говорит он ремесленнику. — До­кончи свою работу, чтобы иметь хлеб для семьи и для себя на этот день; иди, — говорит он торговцу, — на рынок посмотреть, как идет твоя торговля; поспеши, — говорит он знатному чело­веку, — во дворец вельможи, чтобы устроить свое дело; удивля­юсь тебе, какого ты хочешь праздника, когда у тебя столько нужд? К чему ты дожидаешься обедни? Тебе нужно идти по де­лам ранним утром. Зачем тебе служба церковная? Ведь ты не монах». «Идите кийждо вас на дела своя». Так советует дьявол, и христиане слушаются его совета. Но этого мало: как фараон отягчал работу евреев и удваивал их труд, когда они хотели праздновать, так и дьявол в праздники умножает, задает дела вдвое и втрое больше чем в будни. «Да отягчатся дела людий сих, и да пекутся о них!» Более того, как надзиратели фараоновы под­гоняли работу евреев, так некие служители дьявола приходят и будят тебя в полночь, подымают тебя с постели ранним утром, влекут тебя туда и сюда с силой, чтобы ты даже не вспомнил, есть ли праздник, чтобы не имел возможность прийти сюда, в церковь. Дьявол видит это, торжествует и радуется такому уни­чижению Бога, погибели стольких людей и еще громче повто­ряет: «Приидите, и отставим праздники Божия от земли!»

Христианин, что ты скажешь, доволен ли ты, что так радует­ся дьявол и уничижается Бог? Я знаю, что ты хочешь сказать мне: «Я часто не соблюдаю праздников по нужде; необходи­мость ежедневного пропитания заставляет меня работать; я оставляю службу и слово Божие, потому что мне необходимо повидать начальника, которого в другое время нельзя застать. Я должен постараться сегодня окончить дело, которого не могу сделать завтра». Безрассудный! Ты все это считаешь необходи­мым; а твое спасение разве дело не нужное? Ты считаешь дол­гом сделать то, а не видишь нужды сохранить заповедь Божию, преступление которой есть смертный грех? Увидев миро, кото­рое блудница возливала на ноги Иисуса, Иуда сказал, что оно могло быть продано за триста динариев; но когда евреи хотели схватить Иисуса, он им сказал: «Что ми хощете дати, и аз вам предам Его?» (Мф. 26, 15) Когда они сказали ему, что тридцать сребреников, он остался доволен и не стал торговаться, так что он взял бы и меньше. Значит, он мог оценить миро — «можаше бо сие» (миро) «продано быти вящше триех сот пенязъ» (Мк. 14, 5), а Христа, бесценное сокровище неба и земли, он не оценил ни во что — «что ми хощете дати, и аз вам предам Его?»

Вот так же рассуждаешь и ты: свою маленькую прибыль, тор­говое дело, услугу важному начальнику или покровителю, ты считаешь за дело необходимое и ценное, а заповедь Божию, которую преступаешь в ущерб спасению, ты не ставишь ни во что. Тебе кажется, что ты теряешь то время, которое выстаива­ешь, слушая богослужение и слово Божие? Не теряешь ты его, а приобретаешь, как говорит Василий Великий (8 беседа на Шестопсалмие), так как приносишь его в дар Богу, Который отдает его тебе назад с прибылью. Исполняй свой долг, хри­стианин, соблюдай праздник, который соблюдают даже агаря­не и евреи, и, если имеешь необходимое дело, предоставь его Промыслу Божию, и Бог доведет его до счастливого конца. «Часть, данная Богу в долг, не погибает, но от Него возвраща­ется с приращением; ибо сколько бы ни было затруднитель­ных обстоятельств, Господь все их устранит, даровав тем, кото­рые предпочитают духовные дела, телу — здравие, душе — бод­рость, в делах удобство и во всей жизни благое поспешение». Подумай и о том, что когда евреи были в пустыне, Бог ни­спосылал им манну только шесть дней, так как хотел, чтобы в седьмой, праздничный, евреи не имели повода выходить из своих палаток и оставались там в покое, прославляя и благода­ря Бога. Отсюда мы можем заключить, что в шесть дней неде­ли, данные нам для работы, Бог ниспосылает на наши труды прибыль и благоуспешность, как манну; а в седьмой, воскрес­ный день, в праздник, Господь удерживает Свою руку и, если мы работаем, Он ниспосылает на труды, которые мы совершаем, не Божественное Свое благословение, а проклятие, и наши труды тщетны, бесполезны и прокляты. Наша прибыль пре­вращается в дым, ветер, наши предприятия приводят к дурным последствиям. «Постав паучшный ткут», говорит Исайя о таких людях, «постав их не будет на ризу, и не одеждутся от дел своих, дела бо их дела беззакония» (59, 5-6). Господь хочет, чтобы мы в этот день не удалялись от церкви, но спокойно там пребы­вали в псалмах и песнопениях, по апостолу. Таким образом, ес­ли прекратишь труд, получишь прибыль, если же не прекра­тишь, то не только ничего не приобретешь, а даже потеряешь и то, что считал ты приобретенным. Значит, «шесть дний есть, в няже достоит делати… а не в день субботний». 

2. Доселе я беседовал с теми, которые не соблюдают праздни­ков; теперь я хочу сказать нечто и тем, кто соблюдает их, но не так, как следует, и этим закончу поучение. Каким образом должно освящать праздники, Бог открыл нам в немногих сло­вах пророка: «упразднитеся и разумейте, яко Аз есмь Бог» (Пс. 45, 11); т. е. освободитесь, успокойтесь от всякой работы и житей­ской и мирской заботы и познайте, что Я Бог, или пусть весь ваш ум со всем благоговением будет обращен ко Мне. Празд­ник значит день, посвященный Богу; следовательно, как в церкви мы стоим скромно и благоговейно, ибо она есть дом Божий, ту же скромность и благоговение мы должны сохра­нять, будем ли в пути или сидя дома в праздник, ибо он есть день Божий. Грех, совершаемый нами в церкви, есть свято­татство, так как это — место Божие; такое же святотатство есть всякий грех, который мы совершаем в праздник, ибо он есть день Божий. Воровать или блудодействовать в праздник -то же самое, что воровать или блудодействовать в церкви, ибо то и другое посвящено Богу. Это обстоятельство мы, духовные, должны разобрать особенно внимательно, так как грех, совер­шенный в праздник, более тяжек, чем грех, совершенный в будни. «Осквернивый» (праздник) «смертию умрет… потребится душа та от среды людий своих» (Исх.31,14). Праздник значит день святой, который мы должны освящать таким образом, чтобы и самим стать святыми, собираться в церковь, слушать службы, особенно литургию, опускать которую мы не можем без смертного греха, читать Божественное Писание или жития святых, употреблять прочее время на молитву, исповедовать и причащаться пречистых тайн, как это делали древние христиа­не, которые «бяху… терпяще во учении апостол и во общении и в преломлении хлеба и в молитвах» (Деян.2,42). Наконец, суть праздника, как говорит божественный Златоуст, «состоит в по­казании добрых дел, в благоговении души и строгости обра­за жизни».

«Показание благих дел» — чтобы мы показали, конечно, на­ши добрые дела, а не нарядные одежды. А мы усильствуем праздновать так, чтобы мужчины являлись наряженными, как женщины, а женщины, как идолы, «преукрашеныя яко подобие храма» (Пс.143,12), говорит пророк; а это значит, что они оскорбляют праздник и приходят в церковь больше для при­нятия себе поклонения от людей, чем для поклонения Богу. Разве так освящается праздник?

«Благоговение души» — не невоздержанность, не пьянство, не гулянья; мне больно видеть и стыдно сказать, как праздну­ют христиане это время: шесть дней ремесленник проводит в своей мастерской умеренно, воздержно, скромно, разумно, а в воскресенье он в корчме сходит с ума, так что воскресенье есть праздник для корчемников. А в дни священных собраний что делается? Что бы сказали св. Николай, св. Димитрий, видя, что христиане празднуют их память больше песнями, чем псал­мами, больше эллинскими языческими жертвами, чем жерт­вой бескровной, больше с демонским невоздержанием, чем с христианским благоговением? Разве так освящается празд­ник святых?

«Строгость образа жизни». Это значит, что мы и все дни должны проводить в страхе Божием, как хорошие христиане, а в праздник особенно мы должны сделаться святыми христиа­нами в точном смысле. Но мы в праздник находим особенный повод еще более отягощать грехами свою душу. Поэтому Бог может сказать теперь то же, что когда-то сказал устами Исайи: «Новомесячш ваших и суббот… ненавидит душа моя» (Ис.1,14). Больше я говорить не буду, а попрошу вас об одном: если вы теперь, выходя из церкви, встретите какого-нибудь брата хри­стианина, не слышавшего сегодняшней проповеди, так как мысленный фараон, дьявол, вероятно, удерживал его далеко на другой службе, скажите ему все, что услыхали: что боже­ственная заповедь повелевает нам освящать праздники, освя­щать обнаружением добрых дел, благоговением души, стро­гостью образа жизни.

Слово на Евангелие от Луки. О проповеди слова Божия

«Вышел сеятель сеять семя свое, и … иное упало при дороге … а иное упало на камень … а иное упало между тернием … а иное упало на добрую землю» (Лук.8:5-8).

Какой несчастный этот земледелец, о котором повествует в притче нынешнее святое Евангелие! Какой тщетный труд! Как много семени! Как мало плода! Он сеет с бодрым сердцем, открытой рукой, с благими надеждами, но семя частью падает на пути и попирается прохожими или поедается птицами, час­тью падает на камень и, так как не имеет влаги, засыхает, час­тью — в терновник и, не имея простора, заглушается им. Самая малая часть падает на добрую землю, и только она пускает кор­ни, произрастает и дает плод.

Иносказание ясно. Сеятель — проповедник святого Еванге­лия и Учитель; семя — слово Божие, которое в изобилии сеется в святой Божией Церкви, но часть его падает как бы на пути, среди некоторых христиан, не имеющих никакого внимания, и поэтому подвергается презрению и рассеивается. Другая часть падает как бы на камень, в некоторые сухие сердца, и поэтому не пускает корней и не приобретает силы. Иная попадает как бы в терновник, в умы, полные житейских забот, и поэтому остается бесплодной. Только незначительная часть падает как бы на добрую землю, в некоторые благоговейные души, которые вы­слушивают его с радостью, с заботливостью соблюдают его, и только здесь оно приносит многообразный плод спасения. Доселе много убытков у земледельца, велика потеря семени; и я жалею о семени, которое погибает, сожалею и о земледельце, который терпит убытки. Но несравненно больше я жалею, лучше сказать стенаю от сердца и безутешно плачу о том, что в наши несчастные времена нет земледельца и совершенно исчезло семя, т. е. не находится проповедника и учителя Евангелия и со­вершенно прекратилось сеяние слова Божия. Поэтому таинст­венная нива Церкви Христовой окончательно запущена, так как вовсе не возделывается и не засеивается; и там, где некогда она производила для житниц Царства Небесного много или мало избранной пшеницы, плода правды, теперь произрастают толь­ко терние, волчцы, плевелы, бесплодные деревья — все вещест­во для огня вечного мучения. Поэтому сегодня, пользуясь этой притчей, хочу вам указать, во-первых, как полезны и как необ­ходимы в Церкви Христовой земледелец, который сеет, и семя, которое сеется, т. е. проповедник, учитель Евангелия, и пропо­ведь Евангелия или Слово Божие, учение; а во-вторых, каковы причины, препятствующие тому, чтобы приносился плод ду­шевного спасения. И здесь я умоляю Святого Духа о содейст­вии, чтобы семя нынешней Евангельской проповеди, которое я буду сеять, пало не при пути, не на камне, не в терновник, а це­ликом на добрую и хорошую землю и принесло духовный плод сторицей. «Имеяй уши слышати да слышит» (Лк. 8, 8). 

1. Приблизились дни, когда Господь наш Иисус Христос должен был оставить землю и вознестись на небо; там, на горе Елеонской, Он дает апостолам такого рода заповедь. Ученики Мои, Я исполнил волю пославшего Меня Отца; теперь Я дол­жен удалиться и оставляю вас; но Я вас оставляю наследника­ми Моей власти, апостолами Моего учения, наследниками Моего духа. Дело, которое Я заповедаю вам сделать, заключает­ся в том, чтобы вы обратили весь человеческий род в Мою веру. Видите весь этот великий мир, он от востока до запада и от севера до юга есть царский трон Миродержителя; здесь три ве­ликие врага: неукротимое жестокосердие иудеев, пытливая мудрость эллинов и страшная сила римлян. Вам, таким обра­зом, предстоит победить силу римлян, смутить мудрость элли­нов и смягчить жестокосердие иудеев. Идолопоклонство и не­честие вы должны превратить в благочестие и богопознание; вы должны победить весь мир и царство мира обратить в Цар­ство Божие. «Шедше… научите вся языки, крестяще их во имя От­ца и Сына и Святаго Духа» (Мф. 28,19). В высшей степени труд­ное дело, чтобы двенадцать человек, бедных и низких родом, победили весь мир. Но какое оружие дал им Христос, послав­ший их вести такую великую войну? Бог посылает Иисуса Навина со всем израильским народом покорить Иерихон и гово­рит ему: «Видишь этот великий город? Представляешь ли себе эти высокие стены? Вот эти стены Я разрушу до земли, и ты войдешь победителем в тот город. Я хочу, чтобы ты при этом не употребил никакого оружия, ни меча, ни копья, ни лука и стрел, вообще никакого другого военного орудия. Достаточно одного того, чтобы священники подняли ковчег на свои раме­на, обошли стены и вострубили в трубы, и Я обещаю тебе, что звуком труб стены падут и город будет отдан в твои руки». Так сказано, так и произошло — «и вострубиша жерцы трубами… и падоша вся стены… окрест, и внидоша вси людие во град» (Нав.6, 19). Такую же заповедь дал и Своим апостолам Христос. Я вас посылаю, сказал Он им, победить весь мир, покорить всю тварь, привлечь в Православие все народы, сделать всех людей христианами; но Я не хочу, чтобы вы воспользовались каким-нибудь особого рода оружием. Я хочу, чтобы вы не брали с собой не только меча и копья, но даже ни сумы, ни жезла; достаточно только, чтобы вы подняли ковчег освящения, взяли Мое Евангелие и с ним прошли повсюду, чтобы уста ваши сде­лались трубами и вы возвестили Евангелие, -»шедше в мир весь, проповедите Евангелие всей твари» (Мк. 16,15); и Я вам обещаю, что перед одной проповедью Евангелия падет весь мир и все люди обратятся в Мою веру. Так сказал им Христос; так и слу­чилось: перед проповедью Евангелия, которую распространяли сначала апостолы, пали высокие стены Иерихона, т. е. язычес­кие капища и еврейские синагоги. Пали идолопоклонство и нечестие; воздвиглась новая Церковь, и воссияла новая вера христиан. А проповедью Евангелия, которую продолжали за­тем наследники апостолов, архиереи и иереи, трубы Святого Духа, укрепилась Церковь, и вера распространилась во все кон­цы земли — «во всю землю изыде вещание их, и в концы вселенныя глаголы их» (Пс. 18,5). Таким образом, единственное орудие, ко­торым Бог воспользовался для уничтожения в мире нечестия и распространения богопознания, есть не иное что, как пропо­ведь Евангелия, слово Божие, поучение. «Шедше в мир весь, про­поведите Евангелие всей твари». Так необходима и так полезна в Церкви Христовой проповедь Евангелия.

Но неужели она имеет такую чудесную силу? Всемогуще ипостасное Слово, Которое вечно рождается от всеносящего Ума совечного Отца и есть поэтому Премудрость Отца и Си­ла, — как это и говорится Павлом, — Которой Он сотворил ве­ки, создал все, небо и землю, видимое и невидимое. «Словом Господним небеса утвердишася, и духом уст Его вся сила их» (Пс. 32,6), — так свидетельствует Давид. И Иоанн говорит: «Вся Тем быша» (Ин 1, 3). Так же всемогуще и то слово Божие, кото­рое есть внешнее выражение воли Ипостасного Слова, и оно имеет всю силу Святого Духа, чтобы совершать самые возвы­шенные чудеса: как То (Ипостасное) — в творении, каковые ви­дела природа, так это (внешнее) — в воссоздании, каковые совершает благодать. Беспредельную силу слова Божия Бог восхотел показать пророку Иезекиилю и сказал ему следующее. Пророк, выйди в поле и там увидишь его полным костей мерт­вецов — «бысть на мне рука Господня, и извде мя в дусе Господни и посшави мя среде поля; се же бяше полно костей человеческих» (Иез. 37, 1); и чтобы ты понял силу божественного слова, возвести, поучай и увидишь, что эти сухие кости облекутся плотью, примут дух и станут людьми живыми, — «прорцы на ко­сти сия и речеши им: кости сухия, слышите слово Господне» (Иез.37, 4). Пророк возвестил слово Божие; и — о чудо! — бесчувст­венные и мертвые кости вдруг получили чувство и жизнь и вос­кресли — «и прорекох, якоже повеле ми, и вниде в ня дух жизни, и ожиша и сташа на ногах своих, собор мног зело» (Иез.37,10). Это значит, что слово Божие есть жизнь, есть душа, Воскресение для тех, кто слушает его, как говорит Христос у Иоанна: «Аминь, аминь глаголю вам, яко грядет час, и ныне есть, егда мертвии услышат глас Сына Божия и услышавше оживут» (Ин.5,25); а блаженный Павел присовокупляет и причину: потому, говорит он, что слово Божие есть жизнь и сила — «живо… слово Божие и действенно» (Евр.4,12).

Если кто-нибудь мертв в нечестии или в грехах, то кто может его воздвигнуть? Слово Божие, которое есть жизнь. Если кто-нибудь заблуждается во тьме ересей или на пути развращенной жизни, кто может просветить его или обратить на путь спасе­ния? Слово Божие, которое есть свет и истина. Болен ли кто ду­шой, слово Божие его исцеляет. Жесток ли кто сердцем, слово Божие его смягчает. Грешит ли кто нераскаянно, слово Божие влечет его к покаянию. «Живо бо слово Божие и действенно». Хри­стиане в Церкви должны питаться с небес, как евреи в пустыне; пища евреев была манна, а пища христиан есть слово Божие, как и говорит Григорий Богослов: «Хлеб ангельский есть слово Божие, которым питаются души, алчущие Бога». Если бы не было манны в пустыне, что стали бы делать несчастные евреи? И если бы не было слова Божия в Церкви, что стало бы с несча­стными христианами? Христиане должны знать, какие есть дог­маты веры, сколько заповедей Божиих, какие таинства Церкви, какие смертные грехи, какие добродетели христианского обра­за жизни, каковы обязанности христианина, — и никого нет, кто бы истолковал им это. И кто объяснит? «Како… услышать без проповедающаго?» (Рим. 10, 14) Божественный гнев не может ниспослать голод хуже этого голода! Христиане, Господь устра­шает евреев устами пророка и говорит им следующие страшные слова, послушайте. О, жестокосердый народ израильский! За ваши грехи и неправды Я вам пошлю голод, но не голод хлеба, а голод слова Божия, т. е. чтобы вы взалкали, чтобы вы умерли с голоду, страстно искали слова Божия и не слышали его, — «се… послю (вам) глад… не глад хлеба… но глад слышания слова Господ­ня» (Ам. 8, 11); чтобы не слышалось в церкви слово Божие, что­бы нельзя было найти этой небесной манны, этого ангельского хлеба, «которым питаются души, алчущие Бога»; чтобы совер­шенно исчезло слово Евангельской проповеди. Это голод, при­водящий к смерти не тела, а души; душевная же смерть есть му­чение ада. Чтобы Евангелие не проповедовалось среди право­славных, это — наказание, которое Бог посылает нам за грехи, и самый ясный знак гнева Божия. Какая гибель душ! Какое уни­чижение Церкви! Какая печаль и утрата для Иисуса Христа! Какая радость и прибыль дьяволу!

И поистине, ни о чем другом дьявол не старается с таким рвением, как о том, чтобы упразднить в Церкви Христовой проповедь Евангелия, изгнать отовсюду, где бы ни было, учите­лей и проповедников Евангелия. А почему? Пойми это. Между македонянами и афинянами были великие войны и кровопро­лития, так что возгорелась между этими двумя племенами смертоносная вражда. Македонский царь Филипп, так же храб­рый в войне, как находчивый в изыскании средств, отправляет посольство к афинянам, стесненным потерей многих людей и большими расходами, и пишет им следующее: «Афиняне, если вы хотите, чтобы война прекратилась и между нами устано­вился мир, сделайте вот что: изгоните из вашего города всех риторов. Это они своим искусным многословием призывают народ к оружию, сеют раздор, возбуждают войну и навлека­ют все бедствия войны». Афиняне дали себя в обман, тотчас провели постановление, чтобы все риторы были изгнаны из Афин. Самыми выдающимися из них были Фокион и Демос­фен, который, высказываясь народу откровенно, обратился к нему с такой речью: «Афиняне, вы охотно исполняете желание Филиппа, и мы готовы подчиняться вашему приказанию, мы удаляемся, но из любви к отечеству мы хотим предварительно сказать вам одну притчу. Волк послал к овцам послов с предло­жением, если они желают мира, изгнать из овчарни псов, кото­рые лают и поднимают шум; овцы согласились на слова волка и общим мнением постановили изгнать псов. Тогда один из старых псов сказал: «Обманутые овцы, вы не понимаете, поче­му волк хочет нашего изгнания; его цель заключается не в том, чтобы заключить мир, а в том, чтобы вы остались без стражей и он мог бы приходить ночью, похищать и пожирать вас по од­ной». Овцы хорошо вдумались в эти слова и удержали псов в овчарне. Афиняне, цель Филиппа не в том, чтобы заключить с вами мир, а главным образом в том, чтобы вы остались без стражей, без нас, риторов, которые говорим, публично рассуж­даем, кричим, будим архонтов на совете, призываем народ к оружию, предохраняем государство от его козней. Все это для того, чтобы иметь возможность прийти когда угодно, найти вас неподготовленными и подчинить вас рабскому игу». Тогда афи­няне поняли речь Демосфена и оставили риторов в городе. Поймите и вы, христиане!

Таинственный двор овчий есть Церковь Христова, разумные овцы суть христиане, пастыри овец суть архиереи, волк или вернее лев, как говорит блаженный Петр, есть дьявол, который рыщет вокруг „ограды Христовой и старается расхитить овец Христовых, — «супостат ваш диавол, яколев рыкая, ходит, иский кого поглотити» (1Пет. 5, 8). Псы — стражи священной ограды -суть учители и проповедники Евангелия, которые проповеду­ют, которые глашают, будят пастырей, прогоняют волка и сте­регут овец. Василий Великий говорит, что заяц не так боится грома, как дьявол боится проповеди Евангельской; когда он слышит, что проповедуется слово Божие, дрожит, далеко убе­гает и исчезает. Что же делает теперь коварство дьявола? Он всеми способами старается изгнать из овчарни псов, из свято­го города — священных риторов, из Церкви — учителей, что­бы совершенно не было слышно слово Божие. Для чего это? Для того, чтобы ограда Христова осталась без стражей и он имел возможность расхищать овец Христа. Дайте мне любую овчарню без псов, и как бы ни был пастух заботлив и чуток, волк тайно приходит во тьме ночной и, не слыша стражи, вхо­дит в ограду, расхищает и пожирает овец. Дайте мне любую цер­ковь, город, область без учителей и проповедников, и как бы свят и праведен ни был пастырь, дьявол всегда находит воз­можность и, не слыша проповеднического слова, входит, рас­хищает и пожирает разумных овец. Поэтому Павел говорит, что Святой Дух поставил в Церкви Христовой пастырей и учите­лей. Пастырей — архиеерев, чтобы они управляли разумными овцами жезлом правды, т. е. духовной властью; учителей, чтобы словом и учением охраняли разумных овец от душетленного волка. Из всего этого вы поняли, насколько учители и пропо­ведники Евангелия необходимы в Церкви Христовой? На­сколько псы необходимы в овчарне. Как слово Божие необхо­димо для нашего спасения? Так же, как хлеб необходим для нашей жизни. «Слово Божие есть хлеб ангельский, которым питаются души, алчущие Бога».

Единородный Сыне и Слове Божий! Ты по неизреченной благости нисшедший из Отеческих недр, снизошедший и став­ший человеком, чтобы собрать это таинственное стадо святой Твоей Церкви, Ты, проливший всю Свою кровь, чтобы иску­пить разумных овец Твоих, призри с небес на Свою паству, при­зри на овец Своих и не попусти им остаться без стражей, без учителей и проповедников Евангелия Твоего, которые охраня­ли бы их от нападений душетленного волка. Ты, одождивший манну в пустыне, чтобы препитать народ израильский, одожди и на Церковь Свою небесный хлеб божественной проповеди, чтобы препитать души православного исполнения (всей право­славной Церкви). Дух Твой Святой да просветит ум наш, да снизойдет в сердца наши, да научит язык наш, чтобы среди нас всегда слышалось и никогда не умолкало слово Божие. Небес­ный делатель! Сей всегда это божественное семя в обществе православных, и пусть все оно падает на добрую землю, чтобы приносить много плода во славу божественного Твоего имени и во спасение душ наших! 

2. Слово Божие есть не только то, которое церковные учители возвещают с амвона и которое мы слышим очень редко или да­же никогда не слышим; слов Божие есть также и святое Еван­гелие и прочие божественные писания и священные последования, читаемые и поемые священниками, которые мы имеем и слышим во все воскресенья и в праздники, установленные Церковью. Ныне это Божественное слово есть как бы семя се­годняшней притчи; но лучше сказать, это и не похоже на то, ибо хоть часть того семени упала на добрую землю, а это все, все целиком падает или как бы на пути, или на камень, или же среди терновников и совершенно не приносит плода. Причина этого заключается в том, что из христиан одни приходят в цер­ковь и слушают слово Божие, а другие не приходят и не слуша­ют. Но, во-первых, приходит всего только половина, да и те только телом пребывают в церкви, а умом Бог знает где витают и не имеют поэтому ни внимания, ни благоговения. Теперь, когда читается святое Евангелие, Апостол и прочие книги, сло­во Божие падает как бы при пути; прохожие и птицы, т. е. сует­ные помышления рассеивают его. Другие приходят в церковь, но без сокрушения, без умиления: в этом случае слово Божие падает как бы на камень, на сердце, затвердевшее и ожесточив­шееся в греховных привычках, оно не пускает корня и засыха­ет… Иные приходят в церковь, но не творят истинной молит­вы, чтобы успокоиться и вознести ум свой к Богу. Ум свой к Богу? И какой ум, если он полон, нагружен, обременен всеми заботами, помышлениями и попечениями мира? Здесь много терний, заглушающих слово Божие, которое и погибает; нет ничего хорошего. «Ибо в обуреваемом и ведущем борьбу уме не водворяется ни мысль о хорошем, ни благодать Божия», — го­ворит Кирилл Великий (Александрийский). Чтобы слово Божие принесло плод, чтобы приходящие в церковь получили пользу от этого, они должны входить с вниманием и благого­вением, с сокрушением и умилением, со смирением и молит­вой. А иные, с другой стороны, совершенно не ходят в цер­ковь. С этими происходят две вещи: во-первых, нарушение четвертой заповеди: «смотрите и субботы Моя сохраните… яко свята сия есть Господу… всяк, иже сотворит в ню дело, потребится душа та от среды людий своих» (Исх. 31, 13-14); во-вторых, — потеря труда: Бог не посылал манны в седьмой день. Исайя говорит: «Постав паучинный ткут… постав их не будет на ризу» (59, 5-6).*

* Дальнейшие слова окончания читай в проповеди о том, как должно чтить праздники.

Слово на Евангелие от Матфея. О служении Богу и мамоне 

«Никто не может служить двум господам» (Мф.6:24).

Бог и мир друг другу крайне противоположны, совершен­но несовместимы, далеко разделены и сами по себе суть два господина, которым обоим вместе служить, как говорил Христос, никто не может. Если кто приблизится к одному, дол­жен удалиться от другого; если возлюбит одного, должен возне­навидеть другого; если будет одному служить и одного чтить, то должен другим пренебрегать и отвращаться от него. «Любо единого возлюбит, а другого возненавидит; или единого держит­ся, о друзем же нерадети начнет» (Мф. 6, 24). Наши очи не могут в одно и то же время смотреть вверх и вниз; наш ум не может думать одновременно о небесном и земном; наше сердце не мо­жет любить одновременно Бога и мир; или одно, или другое, так как оба вместе любить невозможно. «Никтоже может двема господинома работати» — Богу и мамоне. Причины этого я вам изложу в кратких словах. Первая причина заключается в том, что Бог требует для служения себе всего человека; также всего человека требует для служения себе и мир, а быть безраздельно и здесь, и там человеку невозможно. Вторая — что весь закон Божий совершенно противоположен закону мира, и, следова­тельно, также невозможно подчиняться двум законам, совер­шенно противоположным. По этим двум причинам невозмож­но, чтобы кто-нибудь служил двум господам, именно: Богу и миру. Слушайте речь об этом со вниманием.

Первая и великая заповедь, которую Бог дал в 6-й главе Вто­розакония и которую Христос часто повторяет в Евангелии: «Слыши, Израилю: Господь Бог твой Господь Един есть» (см.: Втор. 6, 4; Мк.12,29). Иначе: Я (как бы так говорит Бог), Я один и единственный твой, о человек, естественный и исконный гос­подин, Я, Который создал тебя из ничего, дал тебе жизнь и ду­шу, искупил тебя Своей кровью, даровал тебе спасение и угото­вал для тебя Небесное Царство. Ты Мое создание, Мое приоб­ретение, ты весь Мой. Итак, «возлюбиши Господа Бога твоего от всего сердца твоего и от всего помышления твоего и от всея души твоея и всею крепостию твоею» (см.: Втор. 6, 5; Лк. 10, 27). Я хо­чу, чтобы все твое помышление, весь ум, все созерцание твое были обращены ко Мне, чтобы ты не думал, не размышлял, не представлял себе ничего другого, кроме Меня; так, чтобы и ма­лейшая твоя мысль не уклонялась к какому-нибудь другому предмету. «От всея души твоея» — Я хочу, чтобы все твое влечение, стремление, любовь, надежда твоя были направлены ко Мне и никто другой не имел места в твоем сердце. «Всею крепостию твоею» — Я хочу, чтобы вся твоя сила, весь труд и делание были посвящены Мне, и не потерплю, чтобы ты имел часть с дру­гим господином. Я — Бог ревнитель и хочу один быть твоим Господом. «Слыши, Израилю, Господь Бог твой Господь Един есть». Я хочу тебя всего, с телом и душой, и поэтому требую, чтобы ты любил меня одного, Мне одному служил всеми чувствами своего тела, всеми силами своей души. «Возлюбиши Господа Бога твоего от всего сердца твоего… от всея души твоея и всею крепостию твоею». Так повелевает Бог.

Мы рождены и воспитаны в мире и потому опутаны мно­горазличными узами мира; чтобы порвать их, Сын Божий при­шел на землю, вооруженный мечом. «Не мните, яко приидох воврещи мир на землю» (Мф. 10, 34), заключить мир с отступником миром. И действительно, он — отступник, так как отделился от Бога и не признает Бога — «мир Тем бысть, и мир Его не позна» (Ин. 1, 10). «Не приидох воврещи мир, номечь» (Мф. 10, 34), хочу вести с ним вечную войну, так как он Мой враг. Великие узы, слушатели мои, узы, которые привязывают нас к миру, есть лю­бовь родителей к детям, детей к родителям, брата к брату, друга к другу, любовь к собственной жизни; и Христос говорит, что Он «мечь приидох воврещи на землю», чтобы рассечь эти узы и от­делить детей от отца их, дочь от ее матери и невестку от свекро­ви. «Приидох бо разлучити человека на отца своего, и дщерь на ма­терь свою, и невесту на свекровь свою» (Мф. 10, 35). «Иже любит отца или матерь паче Мене, несть Мене достоин» (Мф. 10, 37). Кто старается сохранить свою жизнь, потеряет ее, — «обретый ду­шу свою погубит ю» (Мф. 10, 39). Следовательно, Христос хочет, чтобы люди любили только Бога — и больше, чем родителей и детей, и самую жизнь. «Возлюбиши Господа Бога Твоего от всего сердца твоего… от всея души твоея и всею крепостию твоею».

Другие узы — это житейские заботы и попечения о том, что нам есть, что пить, во что одеться, как прожить. Христос гово­рит, что Он «мечь приидох воврещи на землю», чтобы рассечь и эти узы; Он хочет, чтобы мы не заботились ни о пище, ни об одеж­де, ни о чем-либо другом, и обещает, что Он Сам, как Отец и Податель всего, одевающий цветы мира и питающий птиц не­бесных, будет заботиться о вещах, нам необходимых: «Не пецытеся душею вашею, что ясте, или что пиете; ни телом вашим, во что облечетеся… весть бо Отец ваш Небесный, ябо требуете сих всех» (Мф.6,25-32). Таким образом, Христос рассекает все узы, связывающие нас с миром, чтобы мы не имели решительно никакой доли в мире, чтобы все целиком принадлежали Богу. «Возлюбиши Господа Бога твоего от всего сердца твоего… от всея души твоея и всею крепостию твоею».

С другой стороны, и мир хочет, чтобы мы всецело принадле­жали ему, и не позволяет нам иметь части с Богом, от Которого он старается удалить нас тысячами способов. Знаете ли вы, как тяжела была власть фараона над порабощенным еврейским на­родом? Чтобы окончательно подчинить евреев, он целый день держал их занятыми в бедствии и труде: заставлял их перекапы­вать виноградники, очищать сады, возводить постройки — все дела тяжелые и болезненные. Вообразите бесчеловечность сего тирана! Были посланы Моисей и Аарон сказать ему от лица Божия, чтобы он отпустил этот несчастный народ на несколько дней отдохнуть и удалиться в пустыню для принесения жертвы и прославления Бога. «Отпусти люди Моя, да праздник сотворят Мне..». (Исх. 5, 1) И они говорят: «Пойдем… путем триехдний в пустыню, да пожрем Господу Богу нашему» (Исх. 5, 3). Да? — го­ворит нечестивый царь. — Евреи еще помнят своего Бога? Еще хотят приносить Ему жертвы? Так пусть же они занимаются делом, чтобы вовсе не имели времени думать о таких вещах. Пусть все часы работают мне, чтобы не оставалось у них ни од­ного часа для служения их Богу. «Да отягчатся дела людий сих, и да пекутся о них» (Исх. 5, 9). И действительно, эти несчастные имели раньше только одно дело — приготовлять кирпичи, но затем им дано было и другое — собирать и солому — труд двой­ной, не оставляющий даже мгновения, чтобы совершить и да­же помыслить о деле Божием — жертве. Над ними стояли опре­деленные царем приставники, которые понуждали их к делу и не давали им вздохнуть. «Да отягчатся дела людей сих, и да пе­кутся о них». Такую же власть хочет распространить на нас, хри­стиан, мучитель душ наших, богоненавистный мир; он хочет, как пленников, держать нас всегда под гнетом трудов, в тревол­нениях этой тяжелой жизни, и особенно, когда мы хотим вы­полнить наш долг по отношению к Богу, тогда-то он и ослож­няет нам препятствия; тогда именно он и говорит: «Да отягчат­ся дела людей сих, и да пекутся о них». Желаем ли мы молиться? Тогда-то и усиливаются мирские помышления, которые рассе­ивают наш ум в тысяче мелочей и, что хуже всего, в постыд­ных пожеланиях. Желаем ли выслушать литургию? Тогда-то и осложняются у нас мирские дела, которые влекут нас из церк­ви или на торжище, или в палаты. Желаем ли поисповедаться, здесь уже поистине удваиваются мирские искушения, которые не дают нам совершить это богоугодное дело. День проходит без молитвы, праздник — без литургии, год — без покаяния; мир требует всего времени нашей жизни на служение себе, дабы ни одного мгновения не оставалось на служение Богу. «Да отягчат­ся дела людей сих, и да пекутся о них!» Не заботьтесь, говорит Бог в сегодняшнем Евангелии, о том, что есть и что пить. Нет, гово­рит мир, пусть об этом-то и заботятся, главным образом пусть заботятся о том, как одеться, как достигнуть почестей, богатст­ва, чтобы они не имели никогда времени служить Богу.

Теперь, христианин, Бог хочет тебя всего, и мир также; а быть с обоими вместе для тебя невозможно — не можешь «двема господинома работати». Это два несовместимых господина, которые совершенно не могут прийти к соглашению. Один уголь­щик хотел поселиться вместе с красильщиком, но тот сказал ему: «Невозможно нам обоим вместе поселиться в одной комнате, потому что я боюсь, как бы ты не зачернил того, что я бе­лю». Какая сажа, какая пыль, какая тьма — эта забота и попече­ние мира! Как она ослепляет, как помрачает очи рассудка и не дает ясно видеть Бога! Как невозможно угольщику и красиль­щику поселиться вместе в одной мастерской, так мирская забо­та и помышление о Боге не могут находиться в одной душе од­новременно. «В обуреваемом и ведущем борьбу уме не водворя­ется ни мысль о хорошем, ни благодать Божия», — говорит Ки­рилл Великий. Вот в чем состоит первая причина, по которой никто не может служить двум господам, именно: Богу и миру.

Вторая причина состоит в том, что закон Божий совершенно противоположен закону мира. Прежде всего, что повелевает за­кон Божий? Чтобы мы любили нашего ближнего, как самого себя; более того, чтобы любили самого врага и благотворили тому, кто нам сделал зло. А закон мира понуждает нас не толь­ко не любить даже друзей, не только братьям ненавидеть друг друга, родителям воевать с детьми и детям с родителями; но и сверх всего этого, даже к благодетелям всегда быть неблаго­дарными. Бог повелевает нам быть милосердыми к нищим, помогать и оказывать им милость; а мир повелевает быть ску­пыми и обогащаться на чужой счет, так сказать, сосать кровь бедных. Бог требует от нас правды, а для мира нет ничего столь ненавистного, как правда. Поэтому поистине с божественной мудростью сказал Христос: «Дух истины, Егоже мир не может прияти, яко не видит Его, ниже знает Его» (Ин. 14,17), — так как мир хочет козней, лести и лжи. Бог хочет, чтобы соблюдалась справедливость, укрощалось зло, чтобы чтилась добродетель, прославлялся порядок, чтобы каждый получал по достоинству и владел по силе. Мир хочет, чтобы царила несправедливость, чтобы порок восседал на престоле, а добродетель лежала в гноище, чтобы преобладало себялюбие, всем управляли беспо­рядок и разрушение. Короче говоря, Бог хочет смиренномуд­рия, скромности, кротости и терпения; а мир — совершенно об­ратного: гордости, распущенности, вражды и соблазнов. По­этому Закон Божий есть тот узкий путь добродетели, который приводит к Царству Небесному; а закон мира есть тот широкий путь греха, который приводит к вечному мучению.

И кто же может соблюдать два, столь различных закона и служить двум, столь враждебным господам? Никто — «никтоже может двема господинома работати». Нет среднего пути, невоз­можно удовлетворить обоих, а только того или другого — «любо единого возлюбит, а другого возненавидит; или единого держится, о друзем же нерадети начнет». Величайший мудрец, величайший святой не может найти способ одновременно удовлетворить обоих. Славный Арсений известен, как великий мудрец среди людей земли и великий святой муж Церкви; слух о его доброде­тели побудил Феодосия Великого пригласить его ко дворцу быть учителем двух его сыновей — Аркадия и Гонория. Арсений пришел; и вот этот достойный удивления муж был поставлен в необходимость служить двум господам, двум царям, земному и небесному, — Феодосию и Богу. А разве он смог? Раз ночью во сне он слышит с неба голос: «Арсений, беги и спасайся!» Голос как бы говорил ему: «Арсений, ты не можешь быть по­движником во дворце, среди такой мирской славы, не можешь заботиться о спасении своей души. Ты хочешь спастись? Беги и спасайся!» И Арсений поспешил, убежал из царского двор­ца, удалился в один монастырь, где и проводил самую свя­тую жизнь. Так, христиане, заботы и развлечения мира сильно удаляют нас от Бога; они похожи на очень длинные одежды, которые мешают нам в пути; это тяжести, которые привязыва­ют нас к земле; «сильно преданные житейским попечениям, -говорит Василий Великий, — похожи на мясистых птиц, кото­рые хоть и имеют крылья, однако же как овцы бродят по зем­ле». А мы что теперь делаем? Какому господину из двух желаем служить? Миру или Богу? Позвольте мне сказать это в двух сло­вах: если нас не ожидает когда-нибудь смерть, если мы будем жить в миру вечно, то пусть будет так — будем ему служить, что­бы нарадоваться им; но если мы смертны, если мы одна горсть земли, не сегодня завтра умрем и истлеем, если и самый мир этот временный, — «преходит бо образ мира сего» (1Кор. 7, 31), — говорит Павел; если здесь мы только странники и наше отече­ство на небесах — «не имамы… зде пребывающаго града» (Евр. 13, 14), но «наше… житие на небесех есть» (Флп.3, 20); если мы имеем господином и Отцом одного Бога, если в святом креще­нии мы обещали Ему быть верными рабами, то послужим Богу всем помышлением нашим, всей нашей душой и всей крепо­стью нашей. Мир лживый и суетный! Пусть тебе служит и ра­дуется тобой тот, кто не надеется наследовать рай и не верует в Христа распятого. А мы веруем в Него и Ему служим, чтобы воцариться с Ним, с Ним, Который говорит: «Ищите… прежде Царствия Божия… и сия вся приложатся вам» (Мф. 6, 33). Ему слава во веки. Аминь.

Слово на Евангелие от Матфея. О чем должно молить Бога 

«И сказал Иисус сотнику: иди, и, как ты веровал, да будет тебе. И выздоровел слуга его в тот час» (Мф.8:13).

Какой-то сотник, рожденный в язычестве и воспитанный в заблуждении, без всякого света богопознания, решитель­но без знания о Божестве Христа, просит от Христа особенной милости и тотчас получает ее. Один дорогой для него раб был разбит параличом, ужасно страдал и был в опасности с часу на час умереть; и тот сотник, как только Иисус вошел в Капер­наум, подходит к Нему, молит Его поистине с глубоким сми­ренномудрием и горячей верой. Господь мой, говорит он, я недостоин того, чтобы Ты вошел в бедный мой дом, но Ты только словом повели, и, я верю, мой раб тотчас выздоровеет, — «Господи, несмь достоин, да под кров мой внидеши; но токмо рцы слово, и изцелеет отрок мой» (Мф.8, 8). Иди, ответил ему Иисус, и по вере твоей пусть исполнится твое желание — «иди, и якоже веровал еси, буди тебе» (Мф.8, 13). И что же случилось? Тот больной раб тотчас выздоровел — «и изцеле отрок его в той час» (Там же). Итак, слушатели мои, какой-то сотник, повторяю, человек совершенно чуждый, обращается к Христу с молитвой и тотчас достигает желаемого; а мы, христиане, не «странни и пришелцы», как говорит Павел, но «сожителе святым и приснии Богу» (Еф.2,19), братья Христа, рожденные и воспитанные в Его Церкви, просвещенные Его верой, мы молим Его о той или другой милости и или получаем ее поздно, с большим трудом, или вовсе не получаем. Что же это значит? Он наш Отец — и не внимает нам? Он сказал, чтобы мы просили, — и не подает нам? Обещал нам — и не исполняет? О, это должно быть, наша вина! Мы не знаем, чего просим, и поэтому не получаем. Это непре­менно так. И вот сегодня приходит великий Иоанн Златоуст научить нас, чего мы должны просить у Бога, если хотим быть услышанными.

Нет никакого сомнения, что высочайший Промысел Божий всегда бодрствует неусыпным оком над людскими нуждами. Он, говорят богословы, хоть и есть одно из самых простых действий Божиих, как и прочие, однако по своим действиям, которые он производит на нас, есть как бы соединение трех божеских свойств: премудрости, силы и благости Божией. Он есть премудрость, потому что ясно знает, какие нужды у каждо­го. Есть сила, потому что может совершеннейшим образом помочь этой нужде. Есть благость, потому что поистине хочет помочь. Поэтому Бог действует, как провидящий, как податель всего и всемудрый, Который именно знает, что нужно Его тва­рям. «Весть бо Отец ваш, ихже требуете» (Мф.6, 8). Как всемо­гущий, Который может совершить все, в чем есть нужда, ибо «велий Господь наш, и велия крепость Его» (Пс.146, 5). И как всеблагий, Который хочет и стремится подать помощь по нужде, ибо «щедр и милостив Господь, долготерпелив и многомилостив» (Пс.102,8).

От всемудрого, всемогущего и всеблагого Бога чего мы должны просить, чтобы получить это? Божественный Златоуст отвечает нам: «Что и нам, просящим, полезно, и для Подающе­го Бога приличествует». Поэтому святой Дамаскин и говорит: «Молитва есть испрошение у Бога того, чего просить подоба­ет». Но мы, во-первых, не знаем, какие вещи полезны нам; это говорит и Павел: «О чесом бо помолимся, якоже подобает, не вемы» (Рим.8, 26). Это он говорит, по объяснению того же Злато­уста, «научая нас не считать вообще полезным то, что таким ка­жется людям по их рассуждению». Поэтому в первенствующей Церкви Бог посылал одному из христиан особенный дар мо­литвы, о котором пишет тот же Павел: «Сам Дух ходатайствует о нас воздыхании неизглаголанными» (Там же). Это объясняет сам златословесный учитель именно так же, как я сказал: «Так как мы, не зная очень многого, для нас полезного, просим неполез­ного, то снисходила благодать молитвы на одного из тогдашних христиан, и он за всех молился о полезном вообще для всей Церкви; и теперь образом его служит дьякон, возносящий мо­литвы о народе».

Мы много предметов считаем полезными, а они на самом деле вредны; и когда мы просим их у Бога, Он совершенно не слушает нас, а если и услышит нас, мы гораздо больше терпим вреда, чем получаем пользы; мы поэтому похожи на тех боль­ных, у которых извращен вкус и которые хотят блюд, приятных только на вкус, но для здоровья вредных и смертоносных.

Мы не знаем, действительно ли полезно нам то, чего мы просим от Бога; действительно ли полезно все то, что так ка­жется человеческому мышлению. «О чесом бо помолимся, якоже подобает, не вемы».

Древние рассказывали одну притчу. Какой-то царь, в выс­шей степени сребролюбивый, умолял Бога оказать ему ми­лость, чтобы все предметы, каких он коснется, тотчас превра­щались в золото. Бог сказал ему в ответ, что то, чего он просит, вредно, и если получит, то раскается. Но тот продолжал умо­лять еще пламеннее. Наконец он получил эту милость. И что же с ним случилось? Все, к чему бы он ни прикоснулся, тот же час превращалось в золото: прикасался ли к камню, к дереву, они превращались в его руках в золото. Вначале этот жадный царь радовался такому чудесному превращению; но когда он прикасался к одежде, чтобы надеть на себя, и она на нем пре­вращалась в золото, когда прикасался к пище, к питью, и все это превращалось в золото во рту его, тогда он понял, как вред­но было то, чего он просил. Короче говоря, не будучи в со­стоянии ни есть, ни пить, изнуряемый постепенно, он плохо окончил свою жизнь. Он сам думал, что с испрошенной мило­стью будет самым счастливым, и оказался самым несчастным человеком в мире. Множество золота сделало его жалким: желая много есть, он умер от голода. Да, когда он просил этой милости, не знал, чего просил; стало быть, он не знал своей пользы.

Так, христиане. «Просите», говорит Бог, «и дастся вам; ищи­те, и обрящете; толцыте, и отверзется вам… Кто есть от вас человек, егожедще вопросит сын его хлеба, еда камень подаст ему? Или аще рыбы просит, еда змию подаст ему? Аще убо вы, лукави суще, умеете даяния блага даяти чадом вашим, кольми паче Отец ваш Небесный даст блага просящим у Него» (Мф.7,7, 9-11). Зло в том, что мы просим у Него не хлеба, а камня, не рыбы, а змеи, т. е. вещей не полезных, а вредных. Чего мы, люди, вообще просим у Бога? Мы просим славы, чести; не до­вольствуясь тем положением, в какое нас поставил Бог, мы же­лаем другого, но находим там волнение, несчастье, разорение. Мы, как оный притчевый царь, желаем золота всей земли, бо­гатства всего мира, но это богатство причиняет нам сугубую смерть, так как разрушает нашу жизнь трудами, заботами и рассеянностью и вводит нашу душу в грехи ростовщичеством, обидами и грабительством. Значит, повторяю, мы не знаем, действительно ли полезно для нас то, чего мы просим от Бога. «О чесом бо помолимся, якоже подобает, не вемы».

О, христианин! Желаешь ты просить от Бога того, «что тебе, просящему, полезно», т. е. предметов действительно полезных? Проси того, чего просили те древние христиане с истинным «духом молитвы», который по выражению Павла, «ходатайст­вует воздыхании неизглаголанными;» именно: проси общего блага для всех христиан — мира и утверждения Церкви. Проси отпу­щения твоих грехов и прощения твоих врагов. Проси христиан­ской кончины жизни твоей и совершенного покаяния. Проси доброго ответа и чистой совести в день второго Христова при­шествия. Вот это выгодно и полезно, так как оно духовно. А ес­ли ты хочешь и чего-либо из мирского, «открый ко Господу путь твой и уповай на Него, и Той сотворит» (Пс.36, 5). О, богодухновенные слова Святого Духа! «Открый ко Господу путь твой» — яви Богу свою цель. Он, как всемудрый, просветит тебя и наставит тебя; уповай на Него, возложи надежду твою на Бога, и Он, как всеблагий, помилует тебя; «Той сотворит» — Он, как всемогущий, Сам это выполнит. Освободилась ли какая-нибудь должность духовная или мирская? Предлагает ли судьба какое-либо вы­дающееся достоинство, выгодную службу, славную честь? Не смущайся вдруг, не ставь своих друзей в затруднительное поло­жение, не обращайся к посредничеству, не бегай к дверям начальников, ко двору вельмож, не смешивай землю с небом (не сбивайся с толку, не перепутай все). «Открый ко Господу путь твой». Подыми очи и сердце твое к Богу, испроси совета этой божественной Премудрости и скажи: «Боже мой, как Тебе яв­ляется, полезно ли это мне?» И если Бог, Который есть Отец всех и главным образом верных, признает, что это полезно, ты успокойся и надейся на него. Пусть не утруждаются друзья, пусть противодействуют враги, «Той сотворит:» Он Сам испол­нит желаемое, Сам устранит препятствия, Сам проведет тебя в безопасности куда стремишься. Он охранит тебя от людской за­висти, от перемен счастья; Он утвердит тебя, как гору Сион. Имей только свою волю подчиненной воле Господа и всегда обращайся к Нему с молитвой: не как я хочу, «но якоже Ты; да будет воля Твоя» (Мф.26, 39; Мф.6, 10); в немногих словах «открый ко Господу путь твой и уповай не него, и Той сотворит». Если мы так просим, то получим. Вот что говорит Златоуст, ко­торому принадлежит поучение, что если мы так просим, то тот же час получаем желаемое, так как мы молим о том, «что нам, просящим, полезно»; с другой стороны, мы получаем желае­мое, когда молим о том, что дать подобает Богу, Которого мы молим.

Для того чтобы наше моление было благоприятно, испраши­ваемая милость должна быть соразмерна не столько с заслуга­ми просящего, сколько с достоинством Дающего. Всякое тело, чем оно громаднее, тем большую бросает тень, и чем больше кто-нибудь по достоинству, тем большие он должен раздавать милости. Это — закон богатой дарами свободы, указанной муд­рецами. Как бедного человека обижает тот, кто просит у него больших вещей, так богатого царя оскорбляет тот, кто просит у него малости. «Должно, чтобы просьба соответствовала тому мужу, к кому она обращена, — говорит Григорий Богослов в по­слании в Кесарию, — одинаково неуместно у малого просить большого и у великого просить малого; первое невыполнимо, второе мелочно». Один из друзей Александра Великого по име­ни Перилл попросил у него десять талантов, чтобы сделать приданое своим двум дочерям; Александр дал ему пятьдесят. Перилл на это сказал: «Достаточно только десяти». «Да, — отве­тил Александр, — тебе получить десять достаточно, но недоста­точно мне дать». Другой солдат также попросил у него ради милости немного денег, и тот подарил ему целый город. Пора­женный таким великим подарком, этот бедняк сказал: «Но это много для простого солдата!» «Зато для Александра, — ответил этот щедрый царь, — это немного».

Что я хочу сказать этим, христиане? Кто хочет просить како­го-нибудь дара у Александра Великого, пусть просит чего-ли­бо достойного Александра Великого, иначе он оскорбляет эту высокую душу. Кто хочет просить какой-либо милости от Бога, великого Царя неба и земли, пусть просит того, что достойно Бога. Если вы просите у Бога жизни, здоровья, богатства, счас­тья, славы, чести — предметов временных, земных, ваше про­шение мелочно, ибо вы «не веста, чесо просита» (Мф.20, 22; Мк.10, 38); это — вещи, которые в сравнении с Богом не стоят ни­чего. Чему ясное доказательство в том, что, как ничтожные ве­щи, Бог дарит их и грешным, преступающим Его заповеди, и нечестивым, поносящим имя Его. Просите великих вещей, до­стойных Бога, «дать которые достойно Умоляемому». Просите, во-первых, Царства Его, а все прочее Бог даст вам, как при­ложение, если признает, что оно вам полезно. «Ищите прежде Царствия Божия, и сия вся приложатся вам» (Лк. 12, 31).

Но, скажешь мне, если я такой грешник и попрошу Царства Божия, разве получу его? Да, если будешь просить с теплой лю­бовью, с живой верой, ты уже его имеешь. Не христианин ли ты? Значит, Царство Божие есть твое наследие. Чтобы приобре­сти для тебя царство, Сын Божий сошел с неба на землю, вочеловечился, пострадал, был распят, умер, вознесся. Он отверз тебе путь к раю, оставил таинства Церкви, чтобы через них ты приобрел это неоценимое сокровище. Ты грешен, но и Христос пришел спасти грешников; но если ты и грешник, что мешает тебе в одно мгновение стать праведником? Ты раскаялся, испо­ведался, исправился и — тотчас оправдался; Царство Божие принадлежит тебе. Царства Божия просили блудники, прелю­бодеи, разбойники и получили, а ты не решаешься?

Брат, нет ничего легче, как получить Царство Божие; но знай, что к этому нет другого пути, кроме пути покаяния. Что ты говоришь? Что делаешь? Думаешь покаяться когда-нибудь? Но тогда к чему же и думать о покаянии? Обожди немного, беспечный и нераскаянный, обожди, и тебя спасет та любовь, которая доселе погубила для тебя все и самую жизнь; обожди, и тебя спасет то богатство, которое ты нажил грабежом, увели­чил ростовщичеством и которое оставишь в чужих руках по смерти; обожди, и тебя спасет твоя торговля, ремесло, честь, брат твой, друг… Подожди, подожди, и когда придет внезапная смерть и застанет тебя в прежнем грехе, тогда надейся полу­чить Царство Божие! Неразумный! «Царствие Божие нудится», говорит Христос (Мф.11,12); а это значит, что если ты хочешь его, то употреби усилия — усилия во времени, чтобы покаяться поскорее, усилия против дурных привычек, чтобы порвать узы грехов твоих; если употребишь усилия, ты восхитил, а если будешь ждать, то потерял…

Слово на Евангелие от Луки. О корыстолюбии

«У одного богатого человека был хороший урожай в поле; и он рассуждал сам с собою: что мне делать?» (Лк.12:16-17).

Раньше богатый, а теперь еще богаче, этот человек однако еще задумывается? Его нива дала тысячекратный урожай разнообразных плодов, и сердце его еще беспокоится? Увели­чились чрезмерно его хлебные запасы, беспредельно умножи­лось его добро, и так же увеличились и осложнились его забо­ты? Он стал чрезвычайно богатым и все еще тревожится, как нищий? «Что сотворю..?» Если он не успокоится теперь, когда Бог ниспослал на него, как обильный дождь, свое божествен­ное благословение, то когда же, когда наконец оставит его му­чительная жажда богатства? Никогда. Больной водянкой пьет, но не напивается; обилие воды не утоляет, а еще более возбуж­дает его жажду; таков же корыстолюбивый человек нынешней притчи: чем больше он заботится, чем больше собирает, тем сильнее желает. Какая нехорошая эта страсть — корыстолюбие! Страсть, которая широко господствует в этом мире, властвует, которая подавляет собой все, расшатывает всякий закон, кото­рая не стыдится людей, не боится Бога. Нет такой совести, нет дружбы, родства, нет справедливости, страха, стыда, которые могли бы сдержать грабительские руки корыстолюбия, руки, простирающиеся одинаково на богатых и бедных, равно расхи­щающие и дома, и церкви. Брату не больно снять последнюю одежду с брата, сын не боится сделать отца нищим, и корысть не жалеет сиротских слез. «Что сотворю..?»- говорит корысто­любие, которое не спит ни днем ни ночью, чтобы приобрести то, чего не имеет, умножить то, что имеет, горюет о том, чего у него нет, и недовольно тем, что у него есть. Оно просиживает ночи над расчетами, проводит целые дни в торговле, неутоми­мо переходит высокие горы, бесстрашно переплывает беспре­дельные моря, преследует прибыль в самых отдаленных краях земли. Оно все видит проницательным оком, все обсуждает с утонченной тщательностью; одного только оно не видит и не обсуждает, именно: смерти. Корыстолюбец воображает вечную жизнь на земле и потому страстно жаждет несчетных богатств. Это величайшее заблуждение, когда человек желает чрезмерно разбогатеть в надежде вечно жить на земле. Но это заблуждение Господь хочет рассеять сегодняшней притчей, в которой Он раскрывает три вещи: во-первых, неустанную заботу корысто­любца, «что сотворю, яко не имам, где собрати плодов моих?» (Лк. 12, 17); во-вторых, бессмысленные и суетные надежды «многа блага, лежаща на лета многа» (Лк. 12,19); и в-третьих, внезап­ный и несчастный конец жизни, ведь «в сию нощь душу твою истяжут от тебе; а яже уготовал еси, кому будет?» (Лк. 12, 20). Вот об этих трех предметах я и буду ныне проповедовать. 

1. Корыстолюбцу свойственно желать большего. Поэтому он всегда боится лишиться того, что имеет, и даже никогда не до­волен тем, что имеет. «Быть корыстолюбцем, — говорит Злато­уст, -значит желать большего, чем следует». Другими словами, корыстолюбец тот, кто имеет больше того, что ему подобает, что для него достаточно, что ему нужно. Поэтому «корысто­любца, — говорит Василий Великий, -не радует приобретен­ное, а печалит недостающее». Посмотрите на истинное изо­бражение корыстолюбия в лице маловерного и неблагодарного еврейского народа. Там, в пустыне, едва прошло два месяца с тех пор, как Бог при столь великих чудесах освободил их от тягчайшего рабства фараону, они поставили свои кущи между Селимом и Синаем, на месте совершенно безводном и опален­ном, где не было самого необходимого для их пропитания. Так что же из этого? Ведь они собственными глазами видели всемо­гущую и действенную десницу Божию, которая охраняла их: днем, чтобы не жгло их солнце, Бог покрывал их облаком, но­чью же, чтобы они видели куда идут, Он указывал им путь огненным столпом. Стало быть, они должны были иметь веру и надежду на отеческое промышление Бога в уверенности, что Он не даст им умереть от голода, а пошлет им необходимое пропитание. Но нет, это первый грех корыстолюбца — не ве­рить и не надеяться на Промысел Божий, которого совершен­но не признает маловерный и неблагодарный еврейский народ. Поэтому он тотчас же стал негодовать на Моисея и Аарона и роптать на Своего Спасителя и Благодетеля Бога, и вздыхать о яствах, которые они ели в Египте. Зачем вы привели нас, гово­рили они, сюда, в пустыню, чтобы мы умерли от голода? И вот едва только евреи пожелали пищи, Бог готов им дать чудную пищу: одождить с небес манну, которая не оставляла их никог­да в течение сорока лет, пока они странствовали в пустыне. Каждое утро вместе с росой падало что-то, цветом белое, круг­лое на вид, сладкое на вкус, в беспредельном количестве. Эта манна, как говорит книга Премудрости Соломоновой (см.: 16, 20), имела вкус всякого рода пищи, какую только мог пожелать человек. Мужи, жены и дети выходили из стана и собирали ее, и каждый брал столько, сколько хотел есть, чтобы насытиться совершенно. Какая богатая милость Божия! Какое великое счастье для народа еврейского! Без труда, без сеяния и жатвы, каждый день неизменно находить насущный свой хлеб! И хлеб не земной, а небесный и ангельский, как о нем сказал про­рок, — «хлеб ангельский яде человек» (Пс. 77, 25). Только два усло­вия Господь повелел им соблюдать. Первое, чтобы они собира­ли столько манны, сколько нужно, чтобы хватило им с утра до вечера, т. е. для каждого в размере, достаточном для него и для его семьи, так, чтобы у них не было недостатка, но не было и излишка; чтобы каждый ел и насытился в тот день, но ничего не сохранял на завтра. И какая была нужда брать излишек или сохранять на завтра, если Бог неукоснительно каждый день да­вал им достаточное, так что они никогда не испытывали нуж­ды? «Соберите от него кийждо… поглавно по числу душ ваших… никтоже да оставит на утрие от него» (Исх.16, 16-19). Второе, чтобы в шестой день, перед субботой, который мы теперь назы­ваем пятницей, собирали в двойном количестве, дабы имели и для субботы; а в этот день, честнейший праздник упокоения, весь народ должен был соблюдать покой, отдыхать в благого­вении и молитве; поэтому в день субботы Бог не посылал манны, — «шесть дний собирайте, в седмый же день суббота; яко не будет в нем» (Исх. 16, 26). Так повелел Бог. Но что же сделали евреи? Разве каждый из них не имел ежедневно столько манны, сколько ему было нужно? Да; но некоторые не были довольны тем, что Бог давал им; они хотели больше, чтобы сохранить и на завтра, боясь, как бы не остаться без манны, которая щедро па­дала дождем каждый день в таком количестве, что покрывала лицо земли. А в том и состоит корыстолюбие, чтобы желать больше того, что достаточно и необходимо: «Корыстолюбие же­лает большего, чем следует». Они собрали излишек, сохранили его до завтра, но наутро нашли, что он испортился и стал добы­чей червей, — «оставиша нецыи от него на утрие, и воскипе червми и возсмердеся» (Исх. 16, 20). Другие в день субботний, когда они должны были соблюдать покой, — тем более что заранее уже собрали манны и на этот день, — не уважая честного празд­ника, выходили из стана в поле собирать манну; это великое ко­рыстолюбие — не быть довольным тем, что есть, и заботиться о том, чего нет. «Корыстолюбца не радует приобретенное, а пе­чалит недостающее». Они выходили на сбор манны, но не нахо­дили ее и возвращались с пустыми руками, — «бысть же в седмый день, изыдоша нецыи отлюдий собирати, и не обретоша» (Исх. 16, 27). Так и следует корыстолюбцам! Пусть будет съедено червя­ми, пусть испортится их излишек, когда они уже имеют доста­точное и необходимое, даруемое Богом; пусть трудятся попусту, пусть ничего не находят, если не довольствуются тем, что име­ют, и думают о том, чего у них еще нет! О, гнусная, отвратитель­ная жадность, о, ненасытность и корыстолюбие иудеев!

Но к чему я порицаю корыстолюбие в иудеях, когда вижу ту же страсть в христианах, да, может быть, еще и в большей силе? Среди христиан главным образом, со слезами говорит боже­ственный Златоуст, «корыстолюбие властвует, и грабители рас­страивают жизнь». Да, корыстолюбие царит в судилищах, где дары закрывают глаза судье и он не обращает внимания на справедливость; корыстолюбие гуляет по торжищу, где купец поистине расчленяет комара с таким анатомическим искусст­вом, которого не знают даже самые опытные врачи, для того, чтобы из малого сделать великое, из немногого — многое, из единицы — сотню. Корыстолюбие живет в мастерских, где лжи­вый продавец ремесленник с помощью неправильных весов, фальшивых мер, ложных клятв с жадностью бросается на по­стыдную прибыль. Корыстолюбие руководит языком ораторов, движет тростью писцов, где философ, по выражению Синесия, торгует речами, «как кондитеры — сластями». Корыстолюбие входит и внутрь храма Божия и делает Иерусалим как овощным хранилищем; дом молитвы превращает в дом торговли; торгует благодатью таинств и, как говорит Павел, благочестие считает промыслом. «Корыстолюбие властвует, и грабители расстраи­вают жизнь».

Если отеческий Промысел Божий имел такое попечение о еврейском народе, то гораздо большее он имеет о народе хри­стианском. Все благодеяния, какие только Бог оказал им, суть тени высших благодеяний, которые Он оказал нам; как не­бесная манна никогда не переставала питать евреев в пустыне, так у нас никогда не отнимается милость божественного промышления, и если мы не видим ее так, чтобы убедиться в ней с очевидностью, то причина этого — наша неблагодарность: подобно тому, как дождь совершенно не виден, когда падает на песок, так и богатая Божественная милость совершенно не видна, когда даруется неблагодарной душе. Мы нагими исходим от чрева матери, но податель всяческих благ Бог, оде­вающий и питающий от малого до великого, птиц небесных и животных земных, благоволит питать и одевать и нас, чад Своих, «ибо, — говорит Василий Великий, — у Бога ничего не оставлено без предусмотрена и попечения». Он знает, ч нужно нам и дает это безошибочно. Поэтому Он Сам внушает нам в святом Евангелии не иметь никакой заботы и попечения, а, довольствуясь тем, что имеем сегодня, не думать о завтрашнем. Какая блаженная жизнь! Без всяких забот, которые отравляют наши дни, надеяться только на Божественный Промысл, неизменно подающий всем достаточное! Но корыстолюбие не оставляет нас, побуждает делать то же, что сделали евреи в пустыне, именно: собирать сверх достаточного излишнее с помощью чрезвычайных усилий, постыдных замыслов и, как бывает очень часто, посредством грабительства и несправедливости, — заставляет нас нарушать праздники, освящать которые повелевает нам божественная заповедь; пропускать священные службы, которыми должно прославлять божественного Благодетеля, — выходить из Церкви, где именно мы и должны находимся, внимая страшному таинству и слову Божию. И в своем желании стать большими, чем каковы мы на самом деле, мы никогда не остаемся довольны тем, что нам дал, ни тем, какими нас создал Бог. Это наш праотеческий грех, который мы наследовали от нашего отца. Чем был Адам? Ничем до создания. А затем? Землей. Из земли он стал человеком, затем из человека был посвящен в царя всех подлунных тварей. «Вся», говорит Богу пророк, «покорил еси под нозе его» (Пс.8,7). Чего больше мог желать Адам? Но разве он этим удовольствовался? Нет; тот Адам, который из ничего стал сначала землей, из земли — человеком, помыслил стать наконец и богом. «Будете яко бози» (Быт.3,5), сказал ему змий, и он поверил этому. О, безмерное корыстолюбие, начало и корень всех зол, за которое он справедливо потерял высшее блаженство земного рая! Человече, сыне Адамов! Из ничего Бог сотворил тебя человеком, богатым властителем; так будь же доволен тем, что тебе дал, каким тебя создал Бог! Но корыстолюбие не оставляет тебя — ты все хочешь большего. Так послушай. Как тот излишек манны, который евреи собирали сверх достаточного, портился и делался добычей червей, так и те излишние вещи, которые ты собираешь как сокровище, есть мерзость перед Богом, тлеют и разрушаются тысячью способов. И как в день субботы Бог не одождил ман­ны, так и в день праздника Он не дает прибыли. Поэтому ты на­прасно трудишься и строишь планы — этим только губишь свою жизнь и вводишь душу в грехи. Послушайте, все корысто­любцы, что говорит вам Дух Святой устами пророка Исайи: «По­став паучшный» ткете «и постав» ваш «не будет на ризу… дела бо» ва­ши… «дела беззакония» (59, 5-6). Нет животного, которое работа­ло бы так усердно и искусно, как паук; он губит себя, выделы­вая это нежное полотно, так как эта тонкая ткань выходит из его внутренностей; но ведь это полотно бесполезно, такой труд и искусство паука напрасны. Подобным же образом нет челове­ка, который работал бы больше, чем корыстолюбец. Какой труд! Сколько путешествий, сухопутных и морских! Сколько забот о прибыли! Какая тщательность в замыслах и какая точ­ность в расчетах! Он сохнет, истощается от забот и попечений и делает дело, но это — паутина, «постав паучшный». И как из тка­ни паука нельзя сделать одежды, так и из дела корыстолюбца не может выйти никакой пользы. «Постав» ваш «не будет на ризу». Почему же? А потому, что оно противозаконно и мерзко перед Богом. «Дела бо» ваши «дела беззакония». Таким образом, сущест­венное свойство корыстолюбия в том, чтобы желать более того, что достаточно и необходимо. «Корыстолюбие состоит в том, чтобы желать более того, что следует; корыстолюбца не радует приобретенное, но печалит недостающее».

Какая несчастная, мучительная жизнь! Какая бессмыслен­ная и суетная надежда! «Человеку некоему богату», говорит сего­дняшняя притча, «угобзися нива;» безмерно умножился на полях урожай, в виноградниках и масличных садах — плоды, в заго­нах — скот, так что ни амбары не вмещали обилия пшеницы, ни кладовые — всего вина и масла, ни овчарни — множества овец и волов. «И мысляше в себе, глаголя: что сотворю, яко не имам, где собрати плодов моих?» (Лк. 12, 17) Он размышлял сам с собой, говоря: что мне делать? Мне некуда собрать плодов моих, кото­рые так умножились. «Что сотворю..?» Корыстолюбец, я тебе скажу, что делать: наполни прежние твои амбары, оставь в них необходимое и достаточное для тебя, удовлетвори все твои потребности, а то, что останется, раздели между бедными и нищими. «Что сотворю.. ?» Человек, то, что ты приобрел, есть не плоды твоих трудов, а дарования благодеющей десницы Вышнего; поэтому подражай милости благодетеля Бога. Бог явился так милостив к тебе, явись и ты милостивым к ближне­му. «Что сотворю..?» — говоришь ты, богач, думая о том, куда сло­жить столько добра. «Что сотворю..?» — говорит и бедняк, думая о том, как прокормить своих несчастных детей. Тебя теснит из­лишек, его теснит нужда. Так окажи хотя бы эту справедливость в управлении хозяйством: из многого, что у тебя остается, уто­ли нужду этого бедняка в том, чего ему недостает. Нет, ты жела­ешь необходимого, желаешь и излишнего; один хочешь всего и, чтобы сберечь это, разорю, говоришь ты, «житницы моя и болшыя созижду» (Лк. 12,18), — разрушу прежние, малые житницы и по­строю другие, большие. Безумный, а если опять умножатся плоды твои, ты опять будешь разрушать и опять строить? Но что за нужда строить временные житницы здесь, на земле, если имеешь нетленные сокровищницы на небесах — руки бедных? В них сберегай свои плоды, и будешь иметь их вечно. Нет, «собе­ру ту вся жита моя и благая моя» (Там же). Я не хочу раздавать другим то, что Бог дал лично мне. Тогда я скажу душе моей: «Ду­ше, имаши многа блага, лежаща на лета многа; почивай, яждь, пий, веселися» (Лк. 12,19) — душа, в яствах и питии успокойся те­перь от трудов, утоли свое желание, ты имеешь много добра на многие лета.

Теперь я понимаю, вот безрассудная и суетная надежда ко­рыстолюбца, он надеется жить долго потому, что скопил мно­го; он думает, что умножились и дни его оттого, что возросло его имущество; он воображает, что стал уже бессмертен отто­го, что стал богат, — «аз же рех во обилии моем: не подвижуся во век» (Пс.29,7). Эта надежда в первые дни мира ввела в заблуж­дение первого корыстолюбца, великого и богатого властителя всех земных тварей, праотца Адама. Бог завещал Адаму и Еве не вкушать от древа познания, иначе, сказал Он, в тот день, когда вкусите, «смертию умрете» (Быт. 2, 17); а дьявол, который побудил их преступить заповедь Божию и вкусить, сказал им, что они не умрут, — «не смертию умрете» (Быт. 3, 4); Адам пове­рил дьяволу и не поверил Богу, и дал себя обмануть. Тот же са­мый дьявол и теперь шепчет на ухо властителям, богатым и алчным и говорит им, что они не умрут «(не смертию умрете)», этим он будит в них надежду на долголетнюю жизнь и застав­ляет их говорить: «Душе, имаши многа блага, лежаща на лета многа; не подвижуся во век».

Но что за голос я слышу, как гром небесный? Это — глас Божий: «Безумие, в сию нощь душу твою истяжут от тебе» (Лк. 12, 20)! Богатый владетель, ты стоишь и размышляешь над бесчисленным своим добром, что с ним делать; ты мечтаешь о многих годах жизни и совершенно не помнишь о смерти! Безумный, глупый и бессмысленный! Не в этом году, не в этом месяце, не в эту неделю, а вот в эту самую ночь, «в сию нощь ду­шу твою истяжут от тебе». Ты умрешь через несколько часов. Христиане, ведь это возможно. Так какие же это надежды питал нынешний богач? Надежды глупые и суетные. Значит, он не знал, о чем говорил, когда мечтал о многом имуществе и долгих годах? Конечно. Разве богатые не умирают так же, как умирают бедные? Кто сомневается в этом? Царь Навуходоносор увидел во сне большое и высокое изваяние, у которого была золотая голова, серебряная грудь, медное чрево, железные бедра, а но­ги частью железные, частью глиняные. Но не здесь заключает­ся таинство, которое я исследую. Он увидел еще, что с горы со­рвался камень, отсеченный невидимой рукой, который пора­зил это изваяние, ниспроверг его на землю и сокрушил, так что оно стало пылью, которую рассеял ветер, и самое место, на ко­тором стояло то изваяние, трудно было узнать, — «видел еси дондеже отторжеся камень от горы без рук, и удари тело… тогда сотрошася вкупе скудель, железо, медь, сребро и злато и бысть яко прах от гумна летня; и взят я премногий ветр, и место не обретеся им» (Дан. 2, 34-35). Вот это и приводит меня в недоуме­ние. Что ноги, которые были глиняные, сокрушены в прах, в том нет ничего удивительного. Но разбитая золотая голова не должна ли была превратиться в золотой песок, серебряная грудь — в серебряный песок, медное чрево — в медный песок, железные бедра — в железный песок? Так бы должно быть. Но в действительности и золото, и серебро, и медь, и железо — все одинаково стало пылью, как и глина. Да, вот это же делает и смерть. Она всех уравнивает, все одинаково становятся пылью, перстью, землей, пеплом: столько же глиняные ноги, т. е. бед­ные и нищие; столько же железные бедра, т. е. безродные и уни­женные, которых в мире не ставят ни во что; сколько и чрево медное, т. е. сильная юность и мужество, сколько и серебряная грудь, т. е. богатые, у которых много денег; сколько, наконец, и золотая голова, т. е. великие вельможи, знатные и гордые, кото­рым воздается вся честь и слава мира. Все — персть, все равны: и бедные, и богатые — «вкупе богат и убог» (Пс.48, 3). Конечно, глуп и действительно безумен этот богач, который, имея много, надеялся жить долго, тогда как богатый может умереть так же, как и бедный. «Душе, имаши многа блага, лежаща на лета многа». Несчастный, ты мечтаешь о долгих годах? Но ты не можешь быть уверен, что проживешь и один день. Разве для тебя не су­ществует болезней, нет убийств, нет удушений, нет внезапной смерти и тысячи родов этой смерти? Но здесь мне представля­ется иное. Ты видел то великое и высокое изваяние? Что сокру­шило его? Один камень. А видал ли ты руку, бросившую его? Нет, ибо «отторжеся камень… без рук». Так незримо посылается удар от руки, которой не видишь (и ты не знаешь, гнев ли это Божий, коварство ли человеческое или превратность судьбы), и удар этот сокрушает и ниспровергает этого знатного вельможу, богатого и важного, этого раскрашенного идола, которому мы в заблуждении своем удивлялись и поклонялись. «Господи», гово­рит Давид Богу о таковых, «образ их уничтожиши» (Пс.72, 20). И исчезло изображение, сокрушено это изваяние в пыль, и эту пыль развеял ветер. Это значит, что у богатых корыстолюб­цев ветер — и заботы, ветер — и труды, и имущество; все рассе­ялось, развеялось и исчезло, как ветер. Больше того, исчезло и самое место, где оно было, — «и место не обретеся им». Это зна­чит, умер богатый, и память о нем совершенно похоронена -»погибе память его с шумом» (Пс.9,1), «и не обретеся место» его. Это слова Святого Духа.

Вот такой конец, безумный корыстолюбец. «Тако собирали се­бе, а не в Бога богатея» (Лк. 12, 21). И когда я услышу о твоей смерти, а это должно случиться в сию нощь, приду начертать на камне, покрывающем твою могилу, следующую надпись, чтобы прохожие видели и смеялись над твоей глупостью: «Се, человек, иже не положи Бога помощника себе, но упова на множество бо­гатства своего, и возможе суетою своею» (Пс.51,9). 

2. Блаженный Павел, зная, какое тяжкое зло для людей корыс­толюбие, что оно великое препятствие к спасению, ближайшая причина наших загробных мучений, пишет возлюбленному своему Тимофею следующее: «А хотящий богатитися впадают в напасти и сеть, и в похоти многи несмысленны и вреждающыя, яже погружают человеки во всегубителство и погибель» (Ним. 6, 9). Прошу вас, вникните в эти слова. Он говорит, что желаю­щие обогатиться впадают в три великие бедствия: во-первых, в искушение; во-вторых, в сеть; в-третьих, во многие похоти.

«Впадают в искушение». Желающими богатства овладевает ис­кушение говорить ложь, все во вред ближнему; искушение по­клясться, искушение обидеть, искушение похитить и во многих случаях даже убить. Знает это, например, бедняк Навуфей, ко­торого несправедливо побили камнями по приказу корыстолю­бивого царя Ахаава, желавшего захватить его виноградник. Да­лее, корыстолюбие есть «сеть», вполне годная на то, чтобы ею дьявол уловлял людей. Птица, раз попавшая в сеть, уже не мо­жет избежать рук птицелова; и душа, раз охваченная корысто­любием, не может более спастись от рук дьявола. Причина в том, что большая часть достояния корыстолюбца нажита не­справедливостью, а такая обида не прощается, если не будет возмещена; но возмещения никогда не бывает, стало быть, ко­рыстолюбец всегда остается в сетях. Закхей был неправедный корыстолюбец, но как он порвал сети и спасся, и услышал дра­гоценные слова Иисуса Христа: «Днесь спасение дому сему бысть» (Лк. 19, 9)? Прежде всего он роздал бедным половину своего имущества — «се, пол имения моего… дам нищим» (Лк. 19, 8). Затем обиженному заплатил четверицею — «аще кого чим обидех, воз­вращу четверицею» (Там же); т. е. он возвратит одно — потому что он отнял у бедного, другое — потому что бедный потерял, тре­тье — за то, что тот не имел выгоды, и четвертое — за то, что тот претерпел, страдая от бедности, голода, жажды и наготы. Но кто же так возвращает? Никто. И потому корыстолюбец остает­ся в сети, в узах неправды. Значит, он не может быть прощен. Наконец, впадает «во многие похоти». Море, принимающее в свои недра все воды рек, говорит ли когда-нибудь «довольно»? Никогда. Так и корыстолюбец никогда не довольствуется. Это то же, что болезнь есть и никогда не насыщаться, «ибо такова болезнь корыстолюбия, не знающая пределов для своей жадно­сти», говорит богослов. Какого же рода страсти имеет корысто­любец? Несмысленные и вредные, говорит Павел. До чего же они доводят? До погибели жизни и души. «Яже погружают чело­века во всегубителство и погибель».

Но я хочу спросить тебя, богач, как Бог спросил богача сего­дняшней притчи, кому в конце концов будет принадлежать это богатство, которое ты нажил, ради которого ты погубил жизнь и ввел в грехи душу, — «а яже уготовал еси, кому будет?» (Лк. 12, 20) Я тебе скажу. Видишь ли то большое дерево, которое укоре­нилось глубоко в землю и подняло свою вершину высоко в воз­духе, которое широко распрострело свои ветви и, одетое в зе­лень своей листвы, многих принимает под свою тень? Когда оно падет на землю и засохнет, всякий, кто хочет, рубит его и готовит дрова для огня по общей поговорке: «Всяк дровосек на готовый павший дуб». Дерево, глубоко укоренившееся в благо­получии, это ты; поэтому ты и говоришь: «во обилии моем… не подвижуся во век» (Пс.29, 7). Ты, в гордости и надменности вы­соко поднимающий голову, широко распростирающий свою власть, цветущий в чести и славе и стольких имеющий под сво­им покровом. Когда ты падешь (и, конечно, ты падешь когда-нибудь, может быть, в эту ночь), тогда тот, о ком ты и не дума­ешь, «всяк дровосек», обрубит твои ветки, расхитит твое богат­ство; ты трудился для одних, а может быть, другой будет твоим наследником. «Оставят чуждим богатство свое» (Пс.48, 11). Таково решение Святого Духа. «А яже уготовал еси, кому будет?» Я тебе скажу: как та излишняя манна, которую сохранили ев­реи, испортилась и была съедена червями, так и это будет рас­точено со вредом или останется бесполезным. «Кому будет?» Я скажу: как камень сокрушил золото, серебро, медь, железо того изваяния и ветер их рассеял, так и то, что ты имеешь, разрушит внезапная перемена счастья и растратит по пустому. «Кому бу­дет?» Я скажу: это или расточит какой-нибудь распутный на­следник, или поглотит какой-нибудь хищный заимодавец, или разграбит лихой человек. «Кому будет?» Скажу тебе: это или по­тонет в море, или сгорит в огне. «Кому будет?» Скажу тебе одним словом: это не от неправды ли мамоны? Значит, она и будет твоим наследником. Она сама собрала это с таким старанием, сохраняла столько времени, она же когда-нибудь и расточит его в притонах порока, на пиршества, на игры, — вот каков бу­дет плод твоего корыстолюбия! «Тако собирали себе, а не в Бога богатея!»

«Марфо, Марфо, печешися и молвшии о мнозе, едино же есть на потребу» (Лк. 10, 41-42). Богатый, ты заботишься и думаешь о том, «что сотворю..?» И это о вещах, о которых ты не знаешь, «ко­му будет». Заботиться должно об одной только вещи — только об одной, говорю я тебе: о душе, о душе!

 

Слово на Евангелие от Луки. О наследовании вечной жизни

«Учитель благий! что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную?» (Лк.18:18).

Опять богатый, и притом богатый, который говорит так­же с недоумением, «что сотворив»… Где богатство, там и вол­нение от забот и попечений, там размышления запуганной ду­ши, там колебания угнетенного сердца. «Что сотворю», говорил богатый в притче прошлого воскресенья, не зная, куда собрать свои плоды, которые в изобилии уродила его нива.

«Что сотворив», говорит и сегодняшний богач, спрашивая о том, как наследовать вечную жизнь. Тот был уверен, что про­живет долго, и заботился только о том, чтобы собрать больше, дабы достало богатого состояния на все дни его жизни; этот уже имеет много накопленного и заботится о долгой жизни, чтобы при богатом имуществе не прекратились дни его жиз­ни. Тот уже, наверное, рассчитывает, а этот еще только желает жить вечно. «Что сотворив живот вечный наследствую?» Тот лю­бил богатство, а этот любит жизнь. И тот, и этот одинаково несмысленны, ибо одинаково неразумно: веря в вечность жизни, желать и вечности богатства; так и наоборот: веря в вечность богатства, желать и вечности жизни. «Учителю благий, что со­творив живот вечный наследствую?» Он желает узнать какой-ли­бо путь к вечной жизни в этом мире. Он был очень богат — «бе… богат зело» (Лк. 18, 23), поэтому захотел сделаться и бессмерт­ным; услышав, что Христос творит много чудес, он поверил, что может сотворить и это, именно, что Тот, Кто воскрешает мертвых, еще легче мог сделать так, чтобы живые не умирали. Святой Феофилакт так объясняет это: «Он подходит к Иисусу, желая узнать о вечной жизни; ибо он думал, что Иисус пред­ложит ему способ, посредством которого он будет вечно жить, наслаждаясь обладанием имений как любящий богатство». И это, говорит он, потому, что нет живого существа, которое бы­ло бы привязано к жизни больше, чем любой богач: «Ибо никто так не любит жизнь, как корыстолюбивый человек». Но, хри­стиане, рассчитывать на вечную жизнь здесь, на земле, есть крайнее неразумие. Кто это из земнородных не умер или ког­да-нибудь не умрет? «Кто есть человек, иже поживет и не узрит смерти?» (Пс.88,49). Нет другой вечной жизни, христиане, кро­ме той, которой мы будем жить в раю; поэтому, если какой-нибудь богач действительно захочет узнать, что должно ему сделать для унаследования такой вечной жизни, я сегодня хочу ему показать надежнейший к тому путь. Итак, пусть он по­слушает меня. 

1. Высочайший Промысел Божий, который весом, мерой и числом строит и премудро управляет всем, весь род человече­ский разделил на две части: на богатых и бедных. Это было необходимо для того, чтобы в силу обоюдного обмена сохраня­лось человеческое общежитие. Если же в этой временной жиз­ни состояние богатых, по-видимому, резко отличается от со­стояния бедных, то что касается иной, вечной жизни, там, по цели Божественного Промысла, состояние тех и других одина­ково — «вкупе богат и убог» (Пс.48, 3). Бог направил богатых по одному пути, бедных — по другому; богатых — по пути широко­му и видному, бедных — по узкому и скромному. Однако Он хо­чет, чтобы и те, и другие, каждый своим путем, пришли к одной цели, т. е. к вечной жизни. Богатые — добрым употреблением своего богатства, бедные — терпением в бедности. Те — через милостыню, эти — через терпение. «Вкупе богат и убог». «Ужели несправедлив Бог, неравно разделяет нам необходимое к жиз­ни, — говорит очень мудро Василий Великий, — ибо для чего ты живешь в богатстве, а тот в бедности? Это во всяком случае для того, чтобы ты получил мзду за полезное и верное употребле­ние имущества, а тот за терпение был почтен великими награ­дами» (беседа на «разорю житницы») Посмотрите, там, на лоне Авраамовом, бедный Лазарь. Вы видите и богатого, Авраама, и бедного Лазаря, оба они блаженствуют одинаково. Значит, спасаются не только бедные, но и богатые; трудность для богатых заключается лишь в том, чтобы употребить богатство согласно намерению Божию, именно: с добротой, с милостью и верностью в домоправле­нии. Трудность великая, поэтому Бог и говорит о сегодняшнем богаче: «Како неудобь имущий богатство в Царствие Божие внидут» (Лк.18,24).

Намерение Бога, с которым Он дал богатство тебе, о че­ловек, состоит в том, чтобы ты для себя имел достаточное и необходимое, а от избытка раздавал бы и бедным. Бог даро­вал тебе столько благ, чтобы ты был хорошим их управителем. Блаженный Петр говорит так: «Кийждо якоже прият дарование… яко добрии строителие различным благодати Божия» (Шетр. 4, 10). Бог тебе даровал много, а иному мало или даже ничего, дабы ты своим излишком восполнил его недостаток. Блажен­ный Павел так говорит: «Да… онех избыток будет в ваше лишение» (2Кор. 8, 14). Бог сделал тебя богатым, а его бедным — и си­ротой, чтобы ты стал покровителем бедного и помощником сироты. Так говорит Святой Дух в псалмах: «Тебе оставлен есть нищий, сиру ты буди помощник» (9, 35). «Бог не имеет, — говорит великий Златоуст, — ничего более честного и драгоценного, чем бедный человек, и его-то Он передал тебе на попечение. Он по­ручил тебе содержать то, что для Него честнее небес» (14 бесе­да на Послание к римлянам). Чего же более? Сам Христос на­зывает бедного братом и заявляет, что все сделанное для како­го-нибудь бедного, делается для Самого Христа: «Понеже сотвористе единому сих братии Моих менших, Мне сотвористе» (Мф. 25,40). Подумай, как ты обязан заботиться о нем, наблю­дать за ним, содержать его. Поэтому «блажен разумеваяй на нища и убога» (Пс.40, 1).

Если бы местность по соседству с тобой, где ты живешь, бы­ла безводна и иссушена и не имела воды для питья соседям и если бы Бог восхотел явить тебе особую любовь и в твоем дво­ре открылся бы многоводный ключ, что бы ты сделал, чтобы явиться благодарным к твоему Благодетелю? Пей из этого клю­ча сколько хочешь, но позволь пить и жаждущим соседям. Эта вода не есть твое приобретение и не твой труд, а дар и милость Бога; вода обильна, ее хватит на удовлетворение нужд твоего дома; ее достаточно, чтобы напоить твой скот и полить твои са­ды. А задерживать воду так, чтобы она без пользы скапливалась в ямах или вытекала из твоего двора, вытекала напрасно и уте­кала в море в то время, как твои соседи сгорают от жажды, не имея ни капли воды, — разве это не есть отвратительное бесче­ловечие? Равным образом, твои соседи, ближние, сограждане, собратья твои, христиане, бедны, лишены необходимого; и ес­ли Бог восхотел одождить на тебя Свою милость, ниспослать на дом твой блага Авраамовы, ты что делаешь, чтобы явиться достойным и благодарным за такую милость Божию? Удержи из этих благ, сколько пожелаешь, но дай одну частицу и бед­ным; будь милосерд к другим, как и Бог милосерд к тебе. Твое богатство велико, его достанет на содержание твоего дома по твоему состоянию и даже останется для обогащения твоих слуг. Но чтобы твое богатство оставалось спрятанным без всякой пользы в сокровищнице или — еще хуже — текло, как вода, и расточалось на тщетные и бесполезные расходы и чтобы в то же время из того многого, что остается, ни один бедняк не имел ни малейшей части?! На твоих столах будут оставаться яства, так что и псы твои будут насыщаться, а твои соседи бу­дут сохнуть от голода? В твоих сундуках будут тлеть две, три пе­ремены платья, а какая-нибудь вдова, обремененная сиротами, будет дрожать от холода? Ты будешь расточать на свои постыд­ные страсти столько подарков, столько денег, а нищий стеснен будет нуждой? Разве это не беспримерное жестокосердие? Нет, нет, не таково намерение Божие. Бог хочет, чтобы из источни­ка воды пили и твои соседи, чтобы от твоего большого богатст­ва содержались и бедные. «Тебе оставлен есть нищий, сиру ты буди помощник». «Богатство должно быть употреблено на домо­правление, а не для наслаждения», — говорит Василий Вели­кий. Это значит, что богатство предназначено служить не толь­ко твоему наслаждению, но и содержанию других.

Как только рождается младенец, Бог совершает чудо и умно­жает для него молоко в груди родившей. Для чего это? Для того, чтобы она дала его неразумному младенцу, который ни­откуда не имеет другой пищи. А если она задержит молоко и не даст, смотрите, какое она делает зло! Младенец умирает, а причиной этому — сама жестокая мать, не давшая ему груди. Такое молоко для бедных есть богатство, данное Богом, как Отцом и защитником бедных, тебе, о человек, чтобы ты их кор­мил и содержал. «Тебе оставлен есть нищий, сиру ты буди помощ­ник!». Если ты удерживаешь богатство из скупости, смотри, ка­кое ты делаешь зло: этот бедняк умирает от голода или холода, ибо нет у него ни пищи, ни одежды; та бедная девушка впадает в блуд, потому что нет у нее приданого для замужества; сирота вынужден украсть, так как ему нечем заплатить долг, — а ты не оказал никому из них необходимой помощи. Продолжу сравне­ние. Молоко матери тем более умножается, чем больше дается; а удержанное — засыхает и пропадает. «Таково же и свойство богатства, — говорит Василий Великий (беседа на «разорю житницы»), — когда оно лежит, то бывает бесполезно, а когда движется и переходит из рук в руки, то общеполезно и плодоносно». Чем больше даешь, тем больше умножается то, что даешь. Ты даешь одно, а Бог с другой сторо­ны воздает тебе сторицей, и это — чудесный плод милостыни. Вдова из Сарепты Сидонской во время великого голода в окре­стностях, имевшая только горсть муки и немного масла, доста­точного ей на пропитание только на один день, какое благо по­лучила за милосердие, которое оказала, напитав пророка Илию! Мука и масло, которыми она поделилась, никогда не кончались; то немногое умножилось и сделалось неоскудевающим. «Водонос муки не оскуде, и чванец елеа неумалися» (ЗЦар. 17, 16). Горе, если ты станешь удерживать богатство! Оно пропа­дет и рассется по праведному Божию попущению. У другой вдовы во времена Елисея оно умножалось, пока та разливала его по сосудам; когда же сосуды наполнились, оно останови­лось — «и ста елей» (4Цар. 4, 6). Это значит, пока имущество раз­дается по рукам бедных, дотоле оно умножается, а если не раз­дается, оно тает в руках. «Пока богатство лежит, оно бесполез­но, а когда движется и переходит из рук в руки, общеполезно и плодоносно».

Отговорка, что хочешь удержать имущество для содержания твоей семьи, не имеет силы, потому что не для этого только Бог дал тебе имущество. По зависти вавилонских вельмож Даниил был брошен в ров львиный. Прошло шесть дней, как он не ел, и Бог, имевший о нем попечение, послал в Иудею ангела к Ав­вакуму, который нес на свою ниву в корзине хлеб на обед сво­им жнецам. «Остановись, Аввакум, — сказал ему ангел, — Бог повелевает тебе нести эту пищу в ров вавилонский, куда бро­шен Даниил». С этими словами берет его за темя, переносит в Вавилон и ставит его над рвом, где Аввакум и воскликнул: «Даниил, раб Божий, прими эту пищу, которую послал тебе Бог» (см.: Дан. 14, 37). В этом случае не имел ли законного ос­нования Аввакум сказать ангелу: «И у меня жнецы ожидают обеда, а ты мне велишь отнести его Даниилу? Это хлеб для мо­их работников, а его будет есть какой-то чужой человек? А те, которые обрабатывают мои нивы, что станут есть?» Но он не сказал этого; Бог повелел ему идти напитать заключенного, го­лодного, и он сделал это без всяких отговорок. О, сколько есть таких заключенных, сколько таких голодных, как Даниил! Сколько таких, которые не имеют даже насущного хлеба, сколько обремененных долгами, сколько дрожащих от наготы! Бог повелевает тебе заботиться о них и питать их тем, что име­ешь. «Тебе оставлен есть нищий, сиру ты буди помощник!» После этого можно ли еще отговариваться? Всесильный Бог, конечно, мог устроить так, чтобы Даниил не подвергся такому злоключе­нию; Он мог пропитать Даниила в этой нужде небесной пищей, а не хлебами Аввакума, но Его высочайшему Промыслу угодно, чтобы, когда один утеснен, другой шел ему на помощь; чтобы нищий был в нужде, а ты, богатый, помогал ему. Для чего так? Для великого блага того и другого, чтобы бедный получил ве­нец за свое терпение, а ты, богатый, — награду за милосердие; «чтобы ты получил мзду за полезное и верное употребление имущества, а тот за терпение был почтен великими наградами». Итак, ты обязан давать. А чтобы ты умел давать, держись тако­го правила: во-первых, давай там, где следует; во-вторых, давай сколько следует; в-третьих, давай как следует; в-четвертых, да­вай когда следует. Другими словами, принимай в соображение и личность, и меру, и образ, и время даяния.

Во-первых, давай куда следует. Один мудрец, желая весь от­даться любомудрию, чтобы не иметь никакой заботы, все свое имущество бросил в море. Что за неразумный мудрец! Не луч­ше ли было дать его родственникам или друзьям? Еще неблаго­разумнее оказался Ксеркс, царь Персидский. Он любил один платан и поливал его благовонными водами, а ветви украша­лись жемчугом и драгоценными камнями. Не лучше ли было оказать такого рода благодеяние своим солдатам, советникам или другим достойным из придворных? Так же неразумно да­рить что-либо великому вельможе, который не имеет в этом нужды; это то же, что бросить в море. Далее, благодетельство­вать неблагодарному и непотребному то же самое, что благоде­тельствовать бесчувственному дереву; здесь ты даешь куда не следует. Дважды евреи жертвовали свои сокровища: один раз, когда их жены принесли свои золотые украшения и расплави­ли их на огне, чтобы вылить золотого тельца, сделанного Ааро­ном; в этом случае евреи дали не туда, куда следует, потому что, жертвуя их на идола, они посвятили их дьяволу. Второй раз, когда принесли все свои золотые, серебряные и медные вещи на устройство жертвенника и все свои дорогие и лучшие одеж­ды на облачения священников; в этом случае евреи дали куда следует, потому что, жертвуя их на священнослужение, посвя­тили их Богу.

Теперь, когда ты даешь, даришь, тратишь, расточаешь на свои прихоти, на идолов своих страстей, на пиршества, на иг­ры и, что еще хуже, на удовлетворение неутомимого сребролю­бия, на угождение блуднице и прелюбодейке, ты даешь куда не следует, ибо даришь их дьяволу. А когда даешь на святилище, т. е. на устроение церкви, на священные облачения иереев, ког­да ты даешь на прокормление бедного семейства, на приданое бедной девушке, на выкуп раба, на пропитание сироты, ты да­ешь куда следует, ибо приносишь это в дар истинному Богу.

Во-вторых, давай сколько следует. Однажды мудрец по­просил у царя Антигона один талант. Тот ответил, что это очень много для мудреца; в другой раз он попросил у него два ди­нария, и тот сказал ему, что это очень мало для царя, и, таким образом, не дал ему ничего. Наоборот, Александр, когда какой-то бедный воин просил его об одной очень незначительной милости, подарил ему целый город. Бедняк был поражен та­ким чрезмерным подарком. «Это очень много для солдата», -сказал он. «Да, — ответил ему щедрый царь, — но это не много для Александра». Я порицаю Антигона за то, что он не дал мудрецу даже двух динариев, но не одобряю и Александра, так как простому солдату он подарил слишком много. Должно давать сколько следует, т. е. смотря по человеку и нужде; и это вполне справедливо: двух динариев, поданных нищему, доста­точно для покупки насущного хлеба, но недостаточно для со­держания какого-нибудь разорившегося вельможи или на при­даное бедной девушке. Когда земля жаждет, мало нескольких капель воды: сильный и обильный нужен дождь. Смотря по нужде должна быть и помощь, а с другой стороны, по силе должна быть милость. Богач пусть подает много, а бедняк мало; но знайте, что они оба имеют одинаковую награду, ибо Бог взи­рает не на количество, а на произволение. Убогая вдовица по­ложила две лепты в сокровищницу храма, куда другие, люди богатые, приносили золото и серебро; но Христос похвалил больше приношение вдовицы: «Вси… от избытка своего ввергоша; сия же от лишения своего вся, елика имеяше, вверже, все жи­тие свое» (Мк. 12, 44). Мы можем отпереть двери золотым клю­чом, можем — железным и даже деревянным; равным образом, богатый с помощью червонца, а бедный — динария одинаково могут отпереть двери рая.

В-третьих, давай как следует. Прежде всего с приветливым взором, от доброго сердца, а не с сожалением и как бы понево­ле. «Не от скорби, ни от нужды; доброхотна бо дателя любит Бог» (2Кор. 9, 7). Что за благодеяние дарить и поносить, оказывать милость и стыдить? О христианин! Если бы только знал ты, кто тот, который просит у тебя кусок хлеба и ничтожной помощи! Вспомним, что сказал Господь самарянке: «Аще бы ведала еси… Кто есть глаголяй ти: даждь Ми пити» (Ин. 4,10). Это — Сам Бог в образе бедного человека. Так говорит божественный Златоуст: «О, как велико достоинство бедности! Она делается прикровением Бога: за бедными стоит Бог, и поэтому простирает руку нищий, а принимает Сам Бог». Кто дает милостыню бедно­му, тот одолжает Бога, — «милуяй нища взаим дает Богови» (Притч. 19, 17). Подумай, с какой радостью должно это делать.

Затем, подавай с отверстой рукой, т. е. щедро. Подобно тому как сеятель не по зерну бросает семена на землю, а разбрасыва­ет их целой горстью, так поступает и тот, кто дает как должно, по слову Давида: «расточи, даде убогим; правда его пребывает во век» (Пс.111,9). Как посеешь, так и пожнешь. «Сеяй скудостию, скудостию и пожнет; а сеяй о благословении, о богословении и пожнет» (2Кор. 9,6). При раздаянии милостыни пусть твоя левая рука не знает, что делает правая; по слову Христа: «Тебе же творяшу милостыню, да неувесть шуйца твоя, что творит десница твоя» (Мф.6, 3). Этим, конечно, Он хочет сказать, что милость нужно оказывать тайно, так, чтобы одна рука не знала, что делает другая. Хорошо; но это имеет и другой смысл и обозначает еще, что, когда одна рука дает, другая не должна ничего знать, чтобы и она давала, и, таким образом, будут давать обе, т. е. щедро.

Наконец, давай когда следует. Это самое важное; давай теперь, в этой жизни, не ожидая смертного часа. Тогда будешь милостив поневоле, тогда ты все оставляешь, так как не мо­жешь ничего унести с собой в могилу. Теперь, пока ты живешь, делай добро, чтобы оно было добром по произволению и име­ло совершенную награду. «Хороша, — говорит божественный Златоуст, — милостыня и в смертный час, но в течение жизни она лучше». И при последнем издыхании можно воздать Богу благодарение; но еще лучше и имеет большее значение, если кто при жизни помогает нищим! Какая награда от Бога! Какая похвала от людей! Какая радость в совести! Какое веселье сердцу! При жизни видеть сироту, который от твоей милостыни преуспевает, девицу, которая с твоей помощью вышла замуж, видеть несчастного, который поправился благодаря твоей поддержке! Когда же ты думаешь сделать завещание? Не тогда ли когда будешь при последнем издыхании и нетерпеливые наследники преждевременно придут закрыть тебе глаза, чтобы растащить твое имущество? А если и сделаешь, уверен ли, что наследники выполнят твою волю? Ошибаешься! Когда ты был жив, ты не доверял им своего богатства; как же по смерти доверишь им свою душу? Умершие богачи, если возможно, встаньте из гробов ваших, и я предложу вам только один вопрос. Чтобы обогатить своих наследников, вы согрешили. Если бы Бог даровал вам один час жизни, чтобы сделали вы? Конечно, вы в тот же день своими собственными руками роздали бы осталь­ную милостыню, которая еще уцелела, и именно в двойном и тройном количестве, чтобы умилостивить правду Божию. Вот ты спрашиваешь: «Учителю благий, что сотворив живот вечный наследствую?» Я тебе отвечаю: давай, и давай где следует, давай сколько следует, давай как следует, давай когда следует, и бу­дешь иметь сокровище на небесах, вечную жизнь, Небесное Царство. Чего тебе еще нужно? 

2. «Учителю благий, что сотворив живот вечный наследствую?» Как вы думаете, что это за человек, который таким образом во­прошает Христа? Это не какой-нибудь коварный книжник, не лицемерный фарисей, который приходит с целью или иску­сить Христа, или уловить Его в словах. Нет. Это — юноша хо­рошей души и сердца. Он боится Бога и исполняет закон. Он не любодействует, не крадет, не лжесвидетельствует, чтит отца и матерь. «Вся сия сохраних от юности моея» (Лк. 18, 21), вот по­чему Христос, взглянув на него, возлюбил его, как говорит евангелист Марк: «Иисус же воззрев нань, возлюби его» (Мк.10, 21). Но чтобы быть совершенным, праведным и святым, ему недоставало одного — «единого еси не докончал» (Там же): не быть сребролюбивым. Он имел только этот недостаток, и как толь­ко Христос коснулся этой раны и сказал ему: «Аще хощеши совершен быти» (Мф. 19, 21), «елика имаши, продаждь и даждь нищим» (Мк.10, 21), — не принял этого, опечалился, отвернул­ся и ушел с горестью. Почему же? А потому, что был очень бо­гат — «бе бо богат зело» (Лк. 18, 23). Разве это не тот хороший и добрый человек, который не пожелал чужой жены? Который не похищал чужой вещи, никого не бесчестил, сохранил закон во всей точности, словом, свят в законе? Да; но этот святой — сребролюбив. Представьте себе, когда дело коснется денег, для него уже ничего не существует. О, проклятое сребролюбие, как ты царишь в человеческих душах! Вот этот раб Божий имеет много великих добродетелей. Чтобы он украл, ложно показал?! Никогда! «Вся сия», он может сказать, «сохраних от юности моея». Он сохраняет целомудрие, творит молитву, он соблюдает посты, он, хотя и в мире, но отрекся от мира, он запирается в келье или удаляется в пустыню, совершенно уклоняется от человеческого общества и уличной жизни, суеты мирской и шумных попоек. Он посвятил себя делам добродетели, в оди­ночестве молясь единому Богу. Подвижник во взгляде, во внешнем виде, во власяных одеждах, во всей жизни и поведе­нии. Но увы, этот подвижник сребролюбив; постник, чудотво­рец, — но сребролюбивый. «Единого… не докончал». У него все блага, одного только недостает, чтобы причислить его к совер­шенным святым: несчастный любит деньги. В нем есть что угодно. Хочешь, чтобы он постился? Он всю жизнь свою не ест мяса. Требуешь молитв? Он выстаивает целые ночи. Требуешь самоистязания? Он с удовольствием, обремененный железом, ходит босиком. Все это он делает с радостью. Но не касайся его ковчежца, иначе ты его больше не увидишь. Все другое он де­лает с радостью, это одно его печалит, огорчает, и он отходит с сокрушением. Поистине человек может достигнуть святости многими добродетелями, но этот святой может оставаться ску­пым. Так несомненно, что сребролюбие господствует над душами даже тех, кого мы почитаем как святых. Но я спра­шиваю, может ли такой святой быть учеником и апостолом Христа? Нет; пусть это засвидетельствует корыстолюбец сего­дняшнего Евангелия. Когда Христос сказал ему: «Елика имаши, продаждь и даждь нищим» (оставь совершенно сребролюбие и восприми нищелюбие)… «и прииди (и) ходи въслед Мене» (будь Моим учеником и апостолом) (Мк. 10, 21), он смутился, опе­чалился и «отыде скорбя» (Мк. 10, 22). Пусть он точно сохранил закон, пусть превозносится, что «вся сия сохраних от юности моея»; но если он сребролюбив, то он не может быть другом и последователем Христа. Я опять спрашиваю, может ли спас­тись такой святой скупец со всеми своими добродетелями? Трудно; это говорит и Христос: «Неудобь имущий богатство в Царствие Божие внидут» (Мк. 10, 23). Божественный Златоуст объясняет причину: любить душу и любить деньги — две со­вершенно противоположные вещи. Или одно, или другое.  «Невозможно любить вместе деньги и душу». Путь, который ведет в рай, узок и прискорбен, как говорит Христос, кто хочет пройти им, должен быть свободен и ничем не обременен.

Бог восхотел вознести пророка Илию живым на небо. «Се, колесница огненная, и кони огненнии» (4Цар. 2, 11), которые взя­ли его. Когда он восходил, бросил на землю свою милоть, которую поднял его ученик Елисей, — «и взя милоть Илиину Елиссей падшую верху его» (4Цар. 2, 13). Почему пророк, вос­ходя на небо, бросил свою одежду? Потому что в одежде, т. е. с богатством и имуществом, нам, христиане, трудно взойти на небо. «Неудобь имущий богатство в Царствие Божие внидут». Это — тяжесть, влекущая книзу. Пророк Илия, восходя на не­бо, оставил свою одежду, это значит, что если мы в своих соб­ственных одеждах не можем взойти не небо, насколько труд­нее это сделать в чужих? Но кто же не любит и своих вещей, и чужих? Итак, кто же может спастись? Это может сделать толь­ко беспредельное Божие благоутробие. «Невозможная у человек возможна суть у Бога» (Лк. 18, 27).

Слово на Евангелие от Матфея. Об апостольском звании 

«Идите за Мною, и Я сделаю вас ловцами человеков» (Мф.4:19). 

Божественный Учитель, сошедший с небес, открыл в прибрежных странах Галилеи великое училище небесной мудрости на земле. Здесь впервые начал говорить Богочело­век — Слово, ниспосланное от Небесного Отца к людям, вели­кий Посланник начал первую проповедь покаяния и Небес­ного Царствия. «Иисус… отыде в Галилею, и… оттоле начат… проповедати и глаголати: покайтеся, приближися бо Царство Небесное» (Мф.4,12-17). Это и есть тот великий свет, который, по пророчеству Исайи, должен был воссиять народу, сидящему во тьме и сени смертной, т. е. спасительное сияние Евангелия, которое должно было просветить и новой благодатью возродить к жизни простых людей, живших в Галилее Иудейской, вместе с помраченными и закосневшими в нечестии язычниками. Пер­выми учениками, приглашенными к этому новому учению, были треблаженные Симон Петр, Андрей, брат его, Иаков и Иоанн, сыны Зеведеевы, люди простые по духу, бедные по со­стоянию, рыбаки по занятию. «Грядита по Мне, и сотворю вы ловца человеком». Такими орудиями воспользовалась воплощен­ная Божественная Мудрость — немудрыми, немощными, пре­зираемыми, чтобы упразднить, как говорит апостол Павел, муд­рость, благородство и силу мира, дабы таким образом обнару­жилось, что учение Христово, которое принял мир, было делом силы не человеческой, а Божией. Что же сделали эти доб­рые рыбари? Оставив в тот же час сети и корабль, следователь­но, все свое убогое имущество, и даже самого отца, они приня­ли призвание без колебания и пошли за Призвавшим — «она же абие оставльша корабль и отца своего, по Нем идоста» (Мф.4,22). Таковы должны быть истинные ученики Христовы, совершен­но посвятившие себя Христу, отделившиеся и отрешившиеся от всякой мирской вещи. Об этом, благочестивые слушатели, повествует сегодняшнее Евангелие — о призвании апостолов Христовых. И так как наша святая Церковь богодухновенно по­святила памяти святых апостолов эти дни, повелевая нам освя­щать их постом, я признаю благовременным говорить сегодня о преимуществе и достоинстве апостольского звания.

Апостол, по общему смыслу слова, значит посланник; таковы все вообще царские послы, назначенные на какую-нибудь вы­сокую службу; они, представляя собой лицо царя, от которого посылаются, имеют два особенных преимущества — в слове и в деле. Именно, что бы они ни сказали, что бы ни сделали, все это считается как бы словом и делом самого царя, пославшего их. Представителями Богочеловека Слова, посланными во весь мир для проповеди о всемирном спасении и Небесном Цар­стве, были ученики Христа, названные Им апостолами. «Избра от них дванадесяте, ихже и апостолы нарече» (Лк. 6, 13), «посла их проповедати Царствие Божие» (Лк. 9, 2): «шедше в мир весь, проповедите Евангелие всей твари» (Мк. 16, 15).

Но и самый образ послания чудесен: «якоже», говорит Он, «по­сла Мя Отец, и Аз посылаю вы» (Ин. 20, 21). Это значит, как Апостолом Предвечного Отца был Сын, ниспосланный на зем­лю, чтобы выполнить великое дело божественного домострои­тельства (как и называет Его Павел: «посланник исповедания на­шего» (см.: Евр. 3, 1)), в силу чего Он и получил от Отца всю власть над небесным и земным «(вся Мне предана суть Отцем Моим» (Мф. 11, 27), «дадеся Ми всяка власть на небеси и на земли» (Мф.28,18)), так апостолами воплотившегося Сына были Его ученики, имеющие всю власть от Сына. Таким образом, подоб­но тому, как Сын, будучи Посланником Отца, представлял ли­цо Отца, так что принимавший Сына принимал Самого Отца: «(иже приемлет Мене, приемлет Пославшаго Мя» (Мф.10,40)), так и ученики, как апостолы Сына, представляли лицо Самого Учителя «(иже вас приемлет, Мене приемлет» (Там же), «и слушаяй вас, Мене слушает» (Лк. 10, 16)). Поэтому все тайны, какие услышал Сын, Посланный от Отца, узнали и ученики, послан­ные Сыном. «Вся, яже слышах от Отца Моего, сказах вам» (Ин. 15,15). Итак, Сын есть Посланник и Таинник Отца, а уче­ники — посланники и таинники Сына; поэтому они и получи­ли те два особенные преимущества в слове и в деле. В слове — все, что они ни скажут, должно быть принимаемо на веру, как сказанное Самим Богом; в деле — все, что бы они ни установи­ли, должно быть сохранено, как бы совершенное Самим Богом. Это значит, что, с одной стороны, всяк человек ложь, а с другой — только Богу свойственны полнота истины и непо­грешимость; равным образом эту полноту истины и непогре­шимость имеют апостолы, так как их слова не суть слова че­ловеческие, а Божий, их устами, как через богодухновенное орудие, глаголал Дух Святой, Который есть Дух истины. «Не вы бо будете глаголющий, но Дух… глаголяй в вас» (Мф. 10, 20), го­ворил им Христос. Далее, как ни человек, ни ангел, но толь­ко Сын Божий имеет собственно духовную власть и один дер­жит ключи, чтобы отверзать двери Небесного Царства, точно так же всю эту власть и эти ключи апостолы получили от Сына, когда Он сказал им: «Елика аще свяжете на земли, будут связа­на на небеси; и елика аще разрешите на земли, будут разрешена на небесех» (Мф. 18,18).

Ни одного такого преимущества не получили пророки. Они, действительно, получили дар Святого Духа, но только отчасти, именно дар пророчества, чтобы предрекать о будущем; но на апостолов Всесвятой Дух излил все богатство божественных да­ров Своих, когда сошел в виде огненных языков. Пророки ви­дели образы будущих вещей в зерцале и гадании, тогда как апостолы видели собственными очами. «Во тех родех», говорит Павел, «не сказася» (тайна Христова) «сыном человеческим, якоже ныне открыся святым Его апостолом… Духом Святым» (Еф.3, 5). Тогда Бог, как Судия, являл миру только Божественное Свое правосудие, и бич, и железный жезл этого Божественного пра­восудия отдал в руки пророков, чтобы обличениями и устраше­ниями они поражали необузданный человеческий грех. Но они не имели власти простить на земле ни одного греха, ни одного человека не могли они ввести в Царство Небесное, которое за­ключило грехопадение Адама. Когда же пришло исполнение времени и Бог, как Отец, явил Божественное Свое благоутробие и ниспослал Сына Своего Спасителя миру, Он предал всю сокровищницу Своего Божественного благоутробия в руки апостолов, сделав их управителями Своей Божественной бла­годати и ключарями Небесного Царства. Поэтому они отверзли здесь, на земле, двери всемирного спасения и восход на небеса к вечному блаженству. Таким образом, пророки были вестника­ми древнего закона, апостолы суть вестники Евангелия новой благодати. И насколько Евангелие превосходит древний закон, настолько звание апостола превосходит звание пророка. Отсю­да мы можем заключить, что апостол по званию (в тесном смысле) значит человек, представляющий лицо Сына Божия, десница и уста Бога, человек, который в устах имеет слово Божие, и носит в деснице ключи всей духовной власти.

Таких служителей и помощников воплощенного Бога Сло­ва, было выбрано двенадцать: Симон Петр и Андрей, его брат, которые прежде были учениками Иоанна; Иаков и Иоанн, сы­новья Зеведея; Филипп, Варфоломей, Фома, Матфей мытарь, Иаков Алфеев, Леввей, названный Фаддеем, который именует­ся и Иудой, написавшим соборное послание, Симон Кананит, он же и Зилот (ревнитель) и Иуда Искариот, на место которого впоследствии был избран Матфей.

Двенадцатичисленный лик апостолов Дух Святой предука­зал в Божественном Писании, во многих образах. Патриархов, сыновей Иакова, было двенадцать, которые, как двенадцать богонасажденных деревьев, произрастили многочисленные ветви, народ израильский, плод божественного обетования. Это — прообраз двенадцати апостолов, которые посредством Евангельской проповеди породили особенный народ, нового израиля, бесчисленных чад Церкви. Двенадцать было старей­шин еврейских, которые под начальством первого судьи, Мои­сея, судили весь народ; это — прообраз двенадцати апостолов, которые, под начальством великого Судии живых и мертвых, по вдохновению Святого Духа, судили здесь, на земле, всю пра­вославную Церковь, а там, в пакибытии, воссядут на двенадца­ти престолах, судя двенадцать колен израилевых. Двенадцать соглядатаев, посланных Моисеем в землю обетованную, суть прообраз двенадцати апостолов, посланных Христом в звании епископов вселенской Церкви, которая есть земля благослове­ния и благодати. Двенадцать было источников воды, из кото­рых израильский народ утолял жажду в пустыне; это прообраз двенадцати апостолов, напоивших лицо земли текущими в веч­ную жизнь струями божественного учения. Двенадцать было волов, поддерживавших в храме Соломоновом медное море; это образ двенадцати апостолов, которые, как мысленные во­лы, плугом креста возделав Церковь, были сами закланы затем на жертвенник мученичества, как духовные всесожжения. Две­надцать звезд окружали голову жены, которую Иоанн видел в откровении облеченной в солнце и с луной под ногами; они служат прообразом двенадцати апостолов, которые как двенад­цать звезд сияют в венце таинственной невесты Христовой, облеченной в свет Евангельской истины и попирающей сень синагоги. Было двенадцать драгоценных камней, которые ви­дел тот же богослов и на которых был основан небесный Иеру­салим; это самый наглядный образ двенадцати апостолов, на которых, всех вообще, Христос основал Свою святую Церковь. «И стена града имеяше оснований дванадесять, и на них имен дванадесятъ апостолов Агнчих» (Откр. 21, 14).

Вот великое, высокое, спасительное звание святых апосто­лов. Наша святая Церковь чтит их особенной честью, ибо они были Богомужного Слова богодухновенными устами, божест­венного домостроительства богозванными сотрудниками, все­мирного спасения духоносными вестниками, Церкви непо­колебимыми столпами, верными домоправителями новой бла­годати, всеблаженными ключарями Небесного Царства.

Христиане! Заяц не боится небесного грома так, как дьявол убоялся проповеди святых апостолов: он задрожал, убежал из храмов, где принимал поклонения, как бог, и скрылся в преис­подние части подземного мира; и доселе он боится, трепещет и убегает, как только услышит проповедь апостольского слова в Церкви Христовой. Но увы! Когда в Церкви Христовой царит молчание, т. е. когда не слышно слова Божия, когда молчат, пребывают безгласными стражи и пастыри словесных овец, преемники апостолов, тогда дьявол ободряется, выходит безбо­язненно, входит дерзко в стадо Христово и пожирает христиан­ские души, как кровожадный волк оставленных без охраны овец. Это я говорю с большим сокрушением и сердечной горе­стью. 1де не слышится слово Божие, там ясный признак, что Бог прогневался. Большего зла для христианских обществ быть не может; это говорит Сам Бог устами одного из пророков: «Се, дние грядут… и послю глад на землю, не глад хлеба, ни жажду во­ды, но глад слышания слова Господня… и обтекут ищущие словесе Господня, и не обрящут» (Ам. 8,11 -12) — настанет время, когда Я пошлю на землю голод, но не голод от недостатка хлеба или воды, но голод слова Божия, так что люди будут алкать и искать его, как голодный ищет пищу, и не будут находить его, чтобы насытиться. И наоборот, должно считать знаком благословения и милости Божией там, где нет такого голода, где слышится слово Божие, там, где проповедуется Евангелие, там, где изъяс­няется учение апостолов, там, где христиане слушают и науча­ются догматам веры, пути спасения и вечной жизни.

Тело для питания не имеет столько нужды в хлебе, сколько нуждается душа в слове Божием для питания в вере. Вера — от слуха, говорит Павел; как теперь уверуют христиане, говорит он, если не услышат, и как услышать, если некому будет на­учить? «Како же уверуют, Егоже не сшышаша, како же услышат без проповедающаго?» (Рим. 10, 14) И с другой стороны, слово Божие, говорит Григорий Великий, есть тот ангельский хлеб, которым питаются души, алчущие Бога. Но святое Евангелие, которое за каждой литургией читается священником, разве не есть слово Божие? Да. Но чтение Евангелия, которое соверша­ет священник, не приносит того плода, какой приносит изъяс­нение Евангелия, какое делает учитель, толкователь Евангелия. Книга пророка Исайи, которую читал евнух Кандакии, Эфиоп­ской царицы, помогла царедворцу только тогда, когда ее объяс­нил ему апостол Филипп. «Разумевши ли, яже чтеши?» (Деян.8, 30) Это же могу сказать и я, как священнику, читающему, так и христианину, слушающему Евангелие. Зачем нам скрывать? Будем говорить об этом открыто. Его не понимает ни тот, кто читает, ни тот, кто слушает; какая же может быть от этого поль­за? Какой плод? Но когда учитель проповедует с амвона, когда объясняет смысл, истолковывает притчи, когда раскрывает тайны, тогда слово Божие имеет силу, тогда оно живо и дейст­венно, как говорит Павел; тогда оно делается тем обоюдоост­рым мечом, который проникает, поражает, трогает сердца слу­шающих, который возбуждает сокрушение, влечет к покаянию, приводит к спасению.

Но возвратимся к тому, о чем у нас речь. Так как мы спа­сительными мрежами святых апостолов извлечены из глубины погибели, другими словами, так как в силу Евангельской про­поведи, совершенной апостолами, мы получили благодать быть христианами, какое, по вашему мнению, мы должны оказывать им почитание? Освятим же богоугодной добродетелью поста эти дни, посвященные их чести и памяти. С радостью вынесем этот небольшой труд ради тех, которые столько потрудились для устроения Церкви Христовой и спасения мира. А награду за пост, венец за наш труд молитвами сих славных апостолов даст нам мздовоздатель Бог в этом веке и в грядущем. Аминь.

 

Похвальное слово в честь Богородицы (На дни Успенского поста)

«Сей же род изгоняется только молитвою и постом» (Мф.17:21).

Пост и молитва суть два непобедимых оружия, которые с небес даны Церкви для борьбы против всех видимых и невидимых врагов. Три таких страшных врага ведут против нас непрестанную войну: мир, дьявол и плоть. Мир воюет с нами суеверностью и лживостью жизни; дьявол – тайными похотями и худыми помышлениями; плоть – негой, удовольствиями, постыдными склонностями и стремлениями. И трое воюют против нас, как будто сговорясь, дружно и во всеоружии искушений. Но мы очень счастливо отражаем нападающих на нас и побеждаем их молитвой и постом. Умерщвляем плоть, обращаем в бегство дьявола, попираем мир; и, окрыляемые как бы двумя крыльями, с одной стороны молитвой, с другой – постом, мы, возносимся духом к небу, поднимаемся над сетями и избегаем козней искушения. Поэтому божественный Златоуст так говорит о молитве: «Где молитва и благодарение, там ясно намечается область Святого Духа, демоны обращаются в бегство, и вся противная сила убегает». О посте же говорит Василий Великий, что с помощью воздержания и поста «одерживается победа над невидимыми врагами», как относительно упоминаемого ныне в Евангелии лунатика утверждает это Христос: «сей же род не исходит, токмо молитвою и постом». Наша святая Церковь, которая все делает по наставлению Святого Духа, повелела нам, христианам, в течение этих четырнадцати дней совершать молитву и пост, т. е. призывание имени Божия и воздержание в честь преславной Приснодевы Марии, святейшей Матери Бога нашего. Правда, борьба непродолжительна, но победа очень блестяща и следствия победы обильны. Подвигоположница, Сама Богоневестная Владычица, Царица неба и земли, сидит одесную престола Трисиятельного Божества и, взирая долу на подвиг, держит венцы, чтобы увенчать победителей. Блаженны мы, если будем подвизаться когда должно. Кто в эти святые дн молитвой и постом мужественно победит мирские попечения, дьявольские ухищрения, плотские помышления, тот пусть с уверенностью дерзает и получить от Богоматери достойный дар. Это я утверждаю от лица Самой Пресвятой Девы и посему сегодня укажу, какую благодать и помощь получает от Пречистой Владычицы тот, кто чувствует к Ней благоговение и чтит Ее молитвой и постом.

Святейшая Дева есть и называется Матерью в двух смыслах: во-первых, как Матерь Бога, и во-вторых, как Матерь всех христиан. Она — Матерь Божия по естественному рождению и Матерь христиан по усыновлению. Она Матерь Божия по рождению, воистину Богородица, ибо поистине родила Самого Сына Божия от нетленного Своего чрева, где Божественное Слово соединилось с плотью и в единой нераздельной ипостаси объединило Свою Божескую и человеческую природу превыше естества, слова и разумения. Она – Матерь всех христиан по усыновлению: если мы – по благодати сыноположения – названные братья Иисуса Христа (см.: Евр. 2, 11), Которого родила Дева, и если Сам Иисус Христос, как говорит Павел, пребывает посреди нас, как перворожденный во многих братьях, то, следовательно, мы названные сыны Богородицы. Как Матерь Божия, по материнскому достоинству, Она должна иметь у Бога такую благодать, какую подобает иметь матери у сына; с другой стороны, как Матерь христиан, в силу материнской любви, она должна оказывать христианам такую же милость, какую мать должна оказывать своим детям.

Но благодать, которую имеет всесвятая Дева от Бога, должна соответствовать достоинству Матери Бога, а это достоинство беспредельно; стало быть, и благодать, которую Она получает, беспредельна. Равным образом и милость, которую Она оказывает христианам, должна соответствовать любви матери к детям, а эта любовь беспредельна; следовательно, и милость, оказываемая Ею, беспредельна. И далее, соразмеряя беспредельную благодать, которую Она, как Матерь Божия, получает от Бога, и беспредельную милость, которую Она, как Матерь христиан, оказывает христианам, должно признать, что Дева есть море благодатных сил. И действительно, Она – море великое по обширности, ибо воспринимает, как Матерь Божия, все неистощимые реки божественных дарований Духа; море великое по вместимости, ибо, как Матерь христиан, в изобилии изливает на них те же божественные дарования; таким образом, по дарованиям, которые она воспринимает, как Матерь Божия, Она — море беспредельное; а по дарованиям, которые раздает, как матерь христиан, Она – море неисчерпаемое. Слушатели, благоговейно чтущие Деву, я хочу, чтобы вы на этот раз из всех Ее преимуществ перед прочими созданиями обратили внимание на это: что Она есть Матерь Божия и Матерь христиан. И, как Матерь Божия, Она более всех святых и всех ангелов имеет дерзновение у Бога, Своего Сына; а как Матерь христиан, Она больше, чем все – и святые, и ангелы — оказывает нам, Своим детям, благодеяний.

Из древнего Рима был несправедливо изгнан Кориолан, благороднейший патриций и мужественнейший полководец; озлобившись, он призывает войско, возбуждает войну против неблагодарного отечества. Он ведет войну, побеждает и победителем приближается к Риму, окружает его, осаждает, стесняет. Он первый восходит на крепостные стены города, держа в руке меч, дыша угрозой и убийством, устрашая сжечь город до основания, а самих граждан истребить мечом, их кровью утолить свой справедливый гнев и загладить обиду, несправедливо ему причиненную. Тогда римляне сознаются в своей ошибке, раскаиваются в сделанном, смущаются от греха и стыда, с трепетом собираются на совет и не находят от угрожающей опасности никакого средства, кроме как упасть к ногам сего мужа, попросить прощение и смягчить его гнев. Итак, пошли впереди избранные из Сената, за ними – разные сановники и наконец простой народ, толпы женщин и детей, все со слезами на глазах и глубоким унынием на лице; они восходят на стену, являются перед Кориоланом, падают, кланяются, упрашивают, плачут и одним умиленным голосом просят пощады отечеству и своей жизни. Но тот стоит неумолимый, не преклоняется на просьбы, не смягчается от слез всех граждан; наоборот, он ожесточается, хочет дать знак к битве, повести войско в наступление, на убийство и всегубительство. Когда же в толпе он увидел опечаленное лицо почтенной женщины, Битурии, своей матери, которая напомнила ему свою нежную материнскую любовь, в то же мгновение взор его просветлел, гнев утих, меч опустился и выпал из рук; он останавливает наступление войска, примиряется с гражданами, входит в родной город не как враг, а как друг. Освобождает отечество от крайней опасности. Настолько присутствие одной матери перед сыном важнее, чем присутствие бесчисленной толпы народа. для сына что может быть приятнее имени матери? Что может быть сильнее слез и молений матери? Но возвратимся к нашему предмету.

Не правда ли, христиане, что мы грешим на всякий день, час и минуту? Пусть скажет это совесть каждого. Горе нам! Какими многообразными грехами осквернена наша жизнь! Она представляет собой один сплошной и непрерывный ряд самых тяжких беззаконий. Сколько нечистого в наших помышлениях! Сколько срамословия на нашем языке! Сколько лукавства в наших деяниях видит Сын Божий! Видит – и терпит, потому что Он долготерпелив. Но когда мы нераскаянные, неисправимые, упорные в зле, какой-то противоестественной неблагодарностью оскорбляем высшую божественную правду, возбуждаем Его праведный гнев, Он не терпит более, но вооружившись мечом и стрелами ужасного и неумолимого Своего гнева, как страшный воин восстает на нас и угрожает совершенным истреблением, смертью, вечным мучением; и, кажется, говорит нам то же, что иудеям в сегодняшнем Евангелии: «О, роде неверный и развращенный, доколе буду с вами? доколе терплю вам?» (Мф.17, 17). Род неверный – не потому, что не имеешь веры, а потому, что не имеешь никакого дела веры; развращенный, отвергнувший страх предо Мной, поправший закон Мой, удалившийся от любви Моей, совратившийся в свои похотения! Доколе буду с вами? Доколе Я буду с вами в Моей Церкви и в Моих таинствах? Доколе терплю вам? Доколе Я буду вас выносить, поддерживать вас Своей кротостью и долготерпением? До каких пор? С этими словами Он оружие Свое очистит (в таком страшном образе описывает Его пророк), «лук Свой напряже, и уготова и; и в нем уготова сосуды смертныя» (Пс.7, 13–14). Стрелы приготовлены и это – «стрелы Сильнаго изощренны, со угльми пустынными» (Пс. 119, 4). Одни стрелы, чтобы отнять или детей для наказания родителей, или родителей для вразумления детей, или мужа у суетной жены, или жену у непотребного мужа, или брата у грешного брата же. Другая стрела, чтобы поразить наше здоровье, дабы больных нас повергнуть в постель на долголетние страдания; третья, чтобы отравить нам счастье, чтобы бедностью смирить наше гордое око. Прочие, коих нельзя исчислить, чтобы они причинили нам всевозможные раны, истребили жилища, разорили имущество, уничтожили товары, рассеяли семейство тяжбами, раздорами, голодом, смертью, войнами, пленением и всей тьмой бедствий.

«Оружие Свое очистит, лук Свой напряже, и уготова и; и в нем уготова сосуды смертные». Куда, несчастные грешники, мы убежим от такого негодования и гнева Сына Божия? Для нас нет иного исхода, как покаяться и припасть к стопам человеколюбца Бога нашего, а для этого обратиться к посредству священников, которые здесь, на земле, в Церкви, и к ходатайству святых, которые в раю. И представьте, что все: и монахи, и священники, и архиереи, и патриархи – совершают общее служение и моление; более того, все святые рая, весь лик пророков и апостолов, все множество мучеников, подвижников и девственников, все члены блаженных ангелов припадают перед престолом величества Божия, чтобы испросить для нас милости прощения. Гораздо больше всего этого ходатайства земной и небесной Церкви может сделать единственное слово Богоматери. О, когда обратится Тот страшный Судия и увидит лицо Своей Матери, этой святейшей и сладчайшей Матери, Которая умоляет Его, Он тотчас станет приветлив, кроток, мирен, отложит меч и лук Своего Божественного гнева, тотчас покажет нам снисхождение и любовь и изречет нам вожделенное прощение, «много бо может моление Матернее ко благосердию Владыки». Подумать только, христиане, кто простит? Матерь Божия, Которая имеет дерзновение к Богу несравненно больше всех святых. Прочие святые умоляют, как рабы Божии, Пресвятая Дева просит, как Матерь Божия. Кого умоляет? Сына Божия, Которого зачала, Которого родила, вскормила и воспитала; Которого одна Она возлюбила всей любовью, какой возлюбили Бога все блаженные вместе, и Которым была возлюблена всей любовью, какой Бог любит всех блаженных вместе. Все святые умоляют Бога, как Отца, Пресвятая Дева – как Сына. За кого умоляет? За христиан, которые суть Ее дети, по природе Ее потомки того же рода, той же крови, от которой и Сама произошла, а по благодати – братья Ее Сына. Все святые ходатайствуют за нас, как за братьев, Пресвятая Дева ходатайствует за нас, как за детей. Теперь примите во внимание Лицо, умоляемое Ею. Как велико ее дерзновение! И лицо, умоляющее. Как горяча Ее мольба! Возможно ли, чтобы не была оказана милость? Этот смысл имеет известное выражение Песни песней, с которым, мне думается, обращается к Деве Бог: «Сердце наше привлекла еси единым от очию твоею» (4, 9), – одним Твоим взором Ты проникла в Мое сердце, Я бросаю оружие, оставляю гнев, дарую прощение.

Вот какую милость оказывает, вот какую помощь подает нам, христианам, Святейшая Мария. Какое же почитание и благоговение должны оказывать Святейшей Марии мы, христиане? Она и Матерь Божия, и Матерь наша; как нашу собственную мать, мы должны чтить Ее; мы должны благоговеть перед Ней, потому что это – естественная обязанность, утвержденная Божественным законом; с другой стороны, как Матерь Божию, мы, люди, должны еще более чтить Ее; поэтому мы еще более должны благоговеть перед Ней. Ибо Ее, как Матерь Божию, чтят и перед Ней благоговеют сами святые рая и даже ангелы небесные. Следовательно, честь и благоговение к Святейшей Марии, как нашей Матери, должны быть велики, а как к Матери Божией, выше всякого сравнения. Кто не чтит и не уважает своей матери, тот недостоин названия человека; кто не чтит Матерь Божию и не благоговеет перед Ней, недостоин имени христианина. Кто может похвалиться, что он верный раб Иисуса, если он не есть верный раб Марии? Или как он благоговеет перед Сыном, не благоговея перед Матерью? О, если бы я по какому-нибудь несчастью утратил всякое благоговение, то никогда не утрачу благоговения к Деве Марии. При всяком несчастье – телесном или душевном, в котором бы я очутился, я буду прибегать к Ней в уверенности, что у Нее я найду в болезнях моих исцеление, в моих горестях – утешение и в грехах моих – прощение. И даже в самом аде я не теряю надежды на спасение от Царицы Небесной. Я не боюсь погибели, пока Она охраняет меня в Своих объятиях. Но когда потеряю благоговение к Деве, тогда я погибшая душа.

Но в чем же состоит благоговение к Деве? В молитве и посте. В молитве, которая есть призывание имени Божия; в посте, который есть воздержание. Это два способа, которыми, по определению Церкви, мы должны чтить Матерь Божию и нашу, особенно в эти дни. Какой же должна быть наша молитва? Не с беспорядочностью, не с волнением, не с бесстыдством, но со страхом Божиим, сокрушением сердца и слезами умиления. Каким должен быть наш пост в воздержании? Не только воздержание от яств, но и от греха; не только от мяса, но и от плотских страстей. Всесвятая Дева ждет от нас вместе с постом и чистоты сердечной с молитвой, и сокрушения сердечного. Чего же менее этого может требовать от христиан Матерь Божия и Матерь христиан? О, если бы мы поняли, какую милость и помощь получаем от такой Святейшей Матери!

Сироты, лишившиеся родителей, странники, бесприютные, больные, скорбные, грешные, не печальтесь: есть у вас Матерь, Матерь Божия! Матерь, Которая приютит вас в странствии, Которая напитает вас в бедности, Которая дарует вам в печалях утешение, в болезнях исцеление, из плена освобождение, в грехах прощение. Не горюйте: вы имеете Матерью Матерь Божию. Моряки, плавающие на море, призывайте Деву, чтобы в бурю иметь пристанище; путники, проходящие сушу, призывайте Деву, чтобы иметь в опасностях помощницу. Земледельцы, возделывающие землю, призывайте Деву, чтобы иметь благословение урожая в трудах своих. Юноши, учащиеся в школе, призывайте Деву, чтобы иметь свет познания в учении. Духовные и миряне, мужи и жены, призывайте Деву во всех нуждах, телесных и душевных, чтобы иметь Покровительницу в этой жизни, Покровительницу в час смерти и Ходатаицу в день суда. Христиане, от малого до великого служащие и поклоняющиеся имени Иисуса, чтите имя и благоговейте пред именем Девы Марии, Матери Иисуса и нашей. «Иисус» и «Мария» да будут написаны в ваших сердцах; «Иисус»и «Мария» да не сходят с уст ваших; Иисус и Мария пусть будут началом и концом ваших молитв. Имена Иисуса и Марии да будут первыми в раннее утро и последними вечером; с ними закрывайте глаза ваши ко сну; с ними входите и выходите из церкви; с ними начинайте и кончайте всякое дело, чтобы удостоиться в час последнего воздыхания иметь с одной стороны Иисуса, а с другой – Марию, и вместе с Иисусом и Марией прославиться в Небесном Царстве. Аминь.

 

Слово на Евангелие от Матфея. О предстательстве Богоматери   

«И, разгневавшись, государь его отдал его истязателям, пока не отдаст ему всего долга» (Мф.18:34).

Нынешняя притча ясно учит, что не может ждать себе от Бога милости тот, кто не оказывает ее ближнему. «И прогневався господь его, предаде его мучителем». Так и следует неблагодарному рабу: он испытывал на себе такое милосердие своего господина и обнаружил такое бессердечие к своему то­варищу. Он был должен десять тысяч талантов (так много!), не имея чем заплатить, просил об отсрочке, и добрый господин освободил его, подарил ему их. Ему следовало получить только сто динариев (так мало!), его должник, не имея чем заплатить, точно так же просил об отсрочке; но бессердечный человек схватил его, душил и наконец вверг в темницу. Видят прочие такое бесчеловечие и огорчаются; услышал господин и прогне­вался. Он призывает и сначала обличает. «Рабе лукавый, говорит ему, не подобаше ли и тебе помиловати клеврета твоего, якоже и аз тя помиловах?» (Мф.18,32-33) Затем повелевает мучите­лям: «Уберите его с моих глаз, предайте его пыткам, пока он не заплатит весь свой долг», — «и прогневався господь его, предаде его мучителем, дондеже воздаст весь долг свой». Так и следует, по­вторяю, неблагодарному рабу. Но теперь, несчастный, какую он имел надежду избавиться от пыток? Надеется ли на то, что его опять помилует господин? Но тот уже помиловал его раз, а теперь очень разгневан. Надеется, может быть, на то, что това­рищи сжалятся над ним и будут за него ходатайствовать? Но то­варищи-то, главным образом, его и осуждают, сильно возму­щенные его жестокосердием. Надеется заплатить свой долг? Но он очень велик — десять тысяч талантов! Так что же ему делать? Сейчас скажу вам. Этот раб, на которого разгневался господин и которого осуждают товарищи, раб, не имеющий никакой на­дежды на освобождение, есть несчастный грешник, отпавший от благодати Божией, удаленный от лица Божия, осужденный на все казни, какие может наслать Божественный гнев. Итак, его господь, Бог, прогневался, его друзья, святые, осуждают его, не ходатайствуют за него, долг его грехов беспределен -недостанет целой жизни, чтобы заплатить его. Что же делать ему? К кому прибегнуть? Откуда ожидать спасения? А вы, хри­стиане, не знаете ли, кто надежда отчаявшихся? Кто прибе­жище грешников? Кто — Матерь христиан? Мария, Пречи­стая Владычица. Да. Если какой-нибудь грешник и приходит в такое несчастное состояние, что с одной стороны имеет прогневавшегося против него Бога, с другой — не имеет ни­какой помощи в виде ходатайства святых, однако и тогда его не покидает помощь и ходатайство Всесвятой Девы. Это я хо­чу сказать вам сегодня в утешение грешниками и во славу Богоматери.

«И прогневався господь его, предаде его мучителем». Хотел бы я, христиане, чтобы вы поняли, что значит выражение: «прогневав­ся господь его», т. е. как страшен Божий гнев, который возгорает­ся от греха человеческого. Мы видим это на многих примерах из Божественного Писания, где Бог явился действительно, как говорит Давид, «Богом отмщений». Согрешил впервые светонос­ный ангел, и Господь его, прогневавшись, низверг его с неба, как молнию отверз бездну огня неугасимого и тьмы кромешной и туда заключил его навеки вместе с отступившими ангелами. Согрешил Адам, и Господь его, прогневавшись, изгнал его из рая и осудил возделывать землю, полную терний и волчцев, потом лица своего орошать хлеб всю свою жизнь. Согрешили лю­ди во времена Ноевы, и Господь их прогневался на них, послал потоп водный, сорокодневный дождь и потопил их. Согрешили жители пятиградия, и Господь их, прогневавшись, одождил на них огонь с небес и попалил. Согрешили евреи, и Господь их, прогневавшись, предавал их, побежденных, ограбленных и плененных в руки врагов, то халдеев, то ассириян; и доселе они — поношение человеков и презрение у людей. Согрешил друг Его, возлюбленный Давид, и тем не менее Господь его, прогневавшись, не простил его без того, чтобы не положить предварительно на него тягчайшего наказания, смерти детей и моровой язвы, разорившей почти все его царство. И много дру­гих подобных примеров мы видим в те древние времена. Согре­шаем и мы, христиане, и разве не видим, как гневается Господь наш и наказывает нас многоразличными карами? Из них одни мы видим, потому что они поражают тело, именно: болезни, смерть, разорение, войны, нищету и другие бесчисленные не­счастья; других не видим, так как они постигают душу, когда Бог удаляется и отнимает Свою Божественную благодать, отку­да и происходит потемнение разума, не видящего света истины: то бессилие воли в отношении к добру; то невежество в догматах веры, неблагоговение к священному, упорство в зле, то, наконец, нераскаянность. В немногих словах, поскольку грех, говорят учители Церкви, есть высшее зло, для Бога, Который есть высшая благость, нет ничего ненавистнее греха, и Божие правосудие ничего не карает так, как оно карает грех, это дерзкое преступление Божественных заповедей. Отсюда вы можете понять, как велик должен быть гнев Божий на человека, пребывающего в грехе. Он так велик, что даже праведный Иов боится его больше вечного мучения — «убо, о, дабы во аде мя сохранил еси… дондеже престанет гнев Твой» (14, 13)! Иоанн Златоуст боялся его более, чем тьмы наказаний: «Не столь мучительно представить себе даже тысячи геенн, сколь мучительно увидеть Божие лицо, отворачивающимся и кроткое око Его не терпящим воззреть на нас».

Когда Бог столь сильно прогневан на грешника, может ли кто-нибудь ходатайствовать перед Ним? Утолить Его гнев мольбой и обратить его на благоутробие и милость? Там, в пустыне, евреи совершили величайшее беззаконие, какое только может сделать человек против Бога: впали в идолопоклонничество, сделали себе золотого тельца, поклонялись ему, как богу, и отвергли истинного Бога, освободившего их от рабства египетского. Сильно разгневался Бог и хочет уничтожить, погубить, стереть их с лица земли. Моисей ходатайствует и просит: «Утоли гнев ярости Твоея и милостив буди о злобе людий Твоих, помянув Авраама и Исаака и Иакова, Твоя рабы» (Исх.32, 12-13). Нет, ответил Бог, «остави Мя, и возъярився гневом на ня, потреблю их» (Исх. 32,10). «Остави Мя». А кто удерживает Бога, кто Ем; препятствует? Его гнев воспламенился, меч обнажился. Он Сам всемогущ и всевластен. Кто имеет столько силы и дерзновения не допустить Его совершить отмщение над этим неблагодарным народом? Ему препятствует, Его удерживает и не допускает до казни мольба Моисея, который говорит Ему: «Утоли гнев ярости Твоея и милостив буди о злобе людий Твоих», и напомнил Ему древних патриархов, его верных рабов и друзей: «Авраама и Исаака и Иакова, Твоя рабы». И действительно, Бог прекратил ярость, угасил гнев Свой, умилостивился, простил евреям их страшное беззаконие — «и умилостивися Господь о зле, еже рече сотворити людем Своим» (Исх. 32, 14).

Теперь спрошу, кто же такой был Моисей перед Богом? Простой раб. А кто были Авраам, Исаак и Иаков? Тоже рабы. А Пресвятая Дева, Кто Она перед Богом? Мать, Мать, воз­любленная наиболее из всего творения. По словам святого Дамаскина, существует беспредельная разница между рабами Божиими и Матерью Божией, и если ходатайство раба Моисея сдерживает Божию ярость и не допускает ее поразить идолопо­клонников евреев, то ходатайство Матери Марии еще сильнее сдерживает этот Божественный гнев и не дает ему пасть на грешных христиан.

Бог, умоляемый всеми святыми, иногда выслушивает их, но иногда им и не внимает; Он — Господь, а те — рабы; они просят о какой-нибудь милости, оказать которую или не оказать в Его свободной воле. Разве Павел не просил у Бога милости трижды и не был услышан? Но умоляемый Пресвятой Девой, Бог вни­мает Ей всегда, Он Ее Сын, Она Его Матерь, и чтобы Сын ис­полнил прошение Матери, это не милость, а естественный долг. Когда Вирсавия, мать царя Соломона, вошла в царский дворец, царь, как говорит Божественное Писание, поднялся с престола – «и воста царь на сретение ей, и поклонился ей… и поставиша престол другий матери Цареве, и седе одесную его» (3Цар.2, 19). И когда Она сказала ему, что хочет просить его об одной милости, он ответил ей с глубоким уважением: «Проси, мати моя, яко не отвращуся от тебе» (3Цар.2, 20). Премудрый Соло­мон понимал, пусть он и царь, однако обязан почитать свою мать как царицу; хоть он и царь, но обязан выполнить желание своей матери. «Проси, мати моя, яко не отвращуся от тебе». Так и всевышний Бог. Когда Пресвятая Дева преставилась от земли на небо и вошла в чертог Божественной славы, с какой, вы ду­маете, честью Ее встретил Единородный Ее Сын? Мы не мо­жем постигнуть этой чести и не представляем себе ничего ино­го, кроме того, что предсказал Святой Дух устами Давида: «предста царица одесную Тебе» (Пс. 44, 10), т. е. что выше всех ликов святых и блаженных, выше всех чинов ангелов, архангелов, хе­рувимов и серафимов Он посадил Ее одесную Себя на Божест­венном престоле. Там Он как бы говорит Ей: «Проси, Мати Моя, яко не отвращуся от Тебе», т. е., Моя Мать, избранная от всех родов, благословенная из всех прочих женщин, как Ты облагодатствована, исполнена благодати на земле, так и прославлена, исполнена славы в раю. Ты Моя Мать, и Я Твой Сын; Сыну по­добает почитать Мать, Матери — соцарствовать Сыну; сиди одесную Меня и царствуй на небе и земле, и пусть поклоняют­ся Тебе ангелы и люди, как Царице и Матери Божией. Я — Бог, Я — Сын; как Бог Я дарую Тебе Мою славу, как Сын даю Те­бе мое сердце. «Проси, Мати Моя, яко не отвращуся от Тебе». Проси чего хочешь, и Я исполню Твое желание, и пусть знает мир, Кого Ты имеешь Сыном и Кого Я имею Матерью воисти­ну; и таким образом прославят Тебя роды. «Проси, Мати Моя»: проси исцеления тому больному, что полуживой лежит на постели; проси освобождения плененному, давно в цепях за­ключенному; проси за того бедного, который впал в столько! несчастий; проси о спасении путешественника, который под­вергается опасностям в море. Пусть только имя Твое призовет недужный — и исцелеет; плененный — и освободится; нищий -и найдет пропитание; мореход — и будет спасен. «Проси, Мати Моя». Та бездетная женщина умоляет Тебя даровать ей ребенка, девушка — сохранить ее честь; воин — дать ему победу; моряк -привести его к пристани; земледелец — ниспослать ему урожай; купец — доставить ему прибыль. Пусть их желание будет испол­нено только по предстательству Матери. «Проси, Мати Моя». Ты хочешь, чтобы от голода, мора, войны, всяких видимых и неви­димых врагов был сохранен тот город, страна, область, где бла­гоговейно чтится имя Твое? Да будет так. Но Ты хочешь еще, чтобы тот грешник, возбудивший Мой гнев, нераскаянный грешник, достойный смерти и вечной муки, получил просве­щение Божественной благодати и обратился к покаянию? Что­бы он был спасен? Пусть исполнится желание Матери. «Проси, Мати Моя, яко не отвращуся от Тебе». Я — Бог, Я — Сын. Я все могу сделать так, как Ты хочешь, из любви к Матери. Пусть Моя Мать прославится Моей славой. Пусть Моя слава состоит в прославлении Моей Матери.

Повторяю, христиане: если Бог внимает мольбам прочих святых, это — Его милость, потому что Он — Владыка святых; а если внимает молениям Матери Девы, это — Его долг, ибо Он — Сын Девы. Богом дан закон, чтобы Сын чтил Мать; и с тех пор как Бог восприял плоть от Матери, Он подчинился Своему собственному закону. Так говорит об этом Георгий Никомидийский, обращаясь к Самой Деве: «Ибо Творец, считая как Сын Твою славу Своей собственной, как бы оплачивая долг, исполняет Твои прошения».

Где ты, самый грешный, своими грехами превзошедший мытарей, блудниц и разбойников? Выйди сюда, и я сообщу те­бе счастливейшую вещь. Бог прогневался на тебя, как на бес­сердечного и неблагодарного раба в нынешней притче, и ото­гнал тебя от Своей благодати? Святые презрели тебя и вместо того, чтобы ходатайствовать, порицают тебя? Долг твоих гре­хов очень велик и ты не знаешь, чем заплатить Божественному правосудию? Поэтому ты страшишься и отчаиваешься? О, не­счастная душа, дерзай! Есть, кто поможет тебе в таком несча­стье. Это — Пресвятая Дева. Пусть будет обращен на тебя весь гнев Божий, но если Она будет ходатайствовать, Он смилости­вится, ибо Он — Сын; пусть никто другой не просит за тебя, но если Она одна станет просить, то будет услышана, ибо Она -Матерь, «много бо может моление Матернее ко благосердию Вла­дыки». Разве ты не знаешь, христианин, что одна слеза Матери, этой благодатной Матери заглаживает много грехов? Одного Ее предстательства, одного слова, одного мановения достаточ­но, чтобы преложить весь Божий гнев и негодование на ми­лость и благоутробие. Только прибегни к Ее покрову, проси Ее помощи, надейся на Ее предстательство и будь уверен, что, ес­ли ты держишься за такой якорь, ты не погибнешь. Ни одно животное в ковчеге не погибло; так не погибает никто из хри­стиан, прибегающих под защиту Святой Девы, Которая есть кивот освящения. Поэтому наша Церковь воспевает: «Никтоже притекая к Тебе посрамлен исходит, чистая, Пресвятая Богородице, но просит милости и приемлет дар к полезному прошению».

О Мария, блаженнейшее имя, услада ангелов и радость опе­чаленных! О Мария, о Дева, о Матерь Божия и Матерь христи­ан! Я тот непотребный раб, о котором говорит нынешнее Еван­гелие, раб, на которого разгневался Твой Сын и которого пре­зрели святые, раб обязанный заплатить Божию правосудию весь долг моих бесконечных грехов. Что мне делать? К кому прибегнуть? Откуда ждать себе спасения? Я Тебя делаю своей споручницей, к Тебе прибегаю, на Тебя надеюсь, ибо Ты — на­дежда ненадеянных, прибежище грешных, Матерь христиан. Надежда моя, прибежище, Матерь моя, прими, сохрани раба Твоего, умилосердись над чадом Твоим! Одно ходатайство, одно слово, сделай одно мановение за меня перед Твоим Сыном — и я спасен! О Мария, надеющемуся на Тебя невоз­можно погибнуть!

Похвальное слово на Введение Богородицы

«И я видел, и вот, слава Господа наполняла дом Господа» (Иез.44:4).

Вот величайшая жертва, какая только принесена Богу от сотворения мира. Мария, приснодевственная дщерь, в трехлетнем возрасте приводится в храм Иерусалимский на по­священие Творцу. Не было ничего более ценного, не оказалось никакой более дорогой и для Бога благоприятной жертвы. Так что когда благоговейным умственным взором я представ­ляю себе это торжественное введение, как будто вижу, действи­тельно, славное и блестящее торжество на земле, в святом гра­де, но вместе с этим воображаю другое, более славное и блестя­щее там, горе, на небе, в раю. Я здесь вижу, как идут впереди свеченосные девы, радостно прославляющие Приснодевственную, а там — как чиноначалия молниезрачных ангелов ли­куют, светло прославляя во плоти честнейшую бесплотных сил. Здесь архиерей простирает благословляющую руку и по божест­венному вдохновению, облачившись, вводит в Святое Святых одушевленный кивот освящения; и в это же время отверзает Свои блаженные объятия Предвечный Отец и принимает одес­ную престола божественного величия предопределенную Ма­терь Сына Своего. Сугубо введение благодатной Богоотроковицы: одно видимое, здесь, во Святое, а другое — мысленное, там, во светлости Святых. Поэтому здесь сияет храм Соломонов, полный божественного светоявления, а там сугубо сверкает треблаженный свет Трисветлого богоначального Сияния. Веро­ятно, это и созерцал Иезекииль, когда говорил: «И видех, и се, полн славы дом Господень». При этом разумеется дом Господень земной и небесный. Но я, усердные слушатели, сегодня не хочу представлять себе ничего на земле или на небе, кроме этой бла­годатной Дщери, и, видя Ее входящей в храм Божий, воображаю поистине одушевленным храмом Божества, о котором верно могу сказать: «И видех, и се, полн славы дом Господень».

И храм Соломонов, и все, что в нем было священного и чти­мого, все это было образом преимуществ Девы Марии, Которая воистину есть одушевленный храм Божий. Прежде всего сам Соломон, чье имя означает «царь мира», создатель храма, на по­строение которого он положил все свое богатство и мудрость, чтобы совершить величественнейшее и прекраснейшее дело, какое только возможно на земле, есть образ небесного Мироздателя и Всецаря Бога, Который в Писаниях называется «Князь мира», Который для создания Девы Марии положил все Свое бо­гатство Божественного Своего всемогущества, божественной мудрости и благодати, чтобы произвести творение совершен­нейшее и благороднейшее во всей природе существ. «Сотвори Мне величие Сильный… сотвори державу мышцею Своею» (Лк. 1, 49-51); это значит, чтобы создать Ее, Бог сделал столько, сколько мог всемогущий Бог. Он создал Ее с таким телесным благолепием, которое при сравнении много превосходит да­же благолепие бестелесных духов; с душой, восприимчивой ко всем одновременно высочайшим дарованиям Духа, с ра­зумом, просвященным всеми лучами Божественного сияния для познания истины; с волей, возжженной стремлением к добру всей теплотой божественной любви, непрестанно действуемой и содействуемой Всесвятым Духом. Блаженный Ав­густин творение Девы называет «делом вечного света» <…> Необычайное дело произошло при построении храма, ибо Писание говорит: «и храму зиждему сушу, камением краесекомым нетесаным создася; млат же, и теслица, и всякое орудие желез­но не слышася» (3Цар.6, 7) <…> Но еще более необычайное дело произошло в Деве, поскольку Она должна была, как воспевает Церковь, быть чистейшим храмом Спасителя, священной со­кровищницей славы Божией, жилищем воплощенного Божест­ва, одушевленной храминой Небесного Царя. Она была по телу и душе, говорит богослов, предуготована, предочищена, совер­шенна, облагодатствована. «Бог сделался человеком, зачав­шись в Деве, душой и телом предочищенной Духом». Таким об­разом, Дева Мария, созданная Богом, превзошла природу зако­на, а родив Бога, превзошла закон природы.

В храме Соломоновом было десять самых священных и до­сточтимых вещей: во-первых, семисвечник; во-вторых, трапеза с хлебами предложения; в-третьих, золотая кадильница; в-чет­вертых, золотая стамна, вмещавшая манну; в-пятых, скрижали завета, на которых было начертано десятословие; в-шестых, жезл Ааронов прозябший; в-седьмых, ковчег; в-восьмых, херу­вимы, осенявшие очистилище; и, в-девятых, Святое Святых. Все они — прообраз, притча и сень преимущества Богородицы. Она поистине была семисвечным светильником семи дарова­ний Святого Духа, которыми сияла, говорит Афанасий Вели­кий, с первых же лет жизни. Она была живоносная трапеза Хлеба Жизни. Она золотая кадильница, ибо не воспламенив­шись, вместила огонь Божества; Она — стамна золотая, содер­жавшая небесную манну; Она — скрижаль, ибо носила вопло­щенное игостасное Слово; Она — жезл, чудесно прозябший цвет нетления; Она — ковчег, спасший человеческий род от по­топа греха; Она божественное очистилище, которое освяща­ли не херувимы, но сама сила Всевышнего. Это — богоприемное чрево поистине есть Святая Святых, куда единожды вошел бессеменно и откуда вышел нетленно Бессмертный Архиерей, когда Слово стало плотью.

И вот в Деве Марии одушевлен храм Божий, который преоб­разовательно представлен храмом Соломоновым. Поэтому та слава, которая по освящении наполняла храм Соломонов, бы­ла только неясным указанием на беспредельную славу, испол­нившую Богоматерь, о которой Дух Святой пророчественно провозгласил: «И видех, и се, полн славы дом Господень». Почему Дева вошла в храм в трехлетнем возрасте? На третьем году узна­ется высота человеческого роста. Каков кто-либо в три года, впоследствии вырастет еще вдвое, ни больше ни меньше. Это замечает и Василий Великий в своем Шестидневе: «Каков кто в трехлетнем возрасте, дважды таков будет потом». Дева была трех лет и имела столько святости, что была признана достой­ной войти в Святое Святых, куда входил только один архиерей, и только однажды в год. Отсюда уже мы можем заключить, что со временем Дева должна была вдвое усугубить Свою святость; т. е. как Она в три года превосходила святостью всех праведни­ков, пророков и патриархов древнего закона, так Она должна была усугубить Свою святость, чтобы еще на столько же пре­восходить апостолов, мучеников, преподобных и учителей Церкви, и на столько же превосходить всех ангелов, арханге­лов, серафимов и херувимов небесных. Так что если в три года Она достигла Святого Святых храма, то к концу достигнет Свя­того Святых рая, т. е. самого престола Трисиятельного Божест­ва. И действительно, царь и пророк Давид предузрел Ее возвы­шение: «предала царица одесную Тебе» (Пс.44, 10). Вот это и есть совершенное величие святости, которое приняла Дева, оду­шевленный храм Божий, полный благодати здесь, на земле, полный славы на небе. «И видех, и се, полн славы дом Господень».

Ты, прославленная Дева, входишь днесь в храм Божий, Ты, одушевленный храм Божий, входишь в Святое Святых, освя­щенное осенение Всевышнего; входишь в очистилище Господ­не, очищение душ наших; и мы, как свеченосные девы с серд­цем, возжженным благоговением, мысленно дориносим Тебя и в духовном веселье торжествуем славное Твое введение.

Слово на Евангелие от Луки. О трех препятствиях к спасению

«Один человек сделал большой ужин и звал многих… И начали все, как бы сговорившись, извиняться» (Лк.14:16-18).

Насколько Бог благ и многомилостив для человека, на­столько человек не признателен и не благодарен в отноше­нии к Богу. Благоутробие Божие борется со злобой человека; Божия благодать призывает, человеческая воля убегает; та умо­ляет, эта отворачивается; та предлагает дары щедро, эта безза­стенчиво отвергает. Владыка это именно и хочет выяснить нам в нынешнем Евангелии, которое имеет притчевый, нравствен­ный, иносказательный и наводящий смысл, по объяснению бо­гословов. Притчевый его смысл заключается в том, что какой-то человек устроил большой ужин и пригласил многих; нравст­венный, что этот человек есть Богочеловек Господь, Который уготовал тайную вечерю пречистых Своих Тайн и призывает нас к святому Причащению; иносказательный, что это опять Сам воплощенный Бог Слово, Который, став человеком, при­гласил, как на великую вечерю в святую Свою Церковь многих, иудеев и язычников; наводящий, что это Бог Отец, Который призвал на вечерю вечной сладости, т. е. Царства Небесного, всякого человека, грядущего в мир, так как «всем… хощет спастися и в разум истины прийти»  (1Тим. 2, 4). Так беспредельна благость и велика милость Бога к человеку; но какова непри­знательность и неблагодарность человека в отношении к Богу! Приглашенные не приходят, предопределенные отстраняются. «И начата вкупе отрицатися вси». Один говорит, я купил поле, и мне нужно пойти посмотреть его, — «село купих и имам нужду изыти и видети е» (Лк.14,18); это — привязанный к миру чело­век, купивший ценой своей души бесплодное поле этого мира, на котором он напрасно губит свои труды и проливает пот, но собирает только терние и волчцы мирского несчастья и суетно­сти. Другой купил пять пар волов и хочет их испытать — «супруг волов купих пять и гряду искусити их»  (Лк. 14,19); это — человек, привязанный к богатству, который всеми чувствами, внешни­ми и внутренними, отдался корыстолюбию и лихоимству. А другой еще более бесстыдно говорит, что женился и не может прийти — «жену поях и сего ради не могу прийти» (Лк. 14, 20); это — плотоугодник, душа и тело его опутаны узами плоти. Поэтому я делю людей на три разряда: одни привязаны к миру, другие — к богатству, третьи — к плоти; мир, богатство и плоть — вот те три препятствия, которые не позволяют человеку пойти на ве­ликую вечерю, — к причащению пречистых Тайн, к наслажде­нию Небесного Царства. Это и составит предмет нынешнего поучения.

1) «Село купих и имам нужду изыти и видети е»; это говорит привязанный к миру. Мир великое препятствие к спасению че­ловека. Мир и Бог совершенно противоположны друг другу. Никому не возможно служить Богу и миру — «никтоже может двема господинома работати»  (Мф. 6, 24) <…>

Антонию Великому открылось в одном видении, что весь мир покрыт какими-то сетями: сети на полях и садах; сети на путях и площадях; сети на дворцах богатых и домах бедных; се­ти на церквах и жертвенниках; сети на всяком месте.

Что же обозначает видение? Сети — это заблуждения и об­маны мира, его заботы и попечения; сети, ловящие за руки, за ноги, за шею, глаза, уловляющие ум и сердце. Сети, связываю­щие мужей, жен и детей, юношей и старцев. Тот хочет сотво­рить молитву, пойти в церковь, хочет поисповедаться, причас­титься, хочет, наконец, исправиться, но его держит сеть мира. Хочет помолиться, но он имеет в уме тысячи забот о доме; пой­ти в церковь, но ему нужно идти к вельможе, нужно окончить какое-нибудь дело, нужно сходить на рынок, осмотреть товар; чтобы исповедаться и причаститься, он не находит ни дня удобного, ни часа, ни мгновения. Вы знаете, как тяжело было господство фараона над порабощенным еврейским наро­дом? <…>« Отпусти люди Моя, да праздник сотворят Мне… пойдем убо путем триех дний в пустыню, да пожрем Господу Богу нашему..».  (Исх. 5, 1-3). «Да отягчатся дела людий сих, и да пекутся о них» (Исх. 3, 9). Так проходит день без молитвы, про­ходит праздник без литургии, проходит год без покаяния, це­лый путь жизни проходит в мирских заботах, без единой мыс­ли о Боге. И как будет мысль о Боге там, где царят мирские за­боты? «Нет, — говорит Кирилл Великий, — в волнующемся и ведущем борьбу уме никакой мысли о добром и не вселяется Божия благодать». <…> Волнующаяся вода, цвет которой не виден… Христианин! «Человек некий сотвори вечерю велию и зва многи». Что ты скажешь? «Молю тя, имей мя отречена»  (Лк.14, 19).<…> О, какое великое препятствие для спасения человека представляет мир!

2) А ты, другой, что ответишь? «Супруг волов купих пять и гря­ду искусити их». Это — человек, любящий богатство. О, какое ве­ликое препятствие для спасения человека представляет богат­ство! Вот здесь-то поистине великая сеть, которая держит душу крепко связанной. Поэтому блаженный Павел и говорит: «Хотя­щий богатитися впадают в напасти и сеть, и в похоти многие несмыленны и вреждающия, яже погружают человеки во всегуби-телство и погибель»  (1Тим. 6, 9). Во-первых, в искушение; во-вторых, в гнев; в-третьих, во многие бессмысленные и вредные похоти. В искушение: клясться, обижать, грабить; в гнев: поно­сить, браниться, убивать; во многие бессмысленные и вредные похоти: море ненасытное <…> «Человеку некоему богату угобзися нива»  (Лк. 12, 16).<…> О возвращении чужой вещи он даже и не думает (Аталанта и Иппомен) <…> Диоген на вопрос, поче­му золото бледно, ответил, потому что многие за ним гонятся. Ибо невозможно любить вместе деньги и душу… «яже погружа­ют человеки во всегубителство и погибель»  <…>

Итак, какое великое препятствие для спасения человека составляет богатство! Христианин! «Человек некий сотвори вечерю велию и зва многи». Что ты скажешь? «Молю тя, имей мя отречена».

3) Не приходит один, ибо любит мир, не приходит другой, потому что любит богатство. Прийди хоть ты, кто бы ты ни был! Но что я вижу, что слышу? «Жену поях и… не могу прийти». О, ка­кое великое стеснительное могучее препятствие для спасения человека — плоть! Это не сеть, а тройная веревка; это — желез­ная цепь, которую ничто, кроме смерти, не может порвать. «Жену поях и сего ради не могу прийти».

Признаем, христиане, открыто: нет никого, кто бы сильнее женщины властвовал над нашим сердцем. (История трех юно­шей.) Женщина укрощает львов, подчиняет царей, порабощает властителей, побеждает мужественных, принуждает людей не­навидеть собственных детей, отказаться от родителей, предать отечество, убивать, изменять вере, идолопоклонствовать, му­чить, если бы у них была не одна, а даже и тысячи душ <…> «Сы­не, да не победит тя доброты похоть»  (Притч. 6, 25) и не ходи во след очей твоих (см.: Чис.15, 39). Распутство ужасно в измыш­лении зла. О, какое великое, стеснительное, могучее препятст­вие эта плоть! Если ты попал в сети, хотя бы тысячу раз я при­зывал тебя к покаянию, ты будешь отвечать: «не могу прийти».

Итак, я заключаю. «Человек некий сотвори вечерю велию и зва многи… И начата вкупе отрицатися вси»  (Лк. 14,16-18). Не при­ходит один из любви к миру, другой — из любви к богатству, иной — из угождения плоти. «Вси уклонишася вкупе неключими быша; несть творяй благостыню, несть до единого» (Пс.13, 3). <…> И вы хотите, чтобы Бог не гневался на нас? <…>

Слово в день святого Николая. О любви

«Стал Он на ровном месте, и множество учеников Его, и много народа из всей Иудеи» (Лк.6:17).

Хотя долг особенного благоговения к иже во святых отцу нашему чудотворцу призывает меня сегодня к его прослав­лению, однако содержание нынешнего святого Евангелия влечет мой язык к другому, к высшему поучению. И я склоня­юсь более к тому, чтобы нравственным поучением наставить празднующих слушателей, чем красноречивым похвальным словом прославлять празднуемого. Во-первых, потому, что со­знаю свою неспособность по достоинству восхвалить этого ве­ликого иерарха; я не могу ни прославить его подвиги, ни опи­сать его чудеса. Во-вторых, потому, что все лики ангелов, все чины блаженных духов на небе и на земле, все общины право­славных во всяком городе и стране, совершая общий всемир­ный праздник, столько поют, столько говорят во славу святого, что никому уже невозможно прибавить что-либо больше к чес­ти его и славе. Итак, достаточно того множества похвальных слов, которыми различные церкви празднуют память чудотвор­ца Николая, а мы выберем другой предмет для слова, именно тот, который представляет нам святое Евангелие, чтобы полу­чить от наставления столько же духовной пользы, сколько от праздника мы получили духовной радости.

Господь наш Иисус Христос стал на широкой Галилейской равнине; там собралось бесчисленное множество и учеников, и многих других людей со всей Иудеи, из Иерусалима, Тира, Сидона и из всех окрестных стран, пришедших, как жаждущие лани к источнику, чтобы слышать Его слово и видеть чудеса; и от Небесного Врача душ и телес они получили сугубое исце­ление. Во-первых, исцеление души, богопознание, ибо Его учение было небесным спасительным светом, просвящавшим всякого человека; во-вторых, здравие тела, так как от Него ис­ходила чудодейственная сила, слепым возвращавшая зрение, исцелявшая больных и очищавшая прокаженных. «И изцеляше вся» (Лк. 6, 19). Тогда Он возвел очи Свои на учеников и произ­нес известные девять блаженств, во всей точности записанных евангелистом Матфеем; именно: блаженны вы, нищие; бла­женны вы, плачущие; блаженны вы, имеющие чистое сердце; блаженны вы, миротворцы; блаженны вы, поносимые за прав­ду; блаженны, сказал Он, и треблаженны все вы, скорбные в этом мире, так как вы возрадуетесь неизреченной радостью в Царствии Небесном. «Возрадуйтеся в той день и взыграйте; се бо, мзда ваша много на небеси» (Лк. 6,23). Если бы я захотел говорить обо всех блаженствах, мое слово продлилось бы бесконечно; поэтому удовольствуйтесь тем, что я буду говорить только об одном, именно: об изречении «блажени миротворцы» (Мф. 5, 9), что здесь очень необходимо. 

1. Я представляю себе человека в двояком состоянии: или в мирском, просто как человека вообще, в его доме, с его семь­ей, родителями и братьями, человека, который стремится к счастью; или в духовном, как человека христианина, в Церкви, который верует в Евангелие и ожидает Царства Небесного. Те­перь я скажу, что человек с миром в области мирской действи­тельно счастлив, и все ему удается, а в области духовной он со­вершенный христианин и легко спасается; наоборот, без мира он несчастный человек и ложный христианин, жалкий в этой жизни и трижды жалкий в другой. Так необходим мир и в мир­ских делах в этой жизни, и для духовных — в будущей. Я начну с первого.

Языческая мудрость древних мудрецов оставила нам то многоизвестное изречение, которое весь мир и во все време­на с одобрением признавал вполне истинным, именно, что при согласии малые вещи увеличиваются, а при раздоре вели­кие уменьшаются. С другой стороны, обитающая в Церкви мудрость Святого Духа тому же поучает нас в Священном Писании. Во-первых, в псалмах: «се, что добро, или что красно, но еже жити братии вкупе? …яко тамо заповеда Господь благо­словение и живот до века» (132, 1-3); во-вторых, у пророка Сираха: «треми украсихся и стах красна пред Господем и человеки; единомыслием братии и любовию искренних, и муж и жена меж­ду собою согласии» (25, 1). И много такого изречено устами про­роков. Благополучен тот дом, где обитает мир, где брат лю­бит брата, родители заботятся о детях, дети чтят родителей и супруги живут в единодушии. Там благословение Божие, там счастье земное, там радость и веселье, там земное блаженство. Наоборот, где господствует ненависть, там разномыслие между братьями, разделение между родителями и детьми, ревность между мужем и женой. Какое проклятие Божие! Какое осужде­ние от людей! Какая тревога, горечь, земной ад! «Идеже бо за­висть и рвение, ту нестроение и всяка зла вещь», говорит апостол Иаков (3, 16); ибо там бедность, убытки, совершенное разоре­ние, ибо вражда уничтожила не только отдельные дома, но и великие города и сильные царства. Существует изречение Иисуса Христа: «Всякое царство раздельшееся на ся запустеет, и всяк град или дом разделивыйся на ся не станет» (Мф. 12, 25).

Скифский царь умирал, оставляя после себя множество сы­новей. Что же он делает, желая побудить их к согласной жизни? Он призывает всех к себе и дает одному в руки крепко связан­ный пучок ветвей, приказывая ему переломить его, если может. Тот взял, старался, силился переломить, но не смог; взял его другой, третий, и все остальные попытались тоже, но никто из них не смог. «Развяжите, дети мои, — сказал рассудительный старец, — эту связку, берите отдельно по веточке, и вы их легко переломаете». Те так и сделали: развязали и по одной перелома­ли все. Тогда добрый отец объяснил им: «Видите, как крепок связанный пучок и как легко ломается развязанный? Так же и вы, если будете жить в единении братской любви, вас не смо­жет победить никакой враг; но если вы разделитесь между со­бой, вы ослабеете, и всякий враг победит вас по одному». Вот разумное завещание. Выслушайте и повествование из Священ­ного Писания. Умер Гедеон, и наследниками своей власти в еврейском народе оставил семьдесят сыновей, всех взрослых, богатых и сильных. Они составляли одно братство, целое вой­ско, дом, город, целую семью, целое царство; и если бы все эти братья жили в мире между собой, связанные братским единоду­шием, какой враг мог бы их победить? Но этот союз распался, братство разделилось вследствие разномыслия. Что же произо­шло? Опин из братьев, Авимелех, пересилил, победил прочих братьев и в один день убил их всех. Но и он, бедственно поцар­ствовав три года, был убит при осаде города Сихема; и как? Какая-то женщина с высоты башни бросила в него камнем и раздробила ему голову. Таким-то образом в короткое время исчезло то многочисленное наследие, сильное царство Гедеона; так справедливо сказанное Соломоном в Притчах, что «брат от брата помогать, яко град тверд и высок, укрепляется же якоже основанное царство» (18, 19); и еще более истинно сказано Христом: «Всякое царство раздельшееся на ся запустеет, и всяк град или дом разделивыйся на ся не станет». Вы видите в повест­вовании книги Бытия бесчисленных потомков Ноя, сынов Си­ма, Хама и Иафета, собранными на обширной равнине Сенаар, где они задумали построить великий город с башней, которая бы достигла неба, чтобы этим обессмертить свое имя. Трудное предприятие, но они выполняют его с легкостью. Начинается постройка, понемногу увеличиваются стены, возвышается башня, еще немного — и в короткое время будет окончено это великое дело. Я нисколько не удивляюсь этому, ибо Священное Писание говорит, что эти люди, хотя были многочисленны и происходили из различных семей, однако имели общий язык и понимали друг друга; все имели одну мысль и стремились к од­ной цели; многочисленные руки делали одно дело, все были со­гласны, все объединены, все были как один. «Род един, и устне едине всех» (Быт. 11,6). Но так как это столпотворение было де­лом гордости, Бог разгневался на тщеславие тех людей и решил воспрепятствовать ему и не дать окончиться. И что, вы думае­те, Он сделал? Может быть, послал молнию, чтобы сокрушить эту башню? Или повелел земле сильно потрястись, чтобы этим землетрясением разрушить стены города? Нет. «Приидите», ска­зал Он, «и сошедше смесим тамо языки их, да не услышат кийждо гласа ближняго (своего)» (Быт. 11,7). И этого оказалось достаточ­но. Бог смешал их языки, так что один не понимал другого: один просил дерева, другой подавал ему глину; не соглаша­лись между собой, а несогласие всегда вызывает споры, спо­ры — разделение. Они и разделились между собой, рассеялись по всем частям света; великое дело осталось неоконченным; с течением времени высокая башня пала, а великий город раз­рушился.

Христиане, слушатели мои! При мире, единодушии, согла­сии всякое дело доводится до конца; малые вещи делаются великими, великое укрепляется; возрастает благополучие се­мейств, городов, царств; «единодушие и согласие — наилучшее для обеих сторон», — говорит Григорий Богослов. Но если на­станет смешение языков, несогласие, это — Божеский гнев, гнев хуже молнии и землетрясения; гнев самый тяжкий, какой только посылает Бог для наказания за человеческие грехи, гнев, который разрушает дома, города и царства. Усмотрите это не только в чужом, но и в нашем собственном прошлом; вспомните наиболее сильное и славное земное царство, я имею в виду Римскую империю, которая утвердила свой престол как бы в центре вселенной, в Константинополе, управляла одной рукой Западом, а другой — Востоком и держала у ног своих по­рабощенными все народы. Пал, пал и повержен на землю пле­ненный царский род. Кто низверг его, кто победил? Не оружие персов в древности, ни затем сила болгар, ни теперь войска ага­рян. Его ниспроверг гнев Бога, Который лишил его мира и от­ступил от него, так что даже служители Церкви с тысячами со­блазнов раздирали Церковь Христову ересями; вельможи по разномыслию делили войско; цари по несогласию преследова­ли один другого. Отец ослеплял сына, брат осквернял свои ру­ки кровью брата. Пало царство, так как отнят мир, эта опора царств. Посмотрите получше на этот несчастный остров, оби­таемый нами; не смотрите на него сухими глазами, ибо он до­стоин многих слез. Я не знаю, за какой великий грех наших прародителей Бог восхотел наказать нас. Но Он не одождил на нас потопа, как во времена Ноевы, чтобы покрыть нас водами; не послал нам казней египетских; не поднял железного жезла агарян, чтобы укротить нашу безмерную гордость. Он послал нам смешение языков, как при столпотворении. По месту жи­тельства Он разделил нас по различным странам, а по страстям мы разбиты на отдельные общества. Одни — иудеи, другие -самаряне; разделены священники: один кланяется одному, дру­гой — другому богу; разделены наши церкви, и ненависть, ко­торой мы дышим, вносит раздор в среду святых. Разделение усиливает нашу ненависть и без всякого изменения переходит от родителей к детям, так что наши малые дети раньше узнают своего врага, чем отца. Она переходит, мне кажется, и к нашим животным, которые не имеют рассудка; хотелось бы мне ска­зать, даже к нашим камням, совершенно бесчувственным, но, может быть, имеющим ощущение разделения на две враждеб­ные части. Какая зависть, вражда! Какие тайные козни! Какие явные осуждения одних другими! Что же из этого вытекает? Столько убийств, что кровью убитых людей можно было бы омыть и даже потопить целый остров; столько убытков, разо­ривших состояния, часть которых правосудие продало с пуб­личного торга, а часть промотали какие-то друзья и товарищи; столько нищеты, которая объедает нас, как ржавчина — железо. Богатые обнищали и стали голодать; славные дома вельмож опустели; многочисленные семьи стерты с лица земли; а мы, оставшиеся в живых, не имеющие никакого дела, кроме празд­ности, никакого занятия, кроме любопытства, другой цели, кроме разорения ближнего, — нищие и гордые, радующиеся злу и горюющие о счастье соседей, ненавидящие и ненавиди­мые, — мы стали несчастным примером, из которого другие мо­гут заключить, что нет ничего хорошего там, где нет мира!

Мир, сладкий мир! Блаженна та земля, где ты обитаешь, бла­женна та страна, которая тебя имеет, блаженны люди, которые тобой наслаждаются; блаженны миротворцы, ибо они в мир­ском отношении действительно счастливые люди, а в духовном действительно совершенные христиане. 

2. Весь закон Иисуса Христа основан на благороднейшем свойстве человеческой природы, на любви, именно на том, чтобы мы любили Бога и ближнего. «В сию обою заповедию весь закон и пророцы висят» (Мф. 22, 40). Он не заповедал нам для спасения быть мучениками или подвижниками; заповедал только любить друг друга — «сия есть заповедь Моя, да любите друг друга» (Ин. 15, 12). Но любовью, не обыкновенной только, какой мы любим своих друзей, а особенной, чтобы любить ею и врагов, — «любите враги ваша» (Мф. 5, 44). Приближаясь к смерти, Он оставил нам, как самое дорогое Свое сокровище, Свой мир: чадца, мир Мой даю вам (Ин. 14,27). Поэтому истин­ный признак, по которому узнается совершенный христианин, не в том, чтобы он постился, молился, творил милостыню и ты­сячи чудес; не в том, чтобы он был мучим за имя Христово, подвизался, пророчествовал, — а в любви. Если бы я делал все это, но не имел бы любви, я — ничто, говорит Павел. «О сем ра­зумеют вси», говорит Христос, «яко Мои ученицы есте, аще любовь имате между собою» (Ин. 13, 35); «блаженни миротворцы; яко тии сынове Божий нарекутся» (Мф. 5, 9). Таким образом, Церковь Христова есть не иное что, как собрание миротворящих людей. «Имя Церкви, — говорит божественный Златоуст, — есть имя единодушия и согласия».

Когда Бог определил потопить всемирным потопом всю зем­лю, которую тогда люди осквернили своими грехами, Он вос­хотел сохранить только Ноя, потому что тот один оказался пра­ведным. Бог повелел ему построить чудесный ковчег и войти в него со всем своим семейством, а из всех родов животных муж­ского пола и женского взять чистых по семи пар, а нечистых — по паре, дабы потопом не был совершенно истреблен род жи­вотных. Так Ной и сделал. Открылись хляби небесные, и шел дождь сорок дней и ночей. Вода покрыла всю землю, так что стояла на пятнадцать локтей выше гор и потопила всех людей и животных, которые остались вне ковчега. Итак, ковчег безо­пасно носился по воде, а внутри него были вне всякой опасно­сти Ной, его сыновья и жены сыновей его, и все вместе те жи­вотные, которых повелел Бог взять. Но вот что достойно удив­ления: эти животные, которые были так многочисленны, так разнообразны, между которыми некоторые имели естествен­ную вражду, как все они оставались в одном ковчеге? Как не пе­редрались между собой, как не перегрызли друг друга? Лев и медведь, волк и овца, как они оставались спокойны рядом? Оставались спокойны потому, что так повелел Бог, и животные повиновались; и пока находились в ковчеге, они почти изме­нили природу: оставили вражду, отложили свирепость и жили мирно. Так и следовало сделать, ибо если бы они подчинились влечению своей природы, стали преследовать, пожирать друг друга, какое бы произошло волнение?! Какая тревога, какая война была бы в ковчеге! Конечно, Ной был бы вынужден про­гнать их вон, и погибли бы они в потопе вместе с остальными. Поэтому для своего спасения они по необходимости должны были жить в мире.

По мнению учителей Церкви, ничто в Ветхом Завете так ясно не прообразует Церковь, как этот таинственный ковчег, ибо Церковь есть великое и всеобщее прибежище спасения. Там спаслись только те, кто вошел в ковчег, а оставшиеся вне все были поглощены потопом; здесь имеют надежду спасе­ния только те, кто через православную веру вошел в Церковь Христову, а оставшиеся вне погибают в бездне нечестия, за­блуждения или ереси. И это мы, христиане, получили благую часть, мы, избранный народ Божий, язык свят, царское священие. Бог ввел нас в этот спасительный ковчег, чтобы мы спас­лись от общего потопа гнева Божия, в котором погибает весь остальной мир. Но при этом Сам Бог повелевает, чтобы мы, христиане, пребывающие внутри Церкви, жили в любви и мире, как любовно и мирно жили животные в ковчеге. «Сия за­поведаю вам, да любите друг друга; мир вам» (Ин. 15, 17; 20, 21).

Обратите внимание еще вот на что. В ковчеге были живот­ные неразумные, были неукрощенные звери, они были разно­образны по виду, но природе враждебны друг другу, — и при всем этом они подчиняются Божьему велению, живут мирно и согласно. А мы все — люди разумные, братья, имеем одного общего Небесного Отца, все родились от одной матери, т. е. от одной святой купели, все приближаемся к одной святой трапе­зе пречистых Тайн, все питаемся одной пищей и питием, телом и кровью Божественного Агнца, все исповедуем одно Еванге­лие, веруем в один рай, надеемся вместе жить в вечной жизни; мы, имея одну природу, одну веру, одно крещение, одного Бога, не подчиняемся велению Бога! Но внутри этой Церкви, которая есть обиталище мира и единомыслия, мы не имеем ни мира, ни единодушия! «Животное не противится закону Божию, — удивляется небоявленный Василий Великий, — а мы, люди, не принимаем учения во спасение?» Но если мы не имеем мира, то нет нам места здесь, в ковчеге освящения, в Церкви Христовой, которая есть имя единодушия и согласия. И что еще хуже, мы не имеем места в царстве Божием, которое есть наследие миротворцев, истинных чад и сынов Божиих. «Вон, псы, псы», изрыгающие злословие, кусающие завистью, угрызающие ненавистью, нет, они не входят в горний Иеруса­лим, пишет в Апокалипсисе Христов наперсник Иоанн! «Вон, псы», вон из ковчега в волны потопа, вон из Церкви Христовой и Царства Божия в огонь вечного мучения, туда, где вечно ца­рит ненависть, туда, где мучимые души вечно ненавидят Бога и вечно ненавидят друг друга! О, страшное изгнание! О, еще страшнее наказание христианина, отвергающего мир! «Блажени миротворцы!»

О, Христе Царю, Который именуешься и есть по преимуще­ству Князь мира! Я знаю, что одна капля Твоей пречистой кро­ви может погасить все пламя огня кромешного. А таково и есть пламя ненависти, пылающее в сердцах наших. Угаси его и возжги другое, более чистое, пламя мира! Измени сердца наши или воссоздай их, как Ты ведаешь. «Сердце чисто созижди во мне, Боже» (Пс. 50, 12). Дхни на нас Твой Святой Дух, Который есть Дух мира, и еще раз изреки нам эти сладкие слова: «мир Мой даю вам» (Ин. 14, 27), — чтобы мы были миротворцами, достой­ными сынами Твоей Церкви, истинными наследниками Твоего Царствия <…>

Похвальное слово на Рождество Богородицы 

Что за необычайный и многолюдный праздник нынешнего светоносного и радостного дня. И какой это благостный ангел возбуждает вас к этому веселью души и песнопениям уст? К чему относится эта чрезвычайная радость, написанная на ваших лицах? Я смотрю и вижу во взоре каждого из вас выражение великой радости, которая вызвана великой вестью. Прислушиваюсь, и стены этого божественного и святого храма потрясаются от восклицаний и рукоплесканий; и при звуках сладостных песнопений и при радостном свете вижу, как Церковь преобразуется в другое, наземное небо и в небесное чиноначалие. И чем же вызвано это радостное и светлое торжество? Я понимаю причину вашей справедливой радости, усердные мои слушатели. Этому, конечно, нет другой причины, как рождение Пречистой Дщери, ради явления Которой наш развращенный род человеческий утруждал небо своими молитвами в течение пятидесяти веков; и да позволят мне так выразиться, непрерывные слезы нашей стенающей природы оказали свое действие, и Дева прозябла от неплодного чрева Анны. Радуюсь и я вместе с вами. Сегодня, наконец, воссиял тот желанный день, так давно предопределенный Богом, так страстно ожидаемый людьми, столь плодотворный для земли и столь страшный для ада; день, в который буква ослабевает и усиливается дух, преходит клятва и настает благодать. Этот день, являющий свету Матерь Света, предуказывает нам пришествие Солнца, Которое светозарным Своим явлением рассеет душетленную тьму нечестия и в омраченных помышлениях наших зажжет животворный луч истинного благочестия и веры. Я вполне понимаю, что по поводу такой радостной вести ваш взор справедливо полон радости, но дайте мне, неопытному, возможность доставить вам еще более приятное наслаждение объяснением причин, возбудивших эту радость в ваших благочестивых сердцах.

Едва выйдя из бездны небытия в область сущего, человек, или стыдясь подчинения, или не зная своего происхождения, отступил от своего Творца. Праотец наш Адам не удовольствовался принадлежащей ему, как одушевленному образу Божию, царской властью над всем земным миром — он восхотел и принадлежащего одному Богу познания сущего. Соделавшись добычей дьявольского обольщения и нарушителем первой и единственной Божественной заповеди, со вкушением плода он вкусил и смерть и в возмездие за преступление (можно ли этому поверить!) в раю сладости обрел ад наказания. Падение праотца увлекло и нас в это наследие, и он с неслыханной жестокостью предал нас смерти раньше, чем дал нам жизнь. Гибельное и достойное слез разрушение человеческого счастья! Этот человек, малым чем умаленный от ангелов, впал в такое неразумие, что «приложися скотом несмысленным и уподобися им» (Пс. 48, 21). Тотчас все цветущие красоты рая превратились в терния и волчцы земли, блаженство – в горести, благодать – в проклятие. Первыми деяниями, совершенными после такого печального события, извратившего мир, были зависть и убийство. Потеряна благодать, а вместе невинность, и земля так осквернилась грехами, что понадобился для нее всемирный водный потоп, не знаю, для очищения ли, для того ли, чтобы ей скрыться от очей Творца. Никогда дьявол так спокойно не наслаждался своим царствованием и его господство в сердцах людей не было так сильно, казалось, он утвердил на земле свое владычество, которого безуспешно домогался на небе. Нечестие безумствовало всюду: священное везде осквернялось, храмы наполнялись бессмысленными идолами, ад был населен человеческими душами, в мире царило почитание дьявола, так что можно было сказать, что ад сделался местопребыванием людей, а земля превратилась в царство демонов. Даже звезды и прочие небесные планеты, которые тогда почитались как боги, я думаю, – если можно так сказать, – стыдились незаслуженного почитания и порицали неразумие тех, кто воздавал тварям поклонение, подобающее Творцу. Добродетели изгнаны из мира, всюду царило зло; с площадей изгнана истина — там торжествует ложь; в судах нет справедливости — там судит неправда; от содружеств удалилось единомыслие — там действует прекословие и спор. Где простота? Где благочестие, где скромность, где страх перед законом Божиим? Законом сделался произвол каждого, и богом – чрево; потерял мир прежнюю красоту и после достойного слез изменения сделался печальным зрелищем, зрелищем, где распорядителем был дьявол, зрителем – Бог, предметом позора – род человеческий. В такую темную ночь греха были погружены люди, настолько же удаленные от света, насколько лишенные Божественной благодати, повторяю, в ночь, в которой были видны все звезды, почитаемые как лжеименные боги; а тьма была так же глубока, как и безумие, мрак таков же, как и неведение. Но да будет прославленно бесконечное промышление и крайнее снисхождение Божие, устроившее, наконец, так, что воссияла светоносная и лучезарнейшая заря, всечистая Дева и Богоотроковица Мария, Которая восшедши из освященной утробы праматери Божией Анны, украшенная всеми небесными добродетелями, просвещает, освежает и радует вселенную. И поистине, Дева просияла, как заря, при светлом явлении Которой бежит богопротивное демонское многобожие, исчезают сени древнего закона, расстроенная толпа неверных, не вынося далеко сияющего света истины, скрывает свои несчастные лица; уста святых учителей начинают петь непрестанные славословия; человеческий род, погруженный в греховный сон, пробуждается к христианской жизни в православной вере. Заря, перед которой рассеивается тьма неведения, является светом благодати, ложь уничтожается, наступает истина, открывается начало нашего спасения, приходит конец наших страданий. Заря, своими яркими лучами света достигающая туда, вниз, мест подземной тьмы ада и пробуждающая души горестных патриархов к внезапному веселию, так что все, пораженные чрезмерным сиянием, голосом радости и изумления поют торжественную песнь Соломона: «Кто Сия проницающая аки утро..?» (Песн. 6, 9) Особенно сегодня, в воспоминание этого радостного дня, все души блаженных и с ними все небесное чиноначалие с подобающей радостью умножают эти чудесные клики: «кто Сия проницающая аки утро..?» В ответ на них здесь, на земле, святая Церковь в тысяче песен выражает свою радость и веселье, так что одновременно небо и земля, алтари и хоры согласно возглашают: «Кто Сия проницающая аки утро..?» И если при появлении зари кажется, что весь мир возрождается с новым сиянием, то кто же в рождении Девы не видит возрождения всей вселенной?! Обратитесь туда и сюда, смотрите во все части света. Где вы видите лжеименное почитание идолов, где нечистое жертвоприношение безбожников? Где всемирное владычество дьявола? «Древняя мимоидоша», радуется с нами святой Григорий, «се, быша вся нова» (2Кор. 5, 17). Прошла ночь, и настал день, исчезла ложь, и явилась истина, снято проклятие, и снизошла благодать. Святая и светоносная заря, блестящая предшественница Солнца славы, прохладное веяние перед божественным Светом, благодатная предвестница счастливейшего дня; заря, рожденная в мире ради возрождения мира, востоком рождения своего Ты имеешь восток вселенной, вместо светлого горизонта – чистые пелены, вместо ранних лучей – приближающуюся мудрость, вместо нежных цветов – божественную силу, вместо приятного предрассветного ветерка – небесное озарение, вместо сладкогласных птиц – ангельские лики. «Кто Сия проницающая аки утро..?»

Чего же теперь больше мы можем ждать от беспредельного промышления Божия. Какой более великий дар могло нам ниспослать крайнее милосердие? Чего мы, сидящие во тьме, могли желать, как не света? Заблудившиеся, чего мы могли ожидать, как не руководства? Грешные, чего, как не спасения? Подойдите ближе, прошу вас, мысленно приложите к сей новорожденной Деве великие чудеса Божественного величия, знамения нашего блаженства. Посмотрите, как облагодатствована эта Дева, и вы поклянетесь, что Она богосозданное изображение небесной красоты и наиболее избранное творение вседержительной десницы Божией! О, как величественна глава Ее! О Ней Дух Святой говорит: «глава Твоя на Тебе яко Кармил» (Песн. 7, 5). Гора Кармил, близкая более к небу, чем к земле, указывает, что Мария стоит выше всякой человеческой суетности. Воззрите на Ее светозарный лик. Разве не видно, что небо заключило в эти очи всю чистоту и красоту звезд? Очи Твои яко езера во Есевоне (Песн. 7, 4). Представьте себе Ее червленые уста, источающие небесный мед и млеко. «Яко вервь червлена устне Твои» (Песн. 4, 3), и еще: «сот искапают устне Твои, Невесто, мед и млеко под языком Твоим» (Песн. 4, 11). Из этих уст, источающих мед, выйдет то сладкое «да будет», которое привлечет Божественное Слово с неба на землю. «Чрево Твое яко стог пшеницы, огражден в кринах» (Песн. 7, 2). Страшная тайна! «Чрево Твое яко стог пшеницы» – вот плодоносное семя. Огражден в кринах – вот присноцветущее и неистленное девство! Непонятное чудо, чтобы плод был соединен с цветом, с девством было соединено рождение! Что более! Это девственное и богозданное тело не имеет ни одной части, которая бы не дышала чистотой, освящением и красотой. «Вся добра еси, ближняя Моя, и порока несть в Тебе» (Песн. 4, 7). В этом нежном Младенце Божественный Промысел, по-видимому, чудесно возглавил все дары и явил одушевленное сочетание добродетелей. Всех праведных украшал один какой-либо дар, а сию Деву, как Царицу, увенчало все множество божественных дарований Духа, так что без преувеличения Она носит Его в Себе.

Каждому из избранных благодать дана отчасти, Марии же – вся полнота благодати, говорит блаженный Иероним. Поэтому, сообразно Божественному решению, Ей дано таинственное благодатное имя Мария (именно «Мария»), которое состоит из пяти букв, указывает на известных пять великих жен Ветхого Завета: на Мариам — сестру Моисея и Аарона; Авигею — жену Навала; Рахиль — жену Иакова; Иудифь — святейшую вдову; Анну – жену Елканы. Это имя указывает таинственным свойством своим на то, что все дарования и добродетели, какие в отдельности имели те жены, в совокупности восприняла Богоотроковица Мария. В Мариам — сестре Моисея сияли два достоинства: пророчество и девство; и сия благодатная Мария пребывает Приснодева и признается пророчицей, как вы услышите в пророческом пении в ответ на целование Елисаветы: «Се… отныне ублажат Мя вси роди» (Лк. 1, 48). Авигея была прославлена за смирение; и сия Дщерь еще более смирением превзошла: «яко призре на смирение рабы Своея» (Там же). Рахиль была известна своей красотой; а сию Деву само украшение небесное, архангел, должен приветствовать, как наиболее из всех благодатствованную и прекрасную, словами: «Радуйся, Благодатная» (Лк. 1, 28). Иудифь была возвеличена за то, что оказалась в силах поразить Олоферна; и эта Дева, умерщвляя мысленно Олоферна, дьявола, из пелен возглашает: «Яко сотвори Мне величие Сильный» (Лк. 1, 49). Анна торжествовала, потому что, быв ранее бесплодна, родила великого Самуила; а Мария особенно торжествует, ибо должна быть не неплодной, а Девой и вместе с тем Матерью величайшего Еммануила, Сына и Слова. Но что же я сравниваю праведных жен с несравнимой по благодати Девой? По Своей святости Мария превосходит и самые невещественные и бестелесные лики ангелов. (Простите мне, что я так говорю, огнезрачные чины небесного украшения.) Она, Невеста, Дщерь и Матерь Божия, выше ангельского естества так же, как и выше служителей Божиих. «Радуйся, Благодатная, — приветствует Ее Епифаний Кипрский, — Святейшая херувимов, серафимов и всякого чина ангельского!..»

Мария – сад заключенный, куда не может проникнуть злоначальник, сатанинский змий. «Вертоград заключен сестра Моя Невеста» (Песн. 4, 12). Она легкое облако, совершенно не испытывающее тяжести греха. «Видех Господа, седяща… на облаце легце» (Ис. 6, 1; 19, 1). Она – крин посреди терний. «Якоже крин в тернии, тако искренняя Моя посреде дщерей» (Песн. 2, 2). Поэтому златом блистающая красота Ее чистоты не потерпела никакого ущерба, хотя и прозябла среди терний всеобщего бедствия. «Вся добра еси, ближняя Моя, и порока несть в Тебе». Такова должна быть Та, Которая имела соделаться вместилищем Божества и как солнце чистым престолом Царя славы.

Итак, счастлив и преблажен человеческий род, от корня которого произошел столь святой и благодатный плод. От нас через обольщение родился тлетворный яд греха — от нас через благодать должно было родиться и животворное ему противостояние. От нас получили начала проклятие и смерть — нас первых должны были коснуться благодать и жизнь. Обозрите чудесные дела всемогущего Божественного Промысла, как мудро он извлекает лекарство из того самого, из чего рождаются болезни. Какая радость видеть сегодня рождение Девы – изменение несчастного нашего состояния! Видеть, что отверзаются перед нами врата, которые заключило преслушание! Что нам даруется благодать для достижения того блаженства, которого лишало нас коварство дьявола! Какая слава для нас возвыситься до того, чтобы войти в близость с Самой Пресущественной Троицей, дав Отцу Дщерь, Сыну – Матерь и Святому Духу – Невесту! Поистине я дерзаю сказать, мы вынудили Бога быть милостивым и имеем теперь в лице Марии прекрасное ограждение, чтобы далеко отражать от нас стрелы угрожающего гнева. Нам следует не на белых камнях, как это было обычно в древности, но на наших собственных сердцах отметить этот светлый и радостный день, низведший на нас столько небесных милостей. Древние, приветствуя новорожденных царских детей, говорили: «Радуйся, младое чадо!» Соберемся же и мы сегодня, когда рождается этот царственный младенец, Владычица и Богоотроковица Мария, и, совокупив все наши радостные голоса, будем приветствовать ее словами: «Радуйся, новый свет человеческого спасения, утро благодати, вечер греха; радуйся, умственного Солнца первое сияние, первородный луч счастливого дня, первое творение Божества. Радуйся, нескверное зерцало святости, сокровенный образ совершенства, полный идеал девства, радостнотворное проявление божественного всемогущества; радуйся, желанная надежда патриархов, исполнение пророчеств, общее чаяние людей. Радуйся, как роза прозябшая среди снегов хладного возраста Твоих родителей, рожденная от неплодного чрева, видевшая свет блаженства ранее, чем свет солнца. Ты душой стала обитательницей неба раньше, чем телом – земли, Дщерью предвечного Отца раньше, чем дщерью Иоакима и Анны; прежде чем ступить на землю, Ты попрала голову изрыгающего яд змия. Радуйся, Ты, чудесно зачатая по многолетней бесплодности матери, просиявшая, как жемчужина в раковине. Ты рождаешься, как утро, украшенное цветом небесных добродетелей, возрастаешь, как солнце увенчанная лучами Божественной благодати, и живешь среди рожденных женами, как феникс, единственное чудо природы.

Мы слезами начинаем свою жизнь, ни о чем ином, кроме несчастий, не говорим в жизни, и это повествование наше заключаем только горькой и жестокой смертью. Ты одна, Богомудрая Дщерь, при воздействии Божественного Промысла не только начинаешь радостью Свою жизнь, но даешь начало общей радости. «Рождество Твое, Богородице Дево, радость возвести всей вселенней, из Тебе бо возсия Солнце правды, Христос Бог наш, и разрешив клятву, даде благословение, и умертвив смерть, дарова нам живот вечный». На пути Твоей жизни Ты будешь возвещать только о величии, на которое возвел Тебя Бог. «Яко сотвори Мне величие Сильный»; Твоим концом будет сладкий сон, от которого Ты восстанешь на небе лучезарной и светоносной Царицей ангелов. «Жена облечена в солнце… и на главе Ея венец от звезд двоюнадесяте» (Откр. 12, 1).

О, Всесвятая Дева, если бы нам грешникам узреть горе светозарное Твое превознесение так же, как здесь всей душой, сердцем и помышлением мы прославляем Твое святое рождество!»

 

Похвальное слово на Благовещение Богоматери (второе) 

«И вот, зачнешь во чреве, и родишь Сына» (Лк.1:31).

Из светлых врат прекраснейшего востока исходит светозарная вестница солнца, светоносная заря. И как только она начинает на блестящей поверхности неба указывать бли­зость золотого солнца, многообразный лик звезд спешит вско­ре скрыться; совершенно исчезает густой мрак темной ночи; смущенный рогатый месяц, не вынося такого яркого блеска за­крывается от стыда. В ярко-зеленых лесах раздаются стройные звуки приятных голосов различных птиц; люди от глубокого сна пробуждаются к разным занятиям. И вообще, как прият­нейший вестник, она возглашает миру на все четыре стороны: вот, близок уже день, вот он уже настал!

Точно так же из светлых, как солнце, врат небесных сего­дня исходит огнезрачный архангел Божий, светлый и чистый Гавриил. И как только приветствуем: «Радуйся, Благодатная; Господь с Тобою» (Лк.1,28), — он в тот же час возвещает пришествие незаходимого Солнца правды. Тотчас начинает поспешно убегать богопротивное многобожие суетных идолов, совершенно скрываются прикровенные символы древнего за­кона; нестройная толпа неверных, не вынося далекого сияюще­го света истины, закрывает свои несчастные лица; уста святых учителей не перестают воспевать вечные славословия; челове­ческий род, погруженный в сон неведения, пробуждается к хри­стианской жизни в православной вере. Через богодуховенную трубу благодатного благовещения, архангел объявляет во все­услышание всему миру: «Се, зачнеши во чреве и родиши Сына».

О, неизъяснимая радость! О, невыразимое чудо! Радость, ибо сегодня предвечный Бог отверзает недра Свои и дарует нам Единородного Сына Своего; Сын воплощается содействием Всесвятого Духа, Дух нисходит на Деву, и Дева бессеменно за­чинает. Чудо, ибо бессмертное соединяется со смертным, вто­рое Лицо Пресвятой Троицы воспринимает естество человече­ское, вечное и временное пребывает в одной ипостаси. Радость, ибо разрешается осуждение первозданного Адама и даруется нам благодать к стяжанию рая, из которого преслушание изгна­ло нас. Чудо, ибо бестелесный, бесплотный и невещественный Бог благоизволит принять тело, плоть и вещество, в одном су­ществе соединяя совершенное человечество и совершенное Божество, без изменения природы, без преложения естеств, без слияния лиц. Безначальный Сыне и Слове пребезначального Отца, образ присносущия Его и живой источник премудрости, Своим чудесным всемогуществом даруй ныне силу моему разу­му, разум — душе моей, душу — слову моему, слово — устам мо­им, дабы я мог провозгласить сегодняшнее великое таинство. «Из уст младенец и ссущих совершил еси хвалу» (Пс. 8, 3), умудри мой неискусный язык, излей благодать Твоего благословения на уста мои, дабы и я с Гавриилом приветствовал Деву словами: «Радуйся, Благодатная [Мария], Господь с Тобою. Се, зачнеши во чреве и родиши Сына».

Премудрый Творец всего, Бог, создав невещественные чи­ны небесного священноначалия, сотворил небо, возжжег на нем яркие звезды, основал землю, украсил ее благоухающи­ми цветами, обогатил ее сладчайшими плодами, оросил ее прозрачными источниками текущих вод, разлил в воздухе лег­кий ночной и утренний ветерок, нарек свет днем, а тьму — но­чью, после того, как Сам таким благолепием создал прекрас­ный строй неба и земли, наконец, взяв персть от земли, создал первого человека, Адама. Своим животворящим дуновением Он дал ему душу по Своему образу и поставил его в раю сладо­сти, чтобы как царь он имел власть и могущество над всем бес­конечным миром. Но так «как Адаму… не обретеся помощник по­добный ему, посему наложи Бог изступление на Адама, и успе; и взя едино от ребр его, и исполни плотию вместо его. И созда Господь Бог ребро, еже взя от Адама, в жену» (Быт. 2, 21-22). Созданная таким образом, эта святая двоица сияла, как солнце и луна, среди неувядающих красот рая. Но прошло немного времени, и по дьявольскому обольщению она подверглась мрачному и всегубительному лишению; зная все, она из жела­ния узнать еще больше впала в такое несмыслие, что «приложися скотом несмысленным и уподобися им» (Пс. 48, 21).

Чудесно устроилось создание праматери, но еще чудеснее и благодатнее настоящее воплощение Сына и Слова. Там Адам, после того как из его ребра создана Ева, остался цел, каким был и прежде; здесь Дева, когда от Нее восприял плоть Сын Божий, до, во время и после рождения пребыла Девой. Там душетленный дьявол ядом своей лести — «будете яко бози» (Быт. 3, 5) -умертвил весь род человеческий; здесь архангел Гавриил благовестием «райдуся» возвестил спасение. Там Ева, по своей великой гордости вкусив от древа познания, утратила Божественную благодать; здесь Дева по глубокому Своему смирению — «се, ра­ба Господня» (Лк. 1, 38) — стала Матерью Божией. Там Ева услы­шала: «В болезнех родиши чада» (Быт. 3,16); здесь Дева — «Се, зач­неши во чреве и родиши Сына». О, Божественное воссоздание! О, святое восполнение! О, спасительное благовещение! Удивляй­тесь, люди, бесконечному милосердию, благоутробному сни­схождению Бога, Который не только украсил человека столь многими дарованиями, но и обогатил его славой, покорив «под нозе его: овцы и волы вся, еще же и скоты польския, птицы небесныя и рыбы морския, преходящия стези морския» (Пс. 8, 7-9). Но так как, обольщенный коварным светом дьявола, он из бла­женства впал в бедствие, из бессмертия — в смерть, из цветущих красот рая — в терния и волчцы земли, Бог определил еще по­слать Сына Своего Единородного, чтобы Он принял от жены человеческое естество, возвел человека в прежнее состояние, возвысил его в прежнюю честь, даровал ему прежнее бессмер­тие. «Тако бо возлюби Бог мир, яко и Сына Своего Единороднаго дал есть» (Ин. 3,16). Итак, когда настало исполнение времени, дол­жен был совершиться предвечный совет, должно было испол­ниться это божественное решение. Но поскольку это таинство было так высоко, сокровенно и непонятно, что если бы Дева просто и как бы случайно зачала Сына Божия, не зная предва­рительно об образе зачатия, неподготовленная к такому бессе­менному зачатию словами ангела, то оказалась бы в великом страхе и волнении, — поэтому на такое дело избран великий чиноначальник небесных сил, молниезрачный Гавриил — «в ме­сяц… шестый послан бысть ангел Гавриил от Бога» (Лк. 1, 26). С благоговением войдя в жилище Девы, он так приветствовал Ее: «Радуйся, Благодатная, Господь с Тобою», — как бы желая этим сказать: «Я, ангел, благовестник, пришел с небес к Тебе, чистой и непорочной Деве; я тот, кто вместе с невещественными чина­ми предстою перед страшным престолом Божиим и воспеваю непрестанные славословия Святой Троице; я тот, кто возвестил о Твоем зачатии Твоим родителям, Иоакиму и Анне; когда Ты, воспитанная не столько земной пищей, сколько благодатью Духа, посвятила Себя храму Божию, я питал Тебя небесным хлебом; я и теперь послан от Всевышнего нашего Творца и Со­здателя благовестить Тебе предвечный совет, определенный Его бесконечным милосердием ради общей пользы человече­ского рода. Радуйся, чистейшее зерцало девства; радуйся, оду­шевленный образ Божий; радуйся богозданное изваяние чис­тоты и как солнце прозрачный престол, на котором воссядет Царь веков; благодатное, одушевленное сочетание добродете­лей и чудный венец всех дарований! В Тебе я вижу девство, чи­стейшее кринов земли, жемчужин моря и звезд небесных; в Те­бе — премудрость столь обильную, что ею просвещается весь лик небесных чинов; в Тебе — смирение столь глубокое, что в нем исчезает всякий ум; в Тебе я вижу любовь столь теплую, что все огни, горящие в душах прочих праведников, кажутся малыми искрами в сравнении с пламенем Твоего святого серд­ца; в Тебе вижу высшую святость, высотой своей превосходя­щую небеса. Чего более? «Господь с Тобою». Вижу, что вся полно­та Божества обитает в Тебе, что все дарования Пресвятой Трои­цы сосредоточены в Тебе. «Благословена Ты в женах». Бог одну Тебя благословил, Тебя освятил, Тебя возлюбил, Тебя при воз­действии Божественного Своего благоутробия избрал из всех жен в собственное Свое обиталище. Поэтому, излив на Тебя все сокровища Своего всемогущества, Он явил Тебя миру, как самое чудесное и необыкновенное создание вседержительной руки Своей. И я с великой радостью говорю Тебе: «Се, зачнеши во чреве». Хотя Ты чистая дева и мужа не познала, тем не менее Ты зачнешь в святом своем чреве Сына Божия бессеменно, неискусомужно; в Своей святой утробе вместишь Того, Кого не вмещают и небеса. «И родиши Сына». Когда настанет определен­ное время для рождения, без повреждения утробы, без нетле­ния Твоего девства, в тьме ночной без отца родится от Тебя Тот, Кто без матери рождается от Бога во светлостех святых, единый ипостасью и сугубый естеством, весь на небе одесную Отца и весь на земле в Святых Твоих объятиях. «И наречеши имя Ему Иисус» (Лк. 1, 31). По прошествии восьми дней, дабы Законода­тель выполнил Закон, Он, как Младенец, будет обрезан, и так как Он будет Спасителем человеческого рода, то и будет назван Иисусом, что значит спасение. «Сей будет велий» (Лк. 1, 32). Ког­да это незаходимое солнце начнет распространять лучи Свое­го Божественного всемогущества, изгоняя лжеименное много­божие идолов, Оно возжжет в омраченных человеческих душах живоносный свет истинной веры, и, хотя Он малый Младе­нец, тем не менее как лев Своим громогласным учением об­личит юродивую мудрость иудеев, изгонит нечестие, устрашит весь ад. И, отверзши сокровища небесных сил, преложит во­ды в сладость, дарует слепым свет и хромым исправление, недугующим — исцеление, мертвым — жизнь. Его имени будут трепетать все демоны, стихии подчиняться Его словам, приро­да будет изменять свои законы по всякому Его повелению. «И Сын Вышняго наречетеся» (Там же). Но если даже при всех этих чудесах рождения трудно покоряющийся весь иудейский народ не уверует в Него, как в истинного Бога, на Иордане сойдет Дух Святой и во всеуслышание провозгласит Его Сыном Божиим, соприсносущим, сопрестольным и собезначальным Отцу. «И даст Ему Господь Бог престол Давида, отца Его» (Там же). Царь, восседающий на кресте, как на царском престоле, увенчанный тернием, Он изречет Свой страшный приговор против душетленного дьявола, Своим последним вздохом одушевит погре­бенного Адама и от смерти воздвигнет его к прежнему бес­смертию. «И воцарится в дому Иаковли во веки, и Царствию Его не будет конца» (Лк. 1, 33). Пройдет немного времени, и Он, как Владыка жизни и смерти, сокрушит железные врата ада, побе­доносно воскреснет и славно вознесется на небеса, где, воссе­дая одесную Отца, будет царствовать во веки и где Царствию Его не будет конца. Такой святейший плод произрастит Твое бессеменное и чистейшее чрево; такого благословенного Сына родишь Ты, благословенная Матерь, и родишь, пребывая Де­вой как и прежде. Не удивляйся этому, потому что Бог, по пове­лению Которого жезл Аарона пророс без орошения, холодная вода истекла из твердого камня пустыни, скрижали Завета об­релись написанными без участия человеческих рук, Он Сам сохранит Твое девство в чистоте по рождении.

Эти слова архангела, хотя и сообщали радость благове­щения, однако вызывали в сердце Девы великое волнение. Но, будучи мудрой, разумной, Она сначала успокаивает Свое серд­це от страха, как говорит Феофилакт Болгарский. Дабы успо­коившись, услышать Божественный ответ и, не как неверую­щая, но желая узнать об образе вещи, Она сказала ангелу: «Како будет сие, идеже мужа не знаю?» (Лк. 1, 34) Ты, богоподобный дух, в образе человека, говорящий Мне слова, превыше приро­ды человека, скажи Мне, как дева может родить? Как может Господь войти в Меня? Господь — быть со Мною? Бог, высочай­ший, неописанный, безначальный, бесконечный — чистейшее Естество, никогда не родившееся, вечно живущее и никогда не стареющее, никогда не умирающее, как Он соединится со Мной, немощным, смертным существом? «Како будет сие», что­бы со Мной, тленной былинкой, соединился огонь Божества? С творением — Творец, с Девой — Сын Божий? И что особенно волнует Мой ум и повергает Мое разумение в бездну, это твои слова, что Я, Дева, должна родить? И кто видел когда-либо плод без корня, колос — без посева, реку — без источника, Сы­на — без Отца, Мать — без мужа? «Како будет сие, идеже мужа не знаю?» Объясни Мне, о ангел, это таинство, скажи Мне образ этого бессмертного значения, «како будет сие?»

Не исследуй, Дева, образ таинства, ответил Ей ангел. Чем больше в него вникать, тем более оно неизреченно, и чем боль­ше испытывать его, тем сильнее оно смущает ум. Только одно я скажу Тебе: «Дух Святый найдет на Тя» (Лк. 1, 35). Дух Святой, благой, господственный, мысленный источник мудрости, со­кровище дарований, творящий пророков, совершающий апо­столов, Он чудесным действием внидет в святую Твою утробу и из девических недр Твоих образует пречистое тело Богочелове­ка Слова. «И сила Вышняго осенит Тя» (Там же). А поскольку Ты, как человек, немощна, то Тебя осенит сила Божия, укрепит и освятит Тебя, чтобы Ты стала достойным обиталищем Божества. Так определено в вечном совете небесном, так пред­определил Предвечный Отец, чтобы Бог восприял от Тебя, Дева, подобие человеческое, дабы человек возвратил себе утра­ченный образ.

Дева, убежденная подобными рассуждениями, отверзает, на­конец, Свои чистые уста и с великим смирением отвечает Гав­риилу: «Се, раба Господня; буди Мне по глаголу твоему» (Лк. 1, 38); как бы желая этим сказать: о архангел, ты — вестник истинного Бога. Конечно, необходимо, что и слова твои истинны; в твоих, текущих медом и млеком устах, не может быть яда и обмана, поэтому, хоть Я и недостойна содержать Держащего все, ро­дить Своего Творца и быть Матерью Своего Создателя, однако склоняюсь со всем смирением, и да напишется во Мне Божест­венное Слово. Я сухое руно, и да сойдет роса Всесвятого Духа. Я чистая Дева, пусть предвечный Бог восприимет от Меня человеческую плоть. «Се, раба Господня; буди Мне по глаголу твоему».

О, глубина смирения, возводящего нас на небеса! О, чудес­ная сила девственной Дщери, одним «да будет» подвизающая Бога к изменению земли и звезд. Почто Ты, всечистая Дщерь, богомудрая Мария, повергаешься в столь глубокое смирение? Разве не подобает Тебе прославиться после того, как Ты стала достойной обителью Божества и как солнце лучезарным пре­столом Царя славы? Ты теперь Матерь Божия, и как глашаешь Себя рабой Господней? «Се, раба Господня; буди Мне по глаголу твоему». Но мнится мне, что Дева убедительно отвечает, что Она как подобает смирилась, ибо в Нее вселился Господь, Который «гордым противится, смиренным же дает благодать» (Притч. 3, 34); зная, что «близ Господь сокрушенных сердцем» (Пс. 33, 19), Она должна была со всем смирением приготовиться к принятию Божественного Слова.

Если человек гордится, то в него никогда не может вселить­ся благодать Всесвятого Духа, ибо «нечист пред Богом всяк высо-косердый» (Притч. 16, 5). Вот поэтому всенепорочная Дева, слы­ша через уста ангела от Святого Духа, что на Нее «Дух Святый найдет», со всем смирением ответила: «Се, раба Господня; буди Мне по глаголу твоему», — и этими кроткими словами привлек­ла с небес на землю Сына Божия и неслыханным дотоле обра­зом восприяла в Свои девические и непорочные недра Слово, пребывающее в лоне Отца. На это сокровенное таинство боже­ственного домостроительства указывали прообразы, притчи и речения богоносных отцов и пророков. Это предвозвестила ку­пина, которую видел Моисей, — «мимошед увижду видение вели­кое сие, яко не сгарает купина» (Исх. 3, 3); ибо и Дева приняла внутрь Себя огонь Божества без вреда для Ее чистого девства. Предвозвестила это и лествица Иакова, «еяже глава досязаше до небесе, и ангели Божий восхождаху и низхождаху по ней» (Быт. 28, 12), ибо и через Марию Бог сошел на землю, сделался смерт­ным человеком, а человек взошел на небеса и стяжал прежнее бессмертие. Предуказал это и нерукосечный камень Даниилов. «Видел еси», [царю,] «дондеже отторжеся камень… без рук» (Дан. 2, 34), — ибо от чистой плоти Девы безмужно родился таинст­венный камень, а камень был Христос. Это ясно видел пророк Иеремия в доме того скудельника, который делал разные сосу­ды на круге и, когда один из них разбился, снова сделал его, но еще красивее. «И снидох в дом скуделъничъ, и се, той творяше де­ло на каменех. И разбися сосуд, егоже той творяше от глины рукама своима; и паки той сотвори из него иный сосуд, якоже угод­но во очию его творити» (Иер. 18,3-4). Кто этот скудельник, как не Вседержитель Бог и Отец? «Един художник и Создатель -Бог». Кто это колесо, как не предвечное Слово? Им Он создал все сосуды, все творения — «вся Тем быша, и без Него ничтоже бысть, еже бысть» (Ин. 1, 3). Итак, ввиду того что один из та­ких сосудов, праотец Адам, разбился по своему преслушанию и бедственно омрачил Божественный образ, Бог сегодня возобновляет его в лучшем виде через воссоздание нового Ада­ма. «Первый человек от земли, перстен, вторый человек Господь с небесе» (1Кор. 15, 47), как возвещает богодухновенная Труба Церкви.

Это обозначала и та радуга, о которой Бог сказал Ною, что с тех пор как она появилась в облаках, между Богом и людьми будет согласие и любовь: «Дугу Мою полагаю во облаце, и будет в знамение завета (вечного) между Мною и землею» (Быт. 19, 13). Сегодня, когда появилась таинственная радуга, когда вопло­тился Сын и Слово Божие, сегодня утвердилась любовь меж­ду Богом и человеком. «Той бо есть мир наш, сотворивый обоя едино и средостение ограды разоривый» (Еф. 2, 14). Это благовествует и Гавриил Деве: «Се, зачнеши во чреве и родиши Сына».

Теперь я понимаю то страшное чудо, которое на солнечных часах Бог показал пророку Исайи при исцелении больного ца­ря. Царь Езекия лежал на своей царской постели, пораженный смертельным недугом, и, услышав от пророка страшный при­говор о своей смерти, «плакася… плачем великим» (4Цар. 20, 3), как говорит Священное Писание, или не признавая, кроме соб­ственных слез, другого врачевства, или, может быть, надеясь этими горькими слезами погасить пламя горячки, сжигавшее его сердце. Но среди этих мрачных облаков печали засияло ра­достное знамение его исцеления; это было солнце, которое, об­ратившись назад на девять ступеней к большой сени, опять взо­шло от нее и своим новым восходом даровало Езекии исцеле­ние, — «во днех его воспятися солнце, и приложи жития цареви» (Сир. 48, 26). Больной Езекия — это человеческий род, кото­рый, изможденный неверием в Бога, лежал в глубочайшем не­пробудном сне упорного греха, но видя несчастное состояние, в которое впал, поднял наконец очи к небу и от всей души вос­кликнул: «Доколе, Господи, забудеши мя до конца? доколе отвра­щавши лице Твое от мене?» (Пс.12, 2) «Изцели мя, Господи, и изцелею; спаси мя» (Иер.17,14). Тогда предвечный Бог, не терпевший видеть в руках дьявола Свой образ и подобие, явил радостное знамение человеческого спасения. И таинственное Солнце правды, Единородный Сын Его, обратившись назад на девять ступеней, т. е. прошедший девять чинов ангельских, сошел в великую тень во чрево Приснодевы Марии, как свидетельству­ют об этом ангельские слова: «И сила Вышняго осенит Тя». Через некоторое время Он из Нее взойдет как солнце и Своим новым восходом исцелит наши недуги и оживотворит нас, «мертвых су­щих в прегрешениих» (Кол. 2,13), как избранный сосуд. «О сем явися любы Божия в нас, яко Сына Своего Единородного посла Бог в мир, да живи будем Им» (1Ин. 4, 9). И архангел говорит: «Се, зачнеши во чреви и родиши Сына».

Радуйся же, радуйся, естество человеческое, ибо сегодня на­чинается спасения твоего главизна; сегодня полагается конец твоим страданиям; сегодня отверзаются тебе светлые двери рая, которые заключило перед тобой преслушание; сегодня ты полу­чаешь то бесконечное блаженство, которого лишил тебя обман дьявола. Опять тьма рассеивается, опять является свет; опять Египет покрывается тучами, Израиль просвещается столпом. Где теперь богопротивное многобожие идолов? Где скверные жертвоприношения эллинов? Где всемирное владычество дья­вола? «Древняя мимоидоша, се, быша вся нова» (2Кор. 5, 17); буква отступает, дух входит в силу, тень проходит, и наступает истина. Радуйся, ибо теперь разрешается грех первозданного Адама, разгоняется тьма прегрешений, оканчивается изгнание бла­женных душ из земного рая, даруется нам окончание страда­ний и сообщается благодать к стяжанию вечного блаженства. Сегодня Божество соединяется с человеком, человек — с Бо­гом, вера — с сердцем. И ты, преблагодатная Дева, обогатившая нас такой славой, прославившая нас такой честью, почтившая столькими дарованиями, обрати ныне, молим Тебя, Свой ми­лостивый взор на нас, смиренных и недостойных рабов Твоих, приносящих самих себя в чистую жертву. Правда, мы знаем, что ничто не смущает так Твою всесвятую душу, как приноси­мые Тебе похвальные песни; однако, чтобы мы не явились со­вершенно неблагодарными за беспредельные милости, кото­рыми Ты обогатила весь наш род, соблаговоли принять и наше приветствие по примеру ангельского «радуйся», которое сдела­лось началом всякой радости. Радуйся же, Богоневестная Ма­рия, багрянородная Царица ангелов. Радуйся, сребропозлащенный крин чистоты. Радуйся, благоцветнейший рай бла­женных сладостей. Радуйся, украшенная златом и багряницей храмина небесного чертога. Радуйся, как царское прозябение от корени Иессеева, родившаяся от бесплодного чрева и узрев­шая свет блаженства раньше света солнца, ставшая душой оби­тательницей неба раньше, чем телом — земли, дщерь предвеч­ного Отца ранее, чем — Иоакима и Анны, прежде чем вступить на землю, поправшая главу ядовитого дракона. Радуйся, див­ным образом зачатая в бесплодной утробе и воссиявшая во чреве матери как жемчужина в раковине. Ты родилась как утро, украшенная цветами небесных добродетелей; взошла как солнце, увенчанная лучами Божественной благодати. Радуйся, одна из всех жен удостоившаяся стать Матерью Единого Бога и содержать в чистом Своем чреве Того, Кто всемогущей дланью Своей содержит весь круг вселенной. «Радуйся» <…> но что же еще я скажу? Какой вития, хотя бы имел он в своих устах целый златострунный поток красноречия, может когда-либо изъяс­нить славу, в которую возвел Тебя Бог? Или благодатные дары, которыми одарило Тебя небо? Какой человеческий язык может исследовать величие, которым Всесвятой Дух украсил святую Твою душу? Так глубоко и непроходимо море Твоих похвал, в котором исчезает ум даже блаженных ангелов! Поэтому, благо­датная Дева, и я обхожу молчанием чудесные Твои доброде­тели, удивляясь им только в своем помышлении. И, припадая к пречистым стопам Твоим, прошу у Тебя только непобедимо­го Твоего предстательства, взываю к помощи и сохранению христолюбивого воинства, к изгнанию и истреблению бого­противного тирана. Доколе, Пречистая Дева, несчастный гре­ческий народ будет томиться в узах невыносимого рабства? Доколе его благородную выю будет попирать варвар фраки­ец? Доколе полумесяц будет господствовать в тех странах, где таинственное Солнце правды взошло в человеческом образе из Твоей освященной утробы? О, Дева, помяни, что в Элла­де раньше, чем где-либо, воссиял живоносный свет истин­ной веры; греческий народ первым отверз свои объятия и при­нял Божественное Евангелие Единородного Твоего Сына, первым признал тебя, истинную Матерь Богочеловека Слова, первым противостоял тирану, который тьмой пыток силился изгладить в сердцах верных Твое честное имя. Дал миру учите­лей, которые светом своего учения просветили помраченные помышлений людей. Он дал пастырей, которые пастырским жезлом изгнали из церковной ограды кровожадных волков. Дал делателей, которые плугом креста в поте лица возделыва­ли сердца и, посеяв Евангельское семя, пожали душу для не­бесной житницы. Он дал мучеников, своей кровью окрасив­ших багряницу Церкви. Молим Тебя, благосердная Мария, ра­ди приветствия радуйся, которое даровало нам радость, ради ангельского благовещения, которое стало началом нашего спа­сения, молим Тебя, даруй ему прежнюю честь, воздвигни его из праха рабства на престол царского достоинства, от уз — к скипетру, от пленения — к царству. И, если не преклоняют Те­бя на милость эти мольбы, пусть склонят Тебя эти горькие сле­зы, льющиеся из наших очей. Но если и они бессильны, пусть подвигнут Тебя голоса и мольбы святых Твоих, которые непре­станно взывают из стран несчастной Эллады: взывает Анд­рей с Крита, Спиридон — с Кипра, Игнатий — из Антиохии, Дионисий взывает из Афин, Поликарп — из Смирны, Екатери­на — из Александрии; зовет Златоуст из царствующего города и указывает Тебе на жестокое мучительство безбожных агарян. От Твоего крайнего благоутробия ожидают они избавления гре­ческому народу. Прими же, Всесвятая Дева, наши слезы. Даруй силы благочестивейшему нашему вождю венецианцев на чело-векоубийственных и кровожадных варваров, чтобы совершен­но угас свет луны и еще ярче засиял животворный луч таинст­венного Солнца, чтобы по всему миру распространилась сила Креста и всеми было прославляемо Твое святое имя с Отцом и Сыном и Святым Духом и ныне, и присно, и во веки. Аминь.

Похвальное слово на Вознесение Господне 

Придите, взойдем на гору Господню и в дом Бога Иаковля, и будем очевидцами славного Христова Вознесения. Возве­дем благоговейные взоры на треблаженную гору Елеонскую, где сегодня открывается чудесное зрелище боголепной славы и победоносно воскресший Иисус, неодолимый Победитель ада, являет блестящее торжество над смертью. Там лик апостолов, которые провожают сладчайшего Учителя, восходящего на не­беса; там чиноначалия умных сил, сопровождающие Царя сла­вы; там множество избавленных душ праведников, сопутствую­щих Божественному Избавителю. Здесь земная Матерь отпус­кает Богочеловека — Сына, совершившего многотрудное по­прище домостроительства о воплощении; там встречает Его Небесный Отец и, передав власть над небом и землей, спосаждает Его одесную Себя на небесных. Действительно, усердные слушатели, настоящее торжество блестяще и пресветло. Оно — глава всех праздников Церкви, венец всех тайн Христовых, за­вершение нашего спасения. Сегодня перед изгнанными чадами Евы отверзается вход в желанное отечество горнего Иерусали­ма; сегодня совершается восстановление нового Израиля в Небесном Царстве; сегодня падший подъемлется выше серафи­мов и тленное естество вдвойне удостаивается высочайшей че­сти: как через воплощение Бога Слова оно стало причастником Божественной природы, так через Его вознесение делается причастником Божественной славы. Итак, придите, взойдем на гору Господню, чтобы, созерцая там обстоятельства нынеш­него честного праздника, понять величие Божиих благодеяний и возвышение нашей природы.

Разрешив узы смерти и воскреснув из мертвых, Спаситель мира пребывал на земле еще сорок дней, часто являясь Своим ученикам и многими свидетельствами уверяя их в Своем слав­ном воскресении. Самое число дней сорок было не без таинст­венного значения: при первом, бессеменном рождении Его от Девы по истечении сорока дней Он был принесен родителями в храм и, как святой первенец, посвящен Богу по закону; и при чудесном Его воскресении из мертвых, которое есть пакибытие и как бы второе Его рождение, Он также по прошествии сорока дней восходит в преднебесный храм и, став перворожденным из мертвых, приносит в Себе Богу и Отцу святую и чистую челове­ческую природу, начаток всего нашего естества.

Когда эти дни окончились, Он извел учеников до Вифании на гору Елеон (место маслин, которые служат символом мира, приличествует Князю мира). Разлучившись с учениками, Он завещает им Свой вечный мир. Это было предуказано выраже­нием богодухновенного Захарии: «Се, дние Господни грядут… И станут нозе Его в день он на горе Елеонстей, яже есть прямо Иерусалиму» (14, 1-4). Здесь, силой Своих божественных слов отверзши ум учеников к разумению Писания, именно всего, что предрек о нем Святой Дух в законе Моисеевом, пророках и псалмах, повелев им возвестить всей твари Евангелие, т. е. ра-достнейшую весть об отпущении грехов и спасении, после то­го как утешил их в скорби о разлуке с Ним обетованием Отца, заповедав им ожидать в Иерусалиме, доколе не облекут­ся силой свыше, как бы в подтверждение Своих обетовании, подняв руки Свои, преподал им последнее владычное благо­словение.

Ученики не могли тогда оторвать своего взора от этого Боже­ственного лика, когда «зрящим им взятся, и облак подъят Его от очию их» (Деян. 1, 9). В этом облаке я вижу скрытым таинство, образ которого Илия Фесвитянин предузрел в том малом обла­ке, которое в виде тени человека подымалось с моря на небо. Из него затем полился обильный дождь, напоивший землю, жаж­давшую три с половиной года, и насытивший голодный народ плодами изобилия. Это и есть то чудесное облако, которое, воз­неся на небо прославленного Сына Человеческого, излило за­тем в дни Пятидесятницы обильный дождь Святого Духа. И без­водная и бесплодная земля, щедро Им орошенная, произвела благоухающие цветы христианских добродетелей, дала сторичный плод истинного учения и уплодоносила обилие божествен­ной проповеди, о которой, вероятно, пророчествовал царь-про­рок: «Дождь волен отлучиши, Боже, достоянию Твоему» (Пс.67, 10); «посетил еси землю и упоил еси ю… река Божия наполнися вод» (Пс.64,10). Я хотел бы прибавить, что это таинственное облако была тень Единосущного Духа, чувственно вознесшего Божест­венное Солнце от земного жительства в небесные области, как в Его жилище, чтобы оттуда Оно мысленно просвещало все не­бесное и земное невечерним светом Божественной славы.

Чудесное восшествие этого мысленного Солнца преобразовательно провидел Езекия, когда, с теплыми слезами моля о спасении от смертной опасности, увидел на солнечных часах радостное знамение исцеления, которое явил ему Бог через пророка Исайю: он видел, что солнце поднялось на десять сту­пеней, на которые раньше опустилось. И незаходимое Солнце правды, Сын Божий, со Своего Божественного достоинства со­шел по крайнему снисхождению на десять ступеней, когда пре­клонил небеса, преступил девять — девять чинов бесплотных; малым чем умаленный от ангелов, как говорит Павел, «зрак ра­ба приим, в подобии человечестем быв» (Фил. 2,7), и ступил на де­сятую ступень — в самый чин людей, паче человека смирив­шись на вольную страсть и смерть. Но Он, сойдя в дольние страны земли, в славном своем вознесении опять взошел на десять ступеней, став выше и человеков, и ангелов, «превыше», по тому же апостолу, «всякого началства и власти» (Еф. 1, 21), вознесенный одесную Бога Отца. «Изыдох от Отца», говорит Он Сам, «и приидох в мир: (и) паки оставляю мир и иду ко Отцу» (Ин.16,28); и в этом больному и омертвевшему человеческому роду Он дал радостное знамение спасения и вечной жизни. Поэтому Он и говорил: «Уне есть вам, да Аз иду; аще бо не иду Аз, Утешитель не приидет к вам» (Ин. 16, 7).

В этом состояла цель вочеловечившегося Бога Слова, это -конец домостроительства о воплощении. Поэтому Сын Божий стал сыном Человеческим, бесстрастный пострадал, бессмерт­ный умер, воскрес перворожденный из мертвых, чтобы под­нять падшего, прославить осужденного, обожить человеческое естество. Посмотрите, какая противоположность между не­навистью, возжженной дьяволом против нас, с одной стороны, и, с другой — любовью, которую явил нам Сын Божий. Тот позавидовал прежнему блаженству человеческой природы и изгнал ее из рая сладости; Сей эту же самую природу поднял выше неба и посадил на престоле Божественной славы. Тот не мог видеть,, что ей подчинено все земное; Сей покорил под ноги ее даже небесное. Тот превратил ее в пленницу смерти и греха; Сей сделал ее обитательницей неба, сопрестольной Божеству, облек в одежду блаженного бессмертия, удостоил поклонения от серафимов, восполнив потерю с бесконечным избытком, так что боголепным искусством льстец-дьявол был введен в заблуждение.

Славное вознесение Спасителя окончательно посрамило богопротивного и человеконенавистного денницу; он, как хитрый ловец, разложил по всему лицу земному пагубную сеть смерти, в которую, как птицы, попадали несчастные потомки осужденного Адама; а плененные их души держал в узах древ­него проклятия. И Богочеловек Иисус восхотел добровольной смертью отдаться в эти же самые сети; но, разорвав Своей божественной силой сети и разрушив узы, как великий орел, Он первый взлетел, воскресши тридневен; взлетели с Ним и освобожденные души праведных, воспевая победные песни с Давидом: «Сеть сокрушися, и мы избавлени быхом» (Пс. 123, 7). С другой стороны, как орел, желая своим малым, не умеющим летать птенцам показать непривычный для них воздушный путь, руководить ими, выступив вперед, точно так же воз­несшийся Господь вступает на непроходимую стезю неба, где еще не было видно следов человека, идя впереди, руководствуя, как юных птенцов, души праведных, — «яко орел», предузрел это Моисей, «простер криле Свои и прият» [птенцы Своя] (Втор. 32, 11); и действительно, «восшел еси на высоту, пленил еси плен» (Пс. 67,19). Таким образом, как падение первого Адама откры­ло наш вход в ад, так вознесение нового Адама отверзло нам восход на небеса. Имеем, говорит Павел, «дерзновение… входити во святая кровию Иисус Христовою, путем новым и живым, егоже обновил есть нам завесою, сиречь плотию Своею» (Евр. 10, 19-20).

Отступник враг трепещет и еще не может понять чудесного восхода на небо этого таинственного Орла во плоти. Если Соломон говорил, что для него не понятны три вещи: путь ко­рабля, плавающего в море, путь змия, ползущего по камням, и путь орла, летающего в небе, — то еще более уместно тот гор­дый ум мог бы сказать, что в домостроительстве воплощения Божественного Слова он совершенно не понимает трех тайн. Во-первых, как корабль идет по морским волнам и не оставля­ет за собой никакого следа, так и блаженнейшее тело Христово прошло неискусомужную утробу Девы и при бессеменном рож­дении не оставило и знака тления. Во-вторых, он не понимает пути змеи по камням, т. е. как то же самое тело, которое было погребено, заключено в новом гробе, иссеченном из камня, за­крыто великим камнем, лежавшим на двери гроба, при всем том вышло и, оставив как змея прежнюю одежду тления, вос­кресло от мертвых в новом одеянии нетления, не оставив ника­кого знака. В-третьих, он не понимает пути орла, парящего в небесах, т. е. как это самое тело восходит выше бестелесных, как земное проходит небеса, как человеческое сидит на престо­ле Божественного величия.

Но и сами блаженные ангелы не понимают славного возне­сения Спасителя во плоти. Поэтому ныне, видя восходящего Царя славы, они идут впереди приготовить Ему вход и говорят высшим чиноначальникам: «Возмише врата князи ваша, и возмитеся врата вечная» (Пс.23, 7); но, с другой стороны, видя, что Он восходит, облеченный в человеческое тело, к тому же отме­ченное знаками язв и обагренное чистой кровью, истекшей от Его ребра, недоумевают перед сим странным видением и спра­шивают: «Кто Сей пришедый от Едома?.. Почто червлены ризы Твоя..?» (Ис. 63, 1—2). Но это видимое предусмотрено домо­строительством, ибо человеколюбивый Владыка хочет явить и на небе знаки Своих страстей, неизгладимые свидетельства Его любви к нам и полной победы над миродержителем. Или луч­ше сказать, «подобаше пострадати Христу и внити в славу Свою» (Лк. 24, 26), чтобы мы узнали, что и мы должны узким путем страданий и горестей войти в Небесное Царство.

И во всяком случае, Христу надлежало вознестись в той же самой плоти, которую Он воспринял. Во-первых, чтобы быть ходатаем между Богом и людьми и, показывая Своему безна­чальному Отцу безгрешное тело, которое Он принес на кресте в чистую и нескверную жертву, умилостивить Его к нашим грехам. «Не в рукотворенная бо святая», говорит Павел, «вниде Христос. ..нов самое небо, ныне да явится лицу Божию о нас» (Евр. 9, 24); и Иоанн говорит: «Аще кто согрешит, ходатая имамы ко Отцу, Иисуса Христа Праведника» (1Ин. 2,1). Во-вторых, чтобы мы, крестившиеся в Христа и пожившие по заповедям Христа, имели незыблемую и прочную надежду на Воскресение и веч­ную славу во плоти; ибо если воскрес и прославился во плоти Христос, Который есть глава верных, то так же воскреснуть и прославиться во плоти подобает и верным, которые суть члены Христовы, дабы члены соответствовали главе. Поэтому Павел говорит: «Яков перстный, такови и перстнии; и яков небесный, тацы же и небеснш; и якоже облекохомся во образ перстнаго, да облечемся и во образ небесного» (1 Кор. 15, 48); и еще: «Крепкое утешение имамы прибегшие ятися за предлежащее упование, еже аки котву имамы души, тверду же и известку, и входящую во внутреннейшее завесы, идеже предтеча о нас вниде Иисус» (Евр. 6, 18-20). О, непонятное величие благодеяний Божиих! О, высшее нашей природы величие!

Но хотя наш Божественный Отец и Учитель и восшел от зем­ли на небо, однако не оставил нас сирых. Илия Фесвитянин, когда был взят на огненной колеснице, чтобы утешить своего ученика Елисея, оставил ему милоть. Подобным же образом вознесшийся человеколюбивый Господь в утешение оставил нам одеяние Своего Божества, в которое облекся при вочелове­чении, т. е. Свою блаженнейшую плоть в страшном таинстве божественной Евхаристии, чтобы быть неразлучно с нами; по­этому Он утешает нас, говоря: «Се, Аз с вами есмь во вся дни до скончания века» (Мф. 28, 20).

Бессмертный Женише душ наших, оттуда, где Ты одесную Отца воссел как Царь веков, ниспосли нам обетование Отчее, Святого Духа — неразрешимый союз любви, дабы мы были всегда причастниками божественной Твоей благодати, через достойное причащение пречистого Твоего тела и Крови, а на небе — быть всегда участниками божественной твоей славы через созерцание сладчайшего Твоего лика. Аминь.

Похвальное слово на Успение Богородицы

«Стала царица одесную Тебя в Офирском золоте» (Пс.44:10).

От наиболее живой и подобающий образ преставльшейся на небо Богоматери, начертанный Богодвижимой тростью царя-пророка. К созерцанию этого образа я приглашаю сего­дня вас, торжествующие собратья. Не воображайте себе обыч­ные печальные знаки смерти здесь, на земле, где предлежит мертвое тело, распростертое на одре, честно погребаемое свя­тыми апостолами, чудесно собранными со всех концов земли. В святейшей Деве все было сверхчеловеческое; только в этом Она показала, что принадлежит человеческой природе, ибо се­годня явилось, что Она тленной природы. Но и в этом обнару­жились преимущества божественной благодати: когда всенепорочная Мария зачала, Ее зачатие было бессеменно, когда роди­ла, рождение — нетленно, точно так же, когда Она умерла, Ее успение оказалось бессмертно.

Смерть (исключая вот эту) есть мучительница нашего рода, дочь проклятия и мать истления, содержащая в плену, в своем темном царстве наследие Адама. Но эта смерть есть или слад­кий сон, в котором всечистая Владычица восхотела как бы опо­чить немного при конце этой тленной жизни, чтобы начать путь нетленной; или чудесный порыв божественной любви, в которой эта блаженнейшая душа, стремясь поскорее достиг­нуть своего возлюбленного Божественного Сына, оставила на некоторое время своего спутника — тело; но и оно, так же под­нятое на херувимской колеснице, прошло тот же путь и, про­славленное, взошло на небо.

Посмотрите на гроб в Гефсимании, вы найдете его пустым, ибо гроб не может вместить Матерь Жизни, обиталище во­площенного Божества, обиталище, подобающее место кото­рому есть престол божественной славы. И Матерь Божия, предстоя одесную Царя Бога, сидит, как Царица небесных и земных, на таком престоле, превыше всякой твари. «Предста Царица одесную Тебе». Царица земных, ибо Ей после Бога Церковь верных приносит благоговейное почитание, к Ее пре­чистым стопам благочестивые цари повергают свои жезлы и венцы. Ее высокий престол окружают сонмы православных: кто молит об исцелении от болезни, кто об избавлении от опас­ности, этот просит утешения в печали, тот — помощи в бед­ствии; все просят милости от источника милости, и просящий получает, ищущий находит, ибо море благодатных даров не­исчерпаемо, источник благ неиссякаем. Она Царица небес­ных, Ее почитают, Ей поклоняются все чины бестелесных: ангелы почитают в Ней совершеннейшее зерцало чистоты, архангелы — многоценный ковчег божественных откровений, власти — всемогущую державу верных, силы — неодолимую сте­ну Церкви, начала — спасительное начало всемирного избав­ления, господства — высшую Госпожу всего, престолы — оду­шевленный престол Царя славы, херувимы — богомудрую тайноводительницу высшего ведения, серафимы — неугасающий светильник божественной чистейшей любви. Царица, Кото­рую приветствует Само трисиятельное Богоначалие: Святой Дух — невестную, Сын и Слово — неискусомужную Матерь, Бог Отец — возлюбленную Богоотроковицу. «Предста Царица одесную Тебе».

Прославленная Всецарица неба и земли «в ризах позлащенных одеяна преиспещрена», говорит Давид; т. е. боготканое одеяние Ее блаженства, которое облекает Ее, позлащено прекрасным сиянием неприступного света; преиспещрено, т. е. окрашено в раз­личные цвета. Иными словами, как в Деве, при Ее жизни на земле, были все разнообразные свойства добродетелей, так в Деве, преставльшейся на небо, сияют различные цвета боже­ственной славы.

Когда солнце достигает высшей точки неба, оно равномернс во все стороны разливает лучи света, но не все тела освещают­ся одинаково. Так как они бывают более или менее плотными то одни сильнее, другие слабее воспринимают отражение сол­нечного света. Чистые освещаются совершенно, прозрачные пропускают сквозь себя свет, а твердые и непроницаемые освещаются лишь настолько, чтобы быть видными. Но если случится солнцу бросить луч на чистое зеркало, то не только оно освещает его, но и само целиком как будто входит и заключается в него, так что зеркало кажется уже не стеклом, а самим светящим солнцем. Вот разница между зеркалом и прочими освещаемыми телами: все вообще тела воспринимают только свет солнца, а зеркало и воспринимает все самое солнце, и бросает от себя лучи, как солнце.

Точно так же незаходимое Солнце правды льет невечерний свет божественной славы равномерно на всех духов блаженных, но не все они просвещаются одинаково. Каждый получает свою меру божественного просвещения, по степени и в соответствии собственной чистоте. Так, иначе освящаются святые ангелы, которые суть невещественные духи, и иначе — люди, принадлежащие к более грубой природе; и опять, среди ангелов, иначе освящаются престолы и господства, престолы и херувимы, херувимы и серафимы; и среди людей существует такое же различие между пророками и апостолами, исповедни­ками и мучениками, между подвижниками и девственниками. Они все — звезды мысленной тверди, поэтому праведные сия­ют, как светила, по реченному: «звезда… от звезды разнствует во славе» (1Кор. 15, 41).

Всесвятая Дева среди всех блаженных есть совершенное зер­цало непорочности и чистоты, вся добра, вся непорочна, как называет Ее Дух Святой в Песни песней: «Вся добра еси, ближняя Моя, и порока несть в Тебе» (4,7), — несравненно чистейшая лю­дей и ангелов. Поэтому Солнце славы не только изливает на Нее свет блаженства, но даже входит в Нее, и таким образом заключается весь, весь этот многотекущий источник света, так что блаженный лик Пресвятой Девы бросает от себя лучи, как второе солнце славы, и усугубляет свет невечернего дня. Поймите разницу между тем блаженством, которым наслажда­ются все духи прочих праведников, и тем, которому радуется Богоматерь Мария; те отчасти воспринимают свет божествен­ной славы, а Сия воспринимает все Солнце славы. Те получили здесь благодать отчасти и по мере благодати наслаждаются там славой; Сия — там обиталище всей славы, как здесь была оби­телью всей благодати. Она была здесь, как назвал Ее архангел, благодатная, т. е. имела всю полноту божественной благодати. Это же говорит и богослов: «Каждому из избранных дана бла­годать отчасти, Деве — вся полнота благодати»; так же Она прославлена, т. е. имеет полноту божественной славы, как это провидел и Иезекииль. «Видех, и се, полн славы дом Господень» (44, 4). «Предста Царица одесную Тебе, в ризах позлащенных одеяна преиспещрена».

Наш ум, христиане, не может представить себе того яркого света, которым блистает в раю блаженная Дева; солнце и лу­на — темные вещи по сравнению с этой неизреченной красотой, созерцанием которой блаженные бесконечно наслаждаются. Какое прекрасное, светлое, божественное зрелище для очей серафимов! Его хотел видеть один юноша, благоговейный по­читатель Девы, и обратился к Ней с молитвой: «Мария, слад­чайшее имя, которое я чту и которому поклоняюсь после Бога всей любовью и благоговением моей души, ибо Ты ее утеше­ние и радость. Если я, смиренный Твой раб, обрел перед Тобой благодать, молю Тебя, окажи мне одну милость: среди многих благодеяний сподоби меня узреть Тебя такой, какая Ты в раю. Удостой меня этой милости, Приснодевственная Дщерь, удостой меня, Матерь. Я готов потерять око, если я Тебя узрю». Всечистая Владычица вняла молитве благоговейного Своего раба: ночью во сне явилась ему всесветлая, во всем том блеске славы, которым Она сияет на небе. Юноша про­снулся и, действительно, потерял глаз, но от радости, которую испытывал, так как удостоился зреть Царицу неба и земли, он совсем не пожалел, что потерял глаз. Даже более, он опять мо­лил, чтобы еще раз узреть Ее, соглашаясь на потерю другого оставшегося в целости глаза. Он опять удостоился зреть Ее. Но что же думаете, христиане? Может быть, он стал слеп на оба глаза? Всемилостивая Матерь Божия, явившись ему во вто­рой раз, не только не лишила его другого глаза, но возвратила ему и утраченный. Проснулся юноша с обоими здравыми гла­зами и, пораженный сугубой радостью, воздал Богоматери тысячи благодарений с обильными слезами благоговейного ликования.

Благодатная, славная Всецарица, от того обильного сияния божественного света, которым Ты наслаждаешься, предстоя одесную Единородного Своего Сына, ниспосли сюда, долу, на нас, благоговейных Твоих рабов, один блаженный луч, кото­рый был бы светом для нашего помраченного ума, пламенем -для холодной нашей воли, дабы мы видели путь Твоих божест­венных оправданий и ревностно шли по нему. После Бога мы от Тебя, Матери Божией и нашей, ожидаем спасения, от Тебя ждем побед кроткой власти, торжества благочестивым царям, утверждения Церкви, заступления для православного народа, заступления сему благоговеющему к Тебе граду (слово произнесено в Венеции), который предал себя Твоей непобедимой помощи. Ей, всесвятая Дева Мария, имя, обозначающее радость, утешение и торжество христиан, прими, как благоприятное кадило, пост и молитву, в Твою честь совершаемую нами в эти святые дни. И как здесь, в церкви, мы благоговейно лобызаем святую и чудотворную икону, так сподоби нас видеть и в раю этот блаженный Твой лик, чтобы мы поклонялись ему, прославляя Отца и Сына и Святого Духа в бесконечные веки. Аминь.

Похвальное слово на Рождество Богородицы (второе)

 «Кто эта, блистающая, как заря?» (Песн.6:10).

Ныне девственное торжество, девы, торжествуйте! Бого-матерняя слава — матери, прославьте! Богоотеческое весе­лие — родители, веселитесь! Всемирная радость — все в мире да радуется! Вы, небесного священноначалия огнезрачные чины, вы, сладкогласые соловьи рая, воспойте сегодня неумолчными песнями рождество Девы!

Радуйся ныне и ты, святейшая двоица, богоотцы Иоаким и Анна. Не всегда одинаков вид неба: то оно покрывает свое яс­ное чело темными тучами, то опять показывается золотистое и светлое. Велика поистине была ваша печаль, велик и глубок ваш стыд перед людьми. Но ведь «очи Господни на праведныя, и уши Его в молитву их» (Пс. 33, 16). Ваша молитва услышана: вот какой радости и чести вы сегодня удостоились! Радости, ибо у вас родилась Дщерь, Которая имеет соделаться обиталищем Божества и как солнце чистым престолом Царя славы; чести, ибо вы удостоились войти в сродство с Самим Богом. И тогда как раньше вас поносили как бесплодных и бездетных, теперь все почитают и уважают вас как родителей Богоматери и всечистой девственной Дщери. А Ты, новорожденная Дщерь, богомудрая Мария, Которая должна родить Божественное Слово безначального Отца, породи ныне слово в устах моих, чтобы я мог по достоинству восхвалить Тебя. Как некогда серафим взял щипцами уголь с жертвенника и, прикоснувшись к устам Исайи, очистил нечистый язык его, — «и послан бысть ко мне един от серафимов, и в руце своей имяше угль горящъ, егоже кле­щами взят от олтаря, и прикоснуся устном моим» (Ис.6,6—7), — так и Ты, клеще таинственная, носящая таинственный уголь, Спасителя мира, Который есть ипостасная Премудрость Отца, прикоснувшись к нечистым и скверным моим устам, умудри их, чтобы они могли сегодня из различных похвал сплести ве­нец, достойный пречистой главы Твоей. Ты, с треблаженной краткостью в одном единственном слове включившая все кра­соты витийства, чудесным Своим всемогуществом дай силу моему голосу и голос моему неразвитому языку, чтобы я мог беспрепятственно славить честное и святое Твое рождество. Недалекий по образованию и слабый по природе, я при всем том осмеливаюсь прославлять Тебя, надеясь на теплое Твое заступление.

Многочисленны и многообразны имена, которыми почтен­ное собрание церковных проповедников старается восхвалить приснодевственную Владычицу, желая изъяснить Ее великую славу. Один провозглашает Ее солнцем, потому что, увенчан­ная лучами божественной благодати, Она сияет ярче всех све­тил небесных. Другой называет Ее луной, потому что, вслед­ствие великого и чудесного Своего сияния, Она как Царица принимает поклонение от всего лика таинственных звезд. На­зывают Ее источником, ибо Она напаяет Церковь потоком небесных дарований. Именуют кипарисом, ибо в силу естест­венного Своего благоухания Она далека от всякого тления. Именуют крином, потому что не потеряла Она Своей чистой красоты, хотя и возросла посреди терний всеобщих горестей. Называют небом, ибо воссияла Солнце правды; именуют са­дом заключенным, куда сатанинский змий не дерзнул пролить смертоносного яда; раем, потому что процвела древо жизни; высокой горой святости, которую никогда не покрывал потоп грехов. Но ни одно из этих названий не приличествует Деве так, как то, каким называет Ее Дух Святой в Песни песней: утро, заря. «Кто Сия проницающая аки утро?» И действительно, как много сходства между Девой и зарей! Заря рождает лучезар­ное солнце, и при рождении его меркнут звезды, сладко поют птицы, тьма убегает, бледная луна от стыда скрывается, и начи­нается яркий день. Всечистая Мариам рождает таинственное Солнце, просвещающее всякого человека, грядущего в мир, и при рождении Его престает многобожие ложных идолов, уста святых праотцов не перестают богословски воспевать беско­нечное славословие, совершенно исчезают прикровенные об­разы ветхого закона, и нестройный лик неверных со стыдом укрывается под покровом молчания, и, таким образом, темная ночь неведения превращается в светлый день ведения, день воссоздания и спасения. «Кто Сия проницающая аки утро?» О, святая светоносная заря! Ты огнезрачный предтеча Солнца славы, прохладное веяние перед божественным светом, слад­чайший вестник счастливейшего дня! «Кто Сия проницающая аки утро?»

Но я удивляюсь и недоумеваю, как Святой Дух, ведущий все — прошедшее, настоящее и будущее, испытующий сердца и утробы, Дух, перед светом Которого все, самые сокровенные тайны становятся явными, как Он теперь вопрошает, как бы не зная, «кто Сия проницающая аки утро?» Кто эта, восходящая как заря? Он не узнает Той, Которую из всех женщин избрал Себе в невесту? Той, о Которой в Песни песней говорит: «Се, еси доб­ра, ближняя Моя, се, еси добра» (4, 1)? Я объясню вам это. Свя­щенное Писание повествует, что царь Саул, этот одушевлен­ный ад мести, из сильной любви к Давиду однажды облачил его в царские одежды, увенчал его золотой повязкой и возложил на него порфиру. Давид вышел из дворца, облеченный как царь, и люди, видя и не узнавая его, стали удивляться и спраши­вать друг друга, кто это такой? Кто этот нововенчанный царь? Кто этот украшенный порфирой человек? Вы сейчас поймете. Царь царей и Господь, Предвечный Отец премного возлюбил приснодевственную Владычицу, восхотел оказать Ей величай­шую честь, облачить Ее в Свои собственные ризы. Каково же одеяние Бога? Говорит об этом Давид: «Одеяйся светом яко ризою» (Пс. 103, 2); и Матфей: «Просветися лице Его яко солнце, ризы же Его дыша белы яко свет» (17,2). Значит, Дева, как Цари­ца, украшается светом, так что является одушевленным небом. «Предста Царица одесную Тебе, в ризах позлащенных». Об этом свидетельствует также Иоанн, этот высокопарящий орел бого­словия: «И знамение велиеявися на небеси: Жена облечена в солн­це, и луна под ногама Ея, и на главе Ея венец от звезд двоюнадесяте» (Откр. 12, 1). Лучезарная Царица исходит, так светло обле­ченная, и Дух Святой, видя Ее, чудесную и прекрасную, как бы удивляется и вопрошает: «Кто Сия проницающая?»Кто это вос­ходит, облеченная всеми дарами, украшенная всей красотой, сияющая всем благолепием мира? Кто это в Своих помыслах непоколебимая как земля; в девстве чистая как вода; в сердце тихая как воздух; в непорочной плоти легкая как огонь? «Кто Сия проницающая?»Кто это, имеющая благоговение ангелов, величие архангелов, честь начал, богопреданность престолов, как власть повелевающая, как господства господствующая, обладающая могуществом сил, ведением херувимов, любовью серафимов, почтенная всеми дарованиями Святой Троицы? Наконец, кто Сия — сочетание многообразных добродетелей, чудесное объединение всех благодатных даров? «Кто Сия прони­цающая аки утро?»

О, величие Девы, поражающее всяк язык; лабиринты, в ко­торых теряется всякий ум; глубина, в которой тонет человече­ское помышление! Если даже Дух Святой, видя величие Твое, Дева, как бы удивляется и поражается, что же могу сделать я, неученый и недаровитый? «Витии многовещанныя, яко рыбы без­гласны видим о Тебе, Богородице». Мы видим, что самые красно­речивые риторы смыкают уста свои и пребывают, как рыбы, безгласными, когда надлежит восхвалять Тебя. Что же буде! делать мой смиренный язык? Матеродевственная Дщерь, Ты знаешь хорошо, как я сказал, что вследствие слабости моей природы я недолго упражнял его в таких речах. А это малое слово, которое я ныне составил в Твою похвалу, служит знаком покорного благоговения к Тебе и почтительного послушания этим благороднейшим вельможам, повелевшим мне это. Но если чудесной силой, всегда врачующей немощная, Ты просве­тишь мой погруженный во тьму ум каким-нибудь лучом науче­ния, тогда поистине «прилъпш язык мой гортани моему, аще не помяну Тебе» (Пс. 136, 6). Египтяне имели древний обычай при восходе солнца кланяться ему в молчании, не будучи в силах восхвалить его в словах. Так и я поступлю сегодня, когда Ты рождаешься, избранная, как солнце, и так как ярким светом Своих дарований Ты ослепляешь мои умственные очи, я в мол­чании прохожу мимо чудесных Твоих добродетелей; знаю, что Твою душу ничто не смущает так, как звуки похвальных песен в Твою честь. Припадая к Твоим святым стопам, молю Тебя только о непобедимом предстательстве. Царица Небесная, укрепи в настоящей войне мышцу благочестивейшего нашего вождя венецианцев против супостатов. Ты, праведно носящая имя Путеводительницы, настави и проведи по доброму пути его благочестивые войска, даруя им всякую победу и торжест­во на агарян во славу Сына Твоего и Бога нашего. Се, Пресвя­тая Дево, «врази Твои возшумеша, и ненавидящий Тя воздвигоша главу. На люди Твоя лукавноваша волею, и совещаша на свяпгыя Твоя» (Пс. 82, 3-4). Не потерпи, всечистая Дева, чтобы оставал­ся в руках оскверненных людей тот всечестный гроб, в котором мертвым был погребен Живот мира; и как однажды Твой Сын, взяв в руки вервь, изгнал из святого храма продающих и купующих, сказав им: «Не творите дому Отца Моего дому купленаго» (Ин. 2, 16), — так и Ты, взяв в руки огнепалящие мол­нии праведного Твоего гнева, повергни их на головы тех, кто «оскверниша храм святый Твой, положиша Иерусалим яко овощ­ное хранилище» (Пс. 78, 1-2). Виждь, как отвергнут страх перед Сыном Твоим, разрушена простота, поругана скромность, утрачено благочестие, расстроен мир; царства лишены обла­стей, области — людей, люди — рассудка, рассудок — просве­щения от Бога, Бог лишен храмов, храмы — жертвенников, жертвенники остались без священников, священники — без своих принадлежностей. Всюду в мире грабительство и нече­стие. Поэтому божественной силой Твоей, чистая Дева, истре­би с лица земли этих кровожадных волков, чтобы Твоя святая паства пребывала всегда целой и невредимой. Приведшая в мир Свет мира, даруй свет свободы тем несчастным христиа­нам, которые находятся в стольких трудах и страданиях. Ей, Богородице Марие, «да возмется нечестивый, да не видит славы Господни» (Ис. 26, 10), и да всегда прославится имя Твое святое со Отцом и Сыном и Святым Духом во веки веков. Аминь.

Похвальное слово на Введение Богородицы (второе)

«Встав же Мария … с поспешностью пошла» (Лк.1:39).

Имя царя Соломона было славно и известно почти всем людям его времени. Весь мир тысячью уст и вселен­ная тысячью языков провозглашали его богозданным обитали­щем мудрости, самым чудесным и выдающимся созданием рук Вседержителя Бога. Царица Савская, сопутствуемая многочис­ленным войском, пожелала отправиться в Иерусалим, столи­цу Соломона, чтобы видеть какое-нибудь доказательство столь прославленной его мудрости и лучше удостовериться в том, что она услышала от стоустой молвы. Прибыв туда, она, чтобы обнаружить щедрость своей царственной души, подарила ему какие-то цветы, каких не было в царстве Соломона. В ответ на этот подарок она получила от него прекрасную книгу по астро­логии, из которой можно было узнать о наиболее сокровенных свойствах неба и звезд.

Как это событие преднаписует нынешний праздник! Мудрый Соломон — это Царь царствующих и Господь, Вседержитель Бог, бесконечная премудрость Которого излита на всем, земном и небесном, видимом и невидимом, — «вся премудростию сотворил еси» (Пс. 103, 24); поэтому пророк Давид говорит: «Во всю землю изыде вещание… и в концы вселенным глаголы» [Его] (Пс. 18,5). Ца­рица Савская — это Царица неба и земли, Владычица ангелов, Богоотроковица Мария, Которая ныне, встав, пошла, направ­ляясь из Своей страны, из отеческого дома, в сопровождении не вооруженных воинов, но священных дев. «Приведутся Царю девы въслед Ея»<…> «в веселии и радовании, введутся во храм царев» (Пс. 44,15-16). Она шествует в дом таинственного Соломона, в храм Божий, и здесь приносит Ему в дар цветы, т. е. человеческую плоть, которая как цветок увядает, — «человек, яко трава дние его, яко цвет селный, тако оцветет» (Пс. 102, 15). Этой плоти не бы­ло в Небесном Царстве Божием, так как на небе все невещест­венно и нетленно. В ответ Дева получает от Бога книгу Божест­венной благодати, через посредство которой легко входит на не­бо, в рай сладости. О, благословен час, в который входит в храм Божий Дева, ведущая нас к Божественной благодати! О, благо­датный день, в который Предвечный Отец принимает в Своем доме Свою Дщерь, Сын — Матерь, Дух Святой — Невесту! О, ра­достный праздник, в котором Иоаким и Анна веселятся, приво­дя в храм Дщерь, Которая сделается вместилищем Божества! Святое Святых украшается, чтобы принять Святейшую святых; небесное сорадуется земному, и весь мир таинственно торжест­вует. И как тогда, входя в храм Божий, Дева услышала целование и приветствие Захарии, так и мне подобает приветствовать Ее сегодня торжественным словом.

Но так как у меня, неопытного ученика, нет достаточной силы, я прибегну к Той, Которая, имея в будущем стать Мате­рью Слова, дарует устам моим слова для Ее же прославления. Итак, я говорю: «Днесь благоволения Божия предображение и человеков спасения проповедание; в храме Божием ясно Дева является и Христа всем предвозвещает, Той же и мы велеглас­но возопиим: «Радуйся, смотрения Зиждетелева исполне­ние»»!

«Воставши… Мариамъ иде».

Вот чистейшая голубица, идущая к ковчегу освящения, Ко­торая возвещает нам, что окончился потоп прародительского проклятия. Вот святейшая Невеста Святого Духа, идущая в чертог уготовать брак. Вот небесная Царица, Которая «в ризах позлащенных одеяна преиспещрена» шествует в храм Царя. Вот та­инственная стамна, вводимая во Святое Святых, чтобы при­нять манну. Как и подобает, краснейшие девы со светильника­ми сопровождают Матерь Света; праведно, чтобы с яркими, как звезды, свечами сопутствовали Той, Которая прекрасна как солнце, избрана как луна. Когда Дева шла на брак Всесвятого Духа, кто должен быть подругами невесты, как не свеченосные девы? О, как велика была, вероятно, радость родите­лей, Иоакима и Анны, когда они видели в своей юной дщери великую святость и в малом трехлетнем дитяте — все дарования Святой Троицы! О, сколько благодарственных песен исходило из уст обоих Богу за то, что Он даровал им Дщерь, Которая, как они прозревали, должна была стать святым сокровищем славы Божией и чистым престолом Царя славы! С каким ликованием души, вы думаете, Захария принял Богоотроковицу Марию! Он знал пророчество Духа Святого, что Она будет лествицей Иакова, по которой сойдет на землю Сын и Слово и взойдет на небо человек! Разумеется, только в этом и состояло последнее назначение Девы. А чтобы лучше понять это, слушайте внима­тельно. Слово Божие так сладко, что влечет к себе всякую чер­ствую душу. Поэтому Давид говорит: «Словеса Твоя… паче меда устом моим» (Пс. 118, 103), «та мя настависта, и введоста мя в гору святую Твою» (42, 3). Пророки и патриархи старались уси­ленными молитвами привлечь Сына Божия из храма неба в этот храм земли, чтобы Он избавил нас от рук дьявола; они взывали: «Седяй на херувимех, явися» (Пс. 79, 2); «доколе, Господи, забудеши [нас] до конца» (12, 2); «прииди во еже спасти нас» (79, 3). Но по грехам человеческого рода Бог не внимал им — «не бе гла­са, ни послушания» (3Цар. 18, 26). Наконец «воставши… Мариамъ ид»е. Приходит сегодня в храм Дева Мария и здесь изрекает: «Се, раба Господня; буди Мне по глаголу Твоему» (Лк. 1, 38). Привлека­ет с неба на землю Сына Божия. «И Слово плоть бысть и вселися в ны» (Ин. 1,14). Пророки, видя это небывалое чудо, венчают Ее священную голову венцом, составленным из звезд. «И знамение велие явися на небеси: Жена облечена в солнце, и луна под ногама Ея, и на главе Ея венец от звезд двоюнадесяте» (Откр. 12, 1). По­этому мы можем с полным правом сказать, что если Сын и Слово Божие снизошел и стал человеком, чтобы спасти чело­века, если мрак наших грехов разогнан, если нам дана благо­дать к стяжанию вечного блаженства, все это дарования ради Богоотроковицы Марии, Всечистой Девы. Что принесем Тебе, Всечистая Дщерь, в благодарность за Твои дары? Принести ли самих себя и свои души? Но они давно стали победным достоя­нием Твоего бесконечного милосердия. Сплести Тебе похвалу и славу? Да, да. Мы знаем, что ничто не смущает Твою всесвятую душу так, как звуки похвал в Твою честь. Но при всем том, дабы мы не явились совершенно неблагодарными, пусть уста ограничатся хотя бы словами. Радуйся, святейшее осенение Божества; радуйся, одушевленный образ Божий; радуйся, све­тозарный Предтеча Солнца славы; радуйся, прохладное веяние перед Божественным светом; радуйся, благодатная Вестница блаженнейшего дня. Ты — луна мысленной тверди по великому и чудесному сиянию святости принимающая, как Царица, по­клонение от лика всех жен. Ты — сад заключенный, куда сата­нинский змий не дерзнул пролить смертоносного своего яда. Ты высокая гора предопределения, которой не покрыл потоп греха. Ты — крин девства, который, хотя и вырос среди терний общего бедствия-, не потерял, однако, сребропозлащенной кра­соты. Ты багрянородная Царица неба, имеющая вестниками архангелов, писцами — евангелистов, спутниками — апостолов, рабами — бесплотных духов, вместо венца — звезды, вместо порфиры — солнце, вместо подножия — луну. Ты, наконец, трехлетняя отроковица, вступающая сегодня во Святое Свя­тых, чтобы уготовать Себя в обиталище Всецаря Бога. Припа­дая к Твоим пречистым стопам, молим Тебя мы, недостойные рабы Твои, будь нам прибежище и заступление. К Тебе, тихой пристани милосердия, мы приходим с горького моря мир­ских утех, чтобы найти упокоение душ наших. Мы, действи­тельно, зажгли молнии праведного гнева Сына Твоего. Угаси же их в море Твоего благоутробия! Конечно, мы исповедуем, что «вси уклонишася, вкупе неключими быша; несть творяй благостыню, несть до единого» (Пс. 13, 3), кто бы ходил по прямому пути заповедей Божиих. Ты, золотой светильник, как огнен­ный столп, введи нас в землю обетованную, землю благодати. Мы сухая бесплодная земля, произрастающая только терния грехов и плевелы соблазнов; но Ты, мысленное небо, на кото­ром взойдет мысленное Солнце, одожди благотворное излия­ние Твоих благодатных даров, чтобы мы принесли плоды, до­стойные Бога нашего. И так как многочисленные грехи лиша­ют нас дерзновения к нашему Владыке Христу, Ты, имеющая держать малого Младенца, умали Его избавить нас от геенны огненной и сподоби нас Небесного Его Царствия. Аминь.

 

Слова, произнесенные на итальянском языке

Слово о вере

«Господи! … скажи только слово, и выздоровеет слуга мой … Истинно говорю вам, и в Израиле не нашел Я такой веры» (Мф.8:8-10).

Вера, эта дщерь искупительных заслуг и матерь чудес Спаси­теля, является со свидетельством великого достоинства и награждается великим чудом в одном сотнике-воине, вырос­шем среди тьмы идолослужения. Великая в самом деле вера! Ибо если он верит только, что Иисус, иудей родом, основатель нового учения, мало уважаемый в Своем собственном племе­ни, может при всем этом исцелить больного его раба, то и это для язычника есть чрезвычайная вера. Но быть уверенным, что Он может исцелить его одним только словом, знать, что един­ственным словом Он вдруг исцелит его, — это уже поистине ве­ра христианина! Светлая вера, которую Спаситель награждает Своим удивлением — «Иисус… удивися; Своей похвалой — аминь глаголю вам: ни во израили толики веры обретох»; и Своим чудотворением: «и изцеле отрок его в той час» (Мф.8,13). Поэтому-то проповедники божественного слова, беседуя об этом предмете, обыкновенно предлагают веру сотника, как правило доброй веры, полагая, что вера, вызвавшая удивление Иисуса Христа, и есть та именно, которую должно принимать как пример, достойный подражания для христиан. Но Божественный Учи­тель, похваляя веру язычника, т. е. человека чуждого, облича­ет веру израильтян, Своего народа; и я, следуя Его примеру, вместо того чтобы указывать на веру сотника, как на образец веры, которую мы должны исповедовать, лучше противопос­тавлю ее той, которую мы действительно исповедуем, дабы она принесла нам пользу, не как образец, а как обличение. Сотник уверовал так совершенно, что был похвален Основателем веры. Я же выступаю, чтобы указать вам, что такое совершенная ве­ра. Исследуя нашу веру, я хочу открыть наши недостатки, что­бы возбудить наш стыд и повторить, с другой стороны, слова Христовы: «Ни во израили толики веры обретох». 

1. Когда предвечное Слово, сделавшись человеком, восприяло нашу природу и нашу нищету, Оно восхотело дать людям обра­зец, как право веровать и хорошо жить, чтобы открыть для них два пути к достижению вечной жизни — путь истины, познания истинного Бога, и путь святости, обнаружения всех добродете­лей. О первом Он Сам говорит в евангелии от Иоанна в беседе со Своим небесным Отцом: «Се, есть живот вечный, да знают Тебе единого истинного Бога, и Егоже послал еси Иисус Христа» (17, 3); т. е. вечная жизнь для людей заключается в том, чтобы они познали на небе Бога в Его собственном первообразе, существе и образе бытия (как Единого в Троице), чтобы в Еди­ном Боге Творце поклоняться Его всемогуществу и совершен­ствам; а на земле взирали бы на Его живой образ, на вопло­тившееся Слово, чтобы познать в Едином Боге Избавителе благость благодеяния Его. Относительно же второго пути апос­тол Павел уверяет, что Сын Божий облекся в нашу плоть, что­бы образовать из нас новую Церковь, новый народ. Церковь нескверную и непогрешимую, в которой нельзя было бы найти ни малейшего порока, — «да представит ю Себе славну Церковь, не имущу скверны, или порока» (Еф. 5, 27). Народ свободный от всякого недостатка, делающий все доброе, достойный Его веч­ной любви, — «да… очистит Себе люди избранны, ревнители доб­рым делом» (Тит. 2,14). Эта новая Церковь — наша, и этот новый народ — мы. Это новое правило нашего исповедания и жизни есть вера, которая поэтому, как говорят богословы, одновре­менно созерцательная и деятельная, ибо она есть как бы око нашего разума, чтобы видеть истину нашего вероучения, и как бы рука нашего сердца, чтобы исполнить святость нашего нравоучения. Мы должны иметь и то, и другое, чтобы обладать совершенной верой. Первое без второго мертво. Второе без первого слепо. И христианин, которому недостает того или другого, есть как бы больной, который от истощения сил не мо­жет ходить, или слепой, который, лишенный зрения, не видит куда двинуться. Одному недостает крепости, другому — руко­водства; и первый, и второй подвержены падению. Один — по слабости, другой — по слепоте.

Согласимся с этим и рассмотрим, есть ли между нами, хри­стианами, столько веры, сколько желал в нас ее Основатель и наш Учитель. О братья, поистине «ни во израили толики веры об­ретох». Не нахожу достаточно света познания в нашем уме, что­бы разуметь, во что мы веруем, ни достаточно теплой любви в сердце нашем, чтобы жить сообразно своей вере. Я знаю, что мы называем верой ту божественную ризу, в которую мы обле­каемся через таинство крещения. Но если говорить более точ­но, она есть только начало веры. Через нее младенец становит­ся христианином, но муж христианин с ней одной есть только по имени христианин.

Кроме веры, которая раздается по благодати, требуется еще другая, благоприобретенная, которая достигается изучением божественных истин и их практическим выполнением. Я не говорю теперь о любознательном прилежании, которого тре­буют человеческие науки, оно изгнано из училища Христова, в котором мы с почтительным уважением должны смирять наи­более благородную и гордую из наших сил, по слову апостола: «пленяюще всяк разум в послушание Христово» (2Кор. 10,5). Здесь, по словам Тертуллиана, «мы более не имеем нужды в любозна­тельности с рождением Христа — мы поучаемся через Еванге­лие». В раю, где все уже откровенно и более не таинственно, блаженство заключается не в вере, а в видении, — «узрим Его, якоже есть» (1Ин. 3, 2). Но в Церкви, в которой все таинствен­но и прикровенно, блаженство состоит в том, чтобы не видя ве­рить. «Блажени не видевший и веровавше» (Ин. 20, 29). Я говорю о назидательном изучении, которого требует божественная наука, равно отстоящем как от любопытства, так и от невежест­ва. Далеко от невежества, дабы мы искали наставления; дале­ко от любопытства, дабы не требовали вещественных доказа­тельств. Я желаю, чтобы мы свое зрение вручили вере, дабы мы имели заслугу верить лучше и смиреннее — видеть меньше. Но хочу также, чтобы мы получили это зрение не для любопытст­ва, не для того, чтобы узнать таинства веры, не для того, чтобы их исследовать, но чтобы познать ее нравственные положения и сделаться не мудрыми, а верующими. Наш Спаситель срав­нивает ее с сокровищем, скрытым в поле (см.: Мф. 13,44). Это, по Иоанну Златоусту, значит, что недостаточно только иметь ее, должно ее открыть, узнать, чтобы затем применять ее к делу нашего спасения. Но наш дух скорее отдается изучению всего другого, чем изучению нашей веры.

Учение века сего, положение политики, искусство барыша господствуют над всем нашим разумом, чтобы мы могли удов­летворить нашему сребролюбию, гордости и любознательно­сти. Мы все другое узнаем, исключая лишь то, что должны по­знать. Поэтому я вправе сказать вместе с пророком Осией: «Несть… ведения Божия на земли» (4,1) и с Христом: «Ни во израили толики веры обретох».

Две различные надписи можно видеть на жертвенниках Божества, почитаемого на земле. Одна — «ведомому Богу» — сре­ди евреев в Иудее; другая — «неведомому Богу» (Деян. 17, 23) -среди афинян в Элладе. Там читается: «ведом во Иудеи Бог» (Пс. 75, 2), ибо Он познан в стольких чудесах. Здесь — «неве­домому Богу», ибо Он не явился в свете истинной веры. Какую из этих двух надписей, вам кажется, более удобно начертать на наших жертвенниках, которые мы воздвигли так высоко на развалинах алтарей иудейских и языческих? Чтобы не утруж­дать вас, я сам скажу: надпись «неведомому Богу». Да, мы веруем в Бога, но никогда не подымаем глаз, не возводим их к небу, чтобы познать Его как должно, подивиться таинствам Его промышления, проникнуть в бездну Его премудрости, открыть чу­деса Его милосердия. «Неведомому Богу». Мы веруем в Иисуса Христа, родились и уже состарились в Его училище, но до сих пор не знаем ни чудес Его жизни, ни истины Его учения, ни заслуги Его страданий, ни пользы Его прославления. «Неведо­мому Богу». Мы живем в Его Церкви и не понимаем, что значит быть членом столь святого тела. Мы торжествуем Его празд­ники, но не понимаем их смысла. Мы подчиняемся Его зако­нам, не думая о Его премудрости; причащаемся Его тайн, не зная плодов их. Мы становимся свидетелями торжественных Ему служений, не проникая в таинственный их смысл. «Неведо­мому Богу».

Боже мой! Что мне пользы, что я родился в славный день, окруженный столь обильным светом, Твоими истинами, ни­спосланными Тобой мне для веры, если я в себе содержу мою тьму и мою ночь? Если невежество, добровольное и потому вменяемое, содержит скрытым сокровище святейшей веры, которую Ты мне даровал, как я могу воспользоваться плода­ми моего спасения? Дарованное мне Тобой оружие для борьбы с врагами наисовершеннейшего устройства, изготовлено Твоей премудростью в пламени Твоей любви. Оружие, давшее такие чудесные доказательства силы в руках стольких учителей, по­движников, мучеников. Оружие, совершившее столько чудес, которые по их многочисленности почти нельзя перечислить поименно, одно непрестанное совершение которых есть уже величайшее чудо. Оружие, которое достаточно только упо­требить в дело, чтобы одержать победу, ибо «сия есть победа, победившая мир, вера наша» (1 Ин. 5, 4).

Но что из этого? Я не надеюсь ни на какую пользу, ибо не привык пользоваться им, — яко «не обыкох» (1Цар. 17, 39), поис­тине могу сказать, как сказал Давид об оружии Саула. Однако если бы я даже имел все познание моей веры, чтобы право ве­ровать, но не применял ее к делу, чтобы хорошо жить, какая мне от того польза?

«Кая польза», говорит апостол Иаков, «аще веру глаголет кто имети, дел же [веры] не имать?» (Иак.2,14) Какая польза, по­вторяет Петр Дамиан, если кто верует по-кафолически, а жи­вет по-язычески? 

2. Это второй недостаток нашей веры. Чтобы хорошо понять его, должно подумать над тем, что я сказал выше, т. е. о том, что целью воплощения Божественного Слова было руководить человеческий род к вечной жизни и возвратить его на путь святости. Чтобы из небольшого количества персти Бог создал человека и из бесполезной твари сделал его наиболее совер­шенным созданием, нужно было только (пользуюсь выраже­ниями Священного Писания) небольшое воздействие Его рук и дуновение Его уст. Так мало! Но чтобы обыкновенного чело­века сделать христианином, понадобилось, чтобы Бог сошел с неба, смирил Себя, уничижился, пострадал и умер. Нужно бы­ло, чтобы Иисус Христос дал ему новое рождение в крещении, принял его, как брата, омыл его Своей кровью, оставил ему не­исчерпаемые сокровища в Своих заслугах, источники вечной благодати в Своих таинствах. Нужно было создать новый мир, основать новую Церковь, учредить в ней архиереев, священни­ков и проповедников, дабы наставлять этого человека в наибо­лее высоких делах любви. Бог, создавший одним Своим словом небо и землю, совершил, с другой стороны, столь великие чу­деса, чтобы создать христианина. Как вы думаете, чем дол­жен быть христианин? Бог хочет, чтобы он был славой вопло­щенного Слова, плодом Его страданий, предметом Его любви и наследником Егв блаженства. Это, братья, легко понять. Нам говорит об этом апостол Петр: «По звавшему вы святому, и сами святи во всем житии будите» (1Пет.1, 15). Он хочет именно, чтобы каждый христианин чувствовал в себе неустранимый долг быть святым. Поэтому закон Иисуса Христа, Который есть правило святости, требует в самом деле общества верующих без скверны и порока. «Церковь, не имущу скверны, или порока». Итак, ввиду того что этот закон святее всех прочих законов, он и требует для себя людей святее прочих, — «люди избранны, рев­нители добрым делом». Христианин, по собственному смыслу имени, означает человек более духовный, чем телесный, более небесный, чем земной, распявший в себе все мирское, об­леченный во Иисуса Христа, разумеется, не в одежду Иисуса Христа, а в Него Самого. Об этом апостол Павел сказал: «Елицы во Христа крестистеся, во Христа облекостеся» (Гал. 3, 27); зна­чит, он должен вести жизнь, столь похожую на жизнь Иисуса Христа, как будто в нем живет Сам Христос, чтобы он мог го­ворить вместе с апостолом: «Живу же не ктому аз, но живет во мне Христос» (Гал.2,20). Такова жизнь, приличествующая хри­стианину; ее от нас в этом мире требует вера Христова. И, одна­ко, если я испытаю нашу жизнь, я найду, что «ни во израили то­лики веры обретох». В делах наших я не нахожу святости, среди христиан не нахожу христианина, которого имеет в виду наш Спаситель. Наоборот, я нахожу сребролюбие иудея, блуд языч­ника, распущенность эпикурейца, скотское непотребство и зверское безумие. Нахожу убийство, месть, разбои, прелюбодейства — грехи, даже названий которых не знали древние хри­стиане, эти люди невинности и любви, не виноватые перед язычниками ни в чем, кроме разве своей веры. Странное дело! Новейшие христиане так похожи на язычников в их заблужде­ниях, как древние христиане превосходили всех языческих богов в добродетели. Таким образом, вся наша вера в конце концов ограничивается внешними делами веры, делами, ли­шенными всякой заслуги, которые совершаются скорее по привычке, чем из любви, которые имеют снаружи действитель­но изображение, как монета, но в веществе не имеют настоя­щей ценности. Поэтому мы сильно заблуждаемся, если надеем­ся с такой верой достигнуть вечного блаженства. В таком же за­блуждении был и нечестивый царь Валтасар, который, веруя, что чтимый в Вавилоне идол Вил есть живое божество, с него­дованием сказал Даниилу: «Не мнится ли ти Вил быти жив бог? Почто не покланяешися ему?» (Дан.14,6 и 4). О, не заблуждайся, царь, ответил с презрительной улыбкой добрый пророк: тот, кому ты кланяешься, конечно, есть не живой Бог, а бездушный идол без божества, без жизни и силы. Совне он имеет велико­лепную наружность, вследствие блеска покрывающего его ме­талла, но изнутри он — грязь и пыль. «И рече Даниил посмеявся: не прельщайся, царю! той бо внутрьуду прах есть, а внеуду медь» (14, 7). Мне обидно, что я должен сказать то же самое и о нас самих. О христиане, не будем заблуждаться, эта наша вера не есть вера живая, а лишь образ, даже мертвые останки веры. Она не имеет духа своего Основателя, не движется, не действует, лишь мнимо обнаруживается во внешнем действии, — на самом же деле она мертва, «ибо вера без дел мертва есть» (Иак. 2, 26). И мы, братья, нося только обличие христианства, похожи на тех лживых верующих, обличенных апостолом Павлом, которые на словах исповедали Бога, а на деле отрицали Его. «Бога исповеда­ют ведети, а делы отмешутся Его» (Тит. 1, 16). Как говорит свя­той Иероним: «Своим исповеданием свидетельствуют об од­ном, а поведением — о другом». Христиане, у коих вера и жизнь неравны и несогласны между собой, или, что еще хуже, греш­ники, облеченные в личину святости, и даже, может быть, не­кие демоны в ризах Иисуса Христа. Отвратительное зрелище, которое мы из себя представляем, являясь извне со столь пре­красной верой, а изнутри — с такой нечистой душой, по види­мости — со столькими святыми заслугами, а по существу — со столь развращенными деяниями. Это безобразное зрелище, по­вторяю, возбуждает в наших врагах смех, даже ругательства и поношения. Так, действительно, говорит и Сальвиан: «В нас Христос терпит поношения, в нас закон Христов поругается».

Вот главные недостатки нашей веры: недостаток относи­тельно разума в вере созерцательной, ибо мы не знаем, во что веруем; недостаток относительно сердца в вере деятельной, ибо мы не живем сообразно вере. Значит, наша вера очень не­совершенна и много ниже веры сотника, подобной которой Спаситель, как Он признает, не обрел в народе израильском, и я, как вам доказал, не нашел в христианском мире. «Ни во израили толики веры обретох».

Если первое излечение болезни заключается в ее распо­знании, то я могу на это надеяться относительно недостатков нашей веры, именно: я легко могу видеть исцеленными эти не­достатки, раз я их обнаружил во всей ясности. И по справедли­вости я могу на это надеяться, ибо по поводу веры язычника сотника я беседовал о вере перед христианским воинством, готовым славно пролить свою кровь в честь самого истинного из исповеданий и ради самого религиозного государства; а особенно, в твоем пресветлом присутствии, превосходительнейший господин (обращение к главнокомандующему Гримани), непобедимый защитник этой религии и величайший ум этого государства. Среди многочисленных до­бродетелей, которыми благоугодно было Богу украсить твою благородную душу, как образец всех добродетелей, особенно выдается благочестие, которое господствует в твоем уме и серд­це, чтобы научить тебя в совершенстве знать, во что веруешь, и жить согласно с тем, как веруешь. Эта добродетель держит ве­сы твоей справедливости, которая внушает любовь твоей сни­сходительности, движет руку твоего мужества, держит твою быстроту бодрственной и готовой к неустанному движению. Это величайшая слава веры, ее прекраснейшая надежда, совер­шаемая и защищаемая героем столь великого благочестия! Да, в тебе есть столько же силы, чтобы своим примером создавать добрых христиан, сколько в тебе умения делать счастливыми подданных твоего правительства!

Слово о любви к врагам

«Вы слышали, что сказано: люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего. А Я говорю вам: любите врагов ваших … благотворите ненавидящим вас» (Мф.5:43-44).

Если бы Ты, о Иисусе, простил мне это, я сказал бы Тебе, что не нужно более говорить людям об этой новой Твоей заповеди. К несчастью, доселе говорили о ней очень много, но это не привело ни к каким последствиям, разве только к той от­говорке, что исполнение ее невозможно, ибо она противоречит законам природы; или к дерзкому признанию, что ее никто не станет исполнять, ибо она идет вразрез с чувством самолюбия. Поэтому продолжать говорить таким существам, которые от­крыто признают себя неспособными к тому или непокорными, значило бы подвергать опасности и святость закона, и достоин­ство Законодателя. В мире теперь царствуют правила, противо­положные Твоим, никто вообще не принимает ничего, кроме мести, которую называют «благородной страстью великих душ». Ничто вообще так не порицается, как прощение врагов, которое называется «ничтожеством слабого духа». Лишить оскорбленного пагубного наслаждения удовлетворить своей мстительности считается величайшим беспорядком или край­ним простодушием.

«Любите враги ваша… добро творите ненавидящим вас». Гос­поди, если Ты так хочешь, чтобы люди любили друг друга, пусть по крайней мере будет исправлен закон, а прежде всего, пусть им будет заповедан более скромный род любви. Пусть они сначала приучатся любить тех, кто их любит, а затем уже -любить и ненавидящих. Пусть сперва привыкнут быть благо­дарными к благодетелям, чтобы потом научиться благотворить тем, кто им вредит. А то как же проповедовать любовь к врагам, когда и друзья не любят друг друга, даже братья, и те едва? Проповедовать воздаяние добром за оскорбления, когда хула­ми отплачивают за благодеяния? Ах, пусть люди станут снача­ла людьми, чтобы сделаться потом христианами! Пусть сначала поймут законы природы, чтобы затем узнать правила веры. Никогда, возлюбленные мои слушатели, не было так, как в этом веке, когда любовь сильно охладела или даже совершен­но угасла в людских сердцах! Тем не менее Иисус Христос хо­чет, чтобы говорили, проповедовали, повторяли вслух Его христианам: «Любите враги ваша… добро творите ненавидящим вас», — дабы было известно, как сильно хочет Он исполнения закона, который исключительно Ему принадлежит. Действи­тельно, в мире доселе не было слышно учения, более высокого или более благородного, учения, которое было достойно На­чальника, давшего его, и достойно подчиненного, который его принимает. Тот, Который должен научить совершенной любви, есть Богочеловек; тот, который должен приложить к делу эту совершенную любовь, есть человек христианин. Основываясь на этом, я решаюсь доказать вам, что и природа, и закон Христов единогласно требуют от нас принять эту заповедь любви к врагам. Природа желает ее, закон требует. Кто хо­чет быть человеком, должен выполнить ее по природе; кто хочет быть христианином, должен выполнить ее по закону. Это и составит две различные части моей беседы. 

1. Я не хочу теперь расследовать, как древние при помощи философии судили о человеческих страстях или как о них учат отцы Церкви на основании Священного Писания. Я хочу по­беседовать с вами о том, что мы чувствуем в себе самих, дабы понять, что наши страсти — это наши великие болезни, если выразиться помягче. Когда наша природа желает, боится или каким-нибудь иным образом приходит в возбуждение, она тог­да страдает, терпит, волнуется и выходит из того спокойствия, в котором, так сказать, и заключается ее здоровье. Представьте себе, как она волнуется, когда ею овладевает страсть, разру­шающая ее здоровье и вносящая смуту в ее чувства. Тогда она больна от смущения, ее вкус развращается, и она тогда желает более того, что нравится, чем того, что полезно. Она делает, что чувствует, а не то, что обязана делать. Ее движения буйны, рас­суждения безумны, ее жизнь — мучение. Представьте себе ее спокойную, в совершенной тишине духа, во внутреннем успо­коении сердца. Она тогда здорова, с правильными чувствами и упорядоченными желаниями, с разумом, который твердо на­правляет ее к правильности в суждениях и руководит твердыми шагами по пути к жизни, и эта жизнь есть всецело жизнь, ибо она — всецело тишина.

Но из всех страстей, до безумия ее волнующих, самая боль­шая — ненависть, особенно когда она сопровождается смерто­носными признаками мщения. О, что это за недуг! Это — возго­ревшаяся желчь, которая изнутри возбуждает дух, стесненный тысячами волнений, а извне обнаруживается на лице, искажен­ном от печали. Это — великая тяжесть уныния, которое падает на сердце, волнует и подавляет его. Это — возбужденность ду­ши, вызывающая самые страшные движения. Это — мрачный туман в уме, подымающий волнение пагубных помыслов; яд в крови, отравляющий всякое удовольствие, поджигающий и распаляющий жесткость. Лихорадка, то холодная в своих стра­хах, то пылкая в беспокойствах, иногда лукавая в своих кознях; болезнь, которую один мудрец назвал «злодейской страстью». Но вместе с этим мститель, ненавидя других, доходит до нена­висти к самому себе. Он чрезвычайно страдает от того, что не хочет ничего перенести. Он хочет отомстить своему врагу. Но в ущерб самому себе, ибо, когда захочет отомстить ему за свое оскорбление, он уже самой этой местью отомстил и сам себе.

Столь безумное возбуждение упоминается в Священном Писании под названием «духа лукавого», того самого демона, который некогда смущал царя Саула. «Дух Господень отступи от Саула, и давляше его дух лукавый» (Щар. 16, 14). Не было такого царя, который бы мечтал провести всю свою жизнь с большим спокойствием. Из низкого рода возведенный на еврейский пре­стол, любимый своими подданными, страшный для соседей, руководимый мудрыми советами своего министра-пророка, за­щищаемый всемогущей десницей Бога, шествовавшего во гла­ве его войск, #его ему оставалось еще делать, чтобы действи­тельно стать тем, что так трудно достижимо — царем, и царем счастливым? Он возненавидел Давида и захотел отомстить ему. Этого оказалось достаточно, чтобы сделать Саула самым несча­стным человеком. Из-за ада ядовитой зависти, которая снедает его сердце, из-за мрачных волнений, лишающих его покоя, пе­чальных тревог, заставляющих его оставить царский двор и бежать в пустыни, из-за безумного буйства, делающего его не­навистным для всего народа, как странно, он перестает быть царем и человеком! Одна только страсть — и она вдруг лишает его наслаждения, царства и жизни; одна страсть — «дух лука­вый», приходящий из ада, где только он и имеет силу, где толь­ко осужденным и позволено ненавидеть друг друга.

Но пусть возвращается спокойствие к смущенной природе. И это возвращенное как бы здоровье больному и спокойствие есть не иное что, как мир и любовь. То радостное успокоение, которое примиренный Саул получает от приятной игры арфы Давида, та блаженная тишина, в которой душа, свободная от приступов душевного возбуждения и от кипения желчных чувств, ощущает все наслаждение, спокойную жизнь; то есте­ственное состояние, в котором сам по себе находится человек, ибо он уже более не обезображен буйствами зверства, является только с видом человеколюбия. Поэтому я говорю, если при­роде свойственнее, так сказать, скорее любовь, чем ненависть, она должна быть более склонна к прощению из любви, чем к мести из ненависти. Итак, заповедь о любви к врагам не толь­ко не противна природе, но, наоборот, полезна для нее, ибо только ее спокойствие может сохранить ее в здоровье. Не вы­полнять такую заповедь, значило бы противиться своей приро­де и открыто признавать себя или неразумным, или даже не человеком.

Но скажут мне: «Вооружаться для мести, чтобы добиться удовлетворения за свое оскорбление, разве не естественное желание, не естественное удовольствие?» Если даже это удоволь­ствие, то все же желание больной природы, обуреваемой гос­подствующей страстью. И больной лихорадкой в жару припадка хочет воды, чтобы погасить свою пламенную жажду, но его желание беспорядочно, и то, чего он просит, есть для его здоровья яд, а не роса для его жара. Оно действительно удовольствие но удовольствие природы, насилуемой и волнуемой духом лукавым, а не руководимой разумной силой. И бесноватые иногда сильно желают броситься с обрыва или разодрать себе теле как о них говорит поговорка: «Смеются и уничтожают себя». И, однако, кровь дает себя чувствовать в жилах и даже вне жил, как кровь невинного первомученика, которая, правда, без жиз­ни, но не без чувства вопияла о мщении против жестокого братоубийцы. Бог так говорит Каину: «Глас крове брата твоего вопиет ко Мне от земли» (Быт. 4, 10). О, эта кровь должна быть очень грубой, иметь в себе больше персти, чем духа, если она кипит внизу, на земле и не поднимается на высоту благородст­ва. Кровь, вопиявшая об отмщении против Каина, не есть кровь Авеля в его последней предсмертной борьбе, которая бы вопияла в его жилах, эта кровь Авеля, уже умершего, во­пиющая от земли. Обратите свое внимание на слова Священ­ного Писания: «Глас крове брата твоего вопиет ко Мне от земли». Объясняя это, святитель Амвросий говорит: «Божественное Писание говорит это не без таинственного смысла, но чтобы мы поняли, что кровь, требующая мести, не есть уже кровь че­ловека; это — кровь, загрязненная, земляная, кровь от земли». И Платон говорит, что кто чем благороднее, тем меньше может гневаться. Это беснование, прибавляет сатирик, есть безумие худых людей, дерзость низменных душ, которые не осмелива­ются противиться движению или подавлять силу восставшей страсти. «Месть составляет наслаждение для души мелкой, бо­лезненной, ничтожной». Голос, вопиющий о мести, есть голос крови низменного порождения, порочного направления, «от земли».

Итак, природа, рассматриваемая в ее здравом состоянии и в благородстве, имеет чувства только любви и мира. Если она не­навидит, то от этого страдает и терпит. Если же любит — поко­ится и радуется. Возбужденная и обезумевшая, она не отлича­ется многим от природы зверей; умеренная и спокойная, она поистине природа человеческая. Нравственный философ Се­нека говорит: «Стремление вредить грязно, отвратительно и со­вершенно чуждо человека, благодеяния которого приручают даже диких зверей». Мы легко будем услышаны, когда пожела­ем испросить прощение за небрежение другими заповедями или наставлениями Евангелия, например, заповедью о посте, которым мы смиряем порывы нашей плоти; о милостыне, что­бы помочь бедному в нужде. Вполне понятно, что слабость на­шего сложения не может перенести тягостей воздержания. По­нятно, что многие неудобства нашего звания не позволяют нам уделять много времени молитве. Понятно, что наше малое со­стояние едва достает для нас самих. Но когда мы не желаем простить оскорбление, какое оправдание можно представить? Чего нам недостает, кроме доброго желания? Нет для этого нужды в большей силе или лучшем состоянии. Требуется толь­ко согласие наших уст с чувством нашего сердца. Мы на это созданы, ибо мы люди. Мы одной и той же природы, которой свойственна любовь. Боже мой, если бы даже Ты не дал закона о прощении врагов, то и тогда мы должны бы были создать его от себя, раз мир, единение, любовь есть успокоение, жизнь и блаженство для нашей природы!

Доселе я говорил только просто людям. Теперь хочу беседо­вать с христианами и повторяю: «Любите враги ваша… добро творите ненавидящим вас». Да, любите, люди, ибо этого требует сама природа ваша! Любите, христиане, ибо этого от вас требу­ет закон. Я как будто слышу, что говорит Христос Своим уче­никам: «Я знаю, что это закон природы — любить, если хотите быть любимыми другими. «Якоже хощете да творят вам человецы, и вы творите им такожде» (Лк. 6, 31). Я знаю, что закон Моисеев повелевает любить ближнего как самого себя: «Возлюбиши… ближняго своего яко сам себе» (Лк. 10, 27). Но Я хочу дать и тому, и другому закону полную законченность, хочу возвести их на высшую степень совершенства любви. Я требую нового вида любви — любви и к ненавидящим вас; нового вида при­знательности — воздавать добром за зло. «Аз же глаголю вам: лю­бите враги ваша… добро творите ненавидящим вас»». Не принад­лежит к числу людей тот, кто по естественному закону не лю­бит так, как желает быть любимым; не принадлежит к избран­ному народу Божию тот, кто по писаному закону не любит ближнего, как самого себя. Не ученик Христов тот, кто не лю­бит врага своего и не воздает добром за зло.

«Аз же глаголю вам». Узнаете ли, христиане, чей это голос? Это голос Бога, Который не с такой выразительностью говорил, когда был услышан всей природой, возникшей из глубины без­дны, ибо, чтобы исполнить планы высшей премудрости Своей в создании мира, «рече, и быша» (Пс. 148, 5). Это голос высочай­шего Господа всяческих, голос, услышанный на небесах всеми блаженными духами, на земле — всеми, даже бесчувственны­ми и бессмысленными тварями, в аде — всеми отступившими от Него демонами. Это — голос Отца щедрот, Которому мы по многочисленным причинам обязаны почитанием и всем своим сердцем. «Аз… глаголю». Он повелевает. И чтобы удалить страх от душ, чтобы мы с дерзновением приступили к исполнению дела, чтобы без отговорок подчинили этой великой заповеди тяготу нашего недовольства, усиливает заповедь собственным Своим примером. При всех Своих мучительных страданиях, когда бичевавшие раздирали Ему плоть, когда терновым венцом уязвляли Ему главу, когда заушениями и заплеваниями обезоб­раживали Ему лицо, когда смеялись и клеветали на Него, на­конец, до самого жестокого осуждения на крестную смерть, безвинный Сын Божий ничего не говорил, но был как тот без­гласный агнец, предреченный пророком Исайей, который с терпением и молчанием позволяет вести себя на заколение. Он заговорил лишь тогда, когда увидал, что вся природа, мраком и землетрясением выражая свое негодование, призывает с неба убийц молнии Божественного гнева. Тогда Он отверз Свои уста и стал молиться о прощении виновников Его смерти. Как сле­пое невежество Он оправдывает то, что было самым ужасным злодеянием. И в последнюю минуту жизни, которая должна была окончиться на кресте, Он вручает Своих врагов Тому же безначальному Отцу, Которому придает Свой дух: «Отче, в руце Твои предаю дух Мой» (Лк. 23, 46); «Отче, отпусти им, не ведят бо что творят» (Лк. 23, 34).

Больше того, Он не только прощает Своим оскорбителям, но и совершенно забывает об оскорблении. Едва прошло три дня, как Он воскрес, встретив около селения Эммаус двух из Своих учеников, которые, отдавшись глубокой печали, повест­вовали о многоскорбной Его кончине, Сам оказался как бы не знавшим о ней и чуждым. «Ты ли един пришлец еси во Иерусалим, и не уведел еси бывших в нем во дни сия»? (Лк. 24, 18) А Он, как человек ничего не знающий, отвечает им вопросом —»рече има: тих?» (Лк. 24, 19) Он более не помнит достойного слез пе­чального зрелища, предметом которого был Сам. И что еще более возбуждает в нас удивление, Спаситель, воскреснув, хо­тел сохранить открытыми раны на руках, пробитых гвоздями, и на боку, пронзенном копьем, как бесспорные доказательст­ва Своего славного Воскресения. Но в то время как на Своем богомужном теле Он носит все язвы, причиненные Ему же­стокостью, в памяти не хочет сохранить ни малейшего следа оскорблений, которые Он, если можно так выразиться, предал Божественному забвению. «Рече има: тих?»

Теперь, христианин, возведи свои очи на зрелище, к которо­му приглашает тебя блаженный Августин. «Внимай, — говорит он, — Господу, висящему на древе и говорящему: «Отпусти им». Взирай на Учителя, Который молится не столько о благослов­ляющих, сколько об убийцах Своих». Итак, искупленный кро­вью, которая молит о прощении, кровью, пролитой до послед­ней капли, — «внимай Господу». Ты, исцеленный ранами, кото­рые остались отверстыми не для того, чтобы служить зерцалом оскорблений и возбуждением к мести, а чтобы быть вечными образами славы и светлым начертанием Его святости, «взирай на Учителя». Внимай Господу, Который за предательство возда­ет целованием, за оскорбления — благословением, за страда­ния — прощением, за ненависть — любовью. Взирай на Учите­ля, Который, вися на кресте, молится за тех, кто пригвоздил Его к кресту; Который, чувствуя всю тяжесть болей, не знает об оскорбителях; Который, когда перестал терпеть, захотел, что­бы исчезло всякое воспоминание о страданиях Его; Который, имея в Своих ранах напоминание о страданиях, уже перестал помнить о том, что Он перенес. Поэтому, если тот человек ору­жием отнял жизнь у твоих близких, кознями злоумышляет против твоей; если своими клеветами уязвил самую чувстви­тельную сторону твоего сердца, грабежом лишил тебя послед­него твоего достояния, дал тебе много поводов ненавидеть его, а ты имеешь в руках всю возможность причинить ему вред, о, выслушай сначала, что приказывает тебе всевышний Господь твой. «Внимай Господу». Обрати внимание на то, что сделал Божественный твой Учитель в подобных обстоятельствах. «Взирай на Учителя». Послушай, послушай, а потом скажи самому себе: «Брат, я оскорблен, но я — человек и должен слушаться своего разума; ты мой враг, но так как ненависть к врагам есть вернейшее зеркало наших недостатков, то, взирая на тебя, я тем более должен гнушаться самого себя, поэтому мне должно скорее исправляться, чем мстить. Я оскорблен, но я в то же время и христианин, который должен повиноваться Евангелию. Ты мой враг, но на челе ты носишь черту руки Бога, создавшего тебя; в душе имеешь знак крови Бога, искупившего тебя. И то, и другое я должен чтить, чтобы не оскорбить Боже­ства. Каков бы ты ни был, Бог тебя любит. Бог хочет, чтобы и я любил тебя, и обещает любить меня постольку, поскольку я бу­ду любить тебя. Иди, я тебя поистине, а не лицемерно, про­щаю, не с затаенным желанием мести. Иисус Христос повеле­вает мне любить тебя — я повинуюсь Господу. Иисус Христос Сам прощал — и я взираю на Учителя. Если я не исполняю Его заповеди, если не следую Его примеру, я недостоин но­сить Его имя».

Действительно, недостоин называться христианином тот, кто не расположен к исполнению закона, который есть исклю­чительно закон Иисуса Христа и отличительная особенность христианства: «О сем разумеют вси, яко Мои ученицы есте, аще любовь имати между собою» (Ин. 13, 35). Беседуя об этом законе Тертуллиан говорит: «Сокровище христианина .есть это вели­чайшее таинство веры». Поэтому я так заключаю свое изложе­ние — одной короткой повестью. В римском амфитеатре, где обыкновенно насыщался кровопролитием не столько доходя­щий до исступления голод зверей, сколько жестокий нрав це­заря, вижу, как лев выходит на середину той великолепной зве­риной поступью, которую даровала ему природа, как царю чет­вероногих. Он волнуется, бьет себя хвостом по бедрам, рычит, пугает, возбуждает свой зверский дух, который кровавым пла­менем отсвечивается в его глазах, вытягивает когти, чтобы дать простор своей жестокости. Встретив себе противника в другом звере, раздраженный голодом и гневом, он прыгнул, достиг его, схватил когтями и был уже готов разорвать его. Но мгно­венно он оставляет свое зверство, сдерживает безумие, вбирает свои когти, перестал рвать и прелагает свою жестокость в кротость. Что же, по вашему мнению, вызвало такую странную перемену в столь ожесточенном льве? Поверите ли тому? Вид его господина, Августа Домициана, который в тот момент подоспел к зрелищу. По этому поводу даровитый Марциал по­этически воспел следующую песнь: «Как может голодный лев воздержаться, имея в когтях жертву? Дать врагу жизнь и предо­ставить свободу пленнику? Как он может? Но ведь он принад­лежит тебе, цезарь, и, даже будучи здесь, чувствует твою кро­тость и сам становится кротким. Говорят, что он твой; значит — он может». Да извинят христианскому проповеднику, что он пользуется этой наглой лестью римского поэта, ибо она очень подходит к данному случаю. Распятый мой Спаситель, поисти­не Бог христианский, как может христианин любить ненавидя­щего и благотворить обидчику? Как он может? Но ведь он так же Твой. Да, он Твой подданный, давший Тебе при святом кре­щении клятву в обычной верности. Он Твой ученик, наставлен­ный в училище истины, которое есть Твоя святая Церковь. Он Твой сын, через Твои раны возрожденный к лучшей жизни, и наследник божественного Твоего блаженства. Он Твой по всем основаниям законности, как созданный из ничего и как искупленный твоей кровью. «Говорят, что он Твой; значит — он мо­жет», даже обязан это сделать. Да, хотя бы даже озлобленный и оскорбленный, он должен научиться от тебя, Боже мой, чувст­вам любви. Чтобы иметь благодать быть Твоим, он должен непременно исполнять Твою заповедь и следовать Твоему примеру. «Говорят, что он Твой; значит — он должен».

Подумаем именно об этом. Любить врагов нас приглашает природа, которая этого хочет, обязует закон, приказывающий это. Мы не можем противиться голосу природы, если не хотим потерять человеческий образ. О, мы не можем преслушать по­веления нашего закона, если не желаем потерять черту христи­анства. Короче говоря, без любви мы не можем быть ни людь­ми, ни христианами. Это утверждает апостол Павел, и относи­тельно самого себя говоря: «Аще… любве… не имам, ничтоже есмь» (1Кор. 13, 2). Жестокая человеческая природа, ты восста­ешь на самое себя, если противишься такому закону. Закон бо­жеский, человеколюбивейший, ты не был бы божественным, если бы не был законом любви. Если любовь есть свойство че­ловечности, неужели людям так трудно стать человечными? Если прощение характерная особенность христианства, разве стыдно христианам исповедовать свою веру? Слепота, достой­ная слез! Люди считают чем-то великим воображаемую честь, какая заключается в ложном уважении этого мира, и ни во что не ставят царскую честь, состоящую в том, чтобы быть добрым человеком по естественному состоянию и добрым христиани­ном по чину веры.

Исполнение повелений Спасителя — дело трудное. Но за это великое дело Он Сам обещает нам и величайшую награду -признание сынами Божиими: «Любите враги ваша… да будете сынове Отца вашего» (Мф. 5,44-45). Великое Он заповедал, признает и блаженный Августин, но и великое обещал. Вы считае­те великим делом любить того, кто вас ненавидит? Да, «Он ве­ликое заповедал». Но не согласны ли вы с тем, что стать сына­ми Божиими также великая награда? Бесспорно, «Он великое обещал». Так если мы не хотим сделать это из любви к Христу, сделаем из любви к самим себе. Если нас не побуждает врож­денная естественная склонность или обязательность закона, пусть побудит надежда на награду. Пусть это будет не любовь, а желание пользы самому себе. Охотно исполним заповедь, что­бы без всякого сомнения достигнуть того, что нам обещано. 

2. Даже в то время когда ослепленные язычники чтили одновременно богов — Зевса-отцеубийцу и кровожадного Арея в Риме, господствовавшем над всем миром, по свидетельству Тита Ливия, сложилась поговорка «вражда смертна, но любовь не умирает», а в Афинах, в этом училище вселенной, возводи­лось в догмат самой возвышенной философии благородное презрение оскорблений. Там Август, высочайший из всех мо­нархов, самая жизнь которого подвергалась опасности, решил­ся отплатить Цинне за предательство — честью, а здесь Фокион, разумнейший из всей знати, невинно осужденный на смерть, приказывал и просил своего сына простить неблагодарному отечеству эту обиду: «Я тебе приказываю и вместе заклинаю не мстить афинянам». Нет более благородной мести, которую кто-нибудь мог бы оказать своему врагу, как презреть его, вме­сто того чтобы раздражать. Тогда было так.

Теперь дочитается Бог, Который ради любви стал человеком, умер ради любви даровал закон только о любви; и у поклонни­ков этого Бога любовь неизвестна, как чуждая, или пренебрежена, как неблагородная. Где вы, первые времена христианст­ва, светлые дни благодати, век святости, когда для христиан были тысячи гонителей, но ни одного из них не считали в серд­це врагом? Когда прощение почти не считалось заслугой, ибо славно было страдание? Когда быть христианином значило быть благородным? Послушайте, как говорит нам Назианзен языком дней тех: «То, что у других пригвождается к позорному столбу, у нас чтится; нечестивому охотно прощается все. Так мы великодушны и к порочности». О, нынешние христиане, это, так сказать, антиподы древних христиан. Не отрицаю, и в наши дни возможно какое-нибудь чудо. Таков поступок военачаль­ника, убитого своим служителем, тайным еретиком. Когда убийца, нанесший смертельную рану, был схвачен, умиравший военачальник велел привести его к себе и смог сказать только следующее: «Брат, дай мне руку, поразившую меня, и возьми мою, как знак любви. Я прощаю тебя; дарую тебе жизнь и сво­боду. Я не требую от тебя никакого удовлетворения. Хочу толь­ко узнать из-за чего ты меня убил, хотя, знаю, я всегда делал тебе добро». Взволнованный слуга отвечал: «Не из-за чего осо­бенного, а только из ревности к своей религии, которой я думаю оказать важную услугу, лишив жизни тебя». «Так ступай теперь, — повторил умирающий военачальник, — ступай и пойми, как нечестива твоя религия, научающая тебя убивать человека, оказавшего тебе столько благодеяний, и насколько хороша моя вера, повелевающая мне дарить жизнь тому, кто причинил мне смерть».

Такими признаками отличается истинная религия от лож­ной. Этот признак — чувства христианского милосердия; это -дух веры Иисуса Христа. Приведу мнение языческого писателя. Плиний-младший так говорит: «Я считаю добрейшим и чис­тейшим мужем того, кто прощает других, как будто и сам грешит каждый день, и кто таким образом воздерживается от греха, как будто никого не может прощать». Вот свойство чело­века по естеству и по благодати наиболее благородного, кото­рый прощает других, как будто это он сам грешит каждый день, и так далек от греха, как будто никого никогда не может про­щать. Пусть наше негодование направляется против наших же недостатков, и тогда оно всегда будет справедливым. По отно­шению к врагам обнаружим любовь и мир. Этого требует при­рода, повелевает закон. По естеству это должен сделать тот, кто хочет быть человеком; по закону должен сделать тот, кто хочет быть христианином. 

 

 Текст взят с сайта: http://ni-ka.com.ua

Оставьте комментарий